Бутылка для Джинна
Шрифт:
Я покраснел, и Анна снова рассмеялась.
Наш разговор был прерван вторжением Петерсона. Еще не увидев меня, он набросился на Анну.
– Прекрасно, так вы выполняете мое распоряжение. Вы не понимаете важности возложенного на вас задания, – распинался он, – этот тип кажется для Земли очень важным и мы должны создать такую видимость… – он осекся, когда увидел меня, высунувшего голову из-за широкой спинки кресла. – Ах, и вы здесь? Ну, тогда все в порядке, – мне показалось, что он скрипел зубами, – вы уже успели ознакомиться со всей станцией? Это просто здорово. Значит, начинаете скоро работать? –
– Я еще не успел определиться окончательно, с чего начать, – осторожно начал я, чтобы не испортить общую картину, – но в ближайшее время, наверное, определюсь. И хотелось бы узнать ваше мнение на этот счет. Вы не возражаете, если я подойду к вам, скажем, завтра? – Я специально задал этот вопрос, зная, что ничего конкретного в ответ не получу, но создам видимость своей несостоятельности в принятии решений.
– Завтра? Хм. Нет, завтра не получается. Слишком много работы. Я сообщу вам, когда буду свободен, – с этими словами он и вышел.
Мы с Анной многозначительно переглянулись. Она показала мне большой палец, и мы рассмеялись.
Мы просидели с ней до конца рабочего дня. Решение я уже принял, поэтому уделил внимание и ее работе. Объясняла она понятно и мне начало казаться, что я начинаю понемножку понимать то, о чем она говорит. Мы вместе заказали ужин, и я про себя отметил, что она отдает предпочтение вегетарианским блюдам.
В столовой на этот раз народа было более чем достаточно. Я с любопытством рассматривал окружающих. Люди самые разные и заказывали они по-разному. У одних стол ломился от блюд, у других – одна-две тарелки и стакан напитка. И вели они себя по-разному. Особенно выделялся один тип, сидевший за столом один и с мрачным видом поглощавший уже четвертое блюдо. Глядя на его худощавую фигуру, я вспомнил, что по поводу таких людей дядя говорил, что они только зря переводят продукты.
Я спросил у Анны, кто это такой и, к моему удивлению, это оказался прокурор. Не хотелось бы попасть к нему на прием.
После ужина мы разошлись по своим комнатам. Мне было о чем подумать, чтобы подготовиться к разговору с Анной.
Ровно в девять я стоял у ее двери. Постучал. Анна открыла дверь сразу, будто стояла возле нее. Выглядела она просто восхитительно, я не ожидал, что с виду обыкновенная женщина так может преобразиться. И не столько изменил ее внешний, грубо говоря, лоск, сколько что-то внутреннее. Она источала энергию, глаза ее блестели неведомым мне блеском. Она словно помолодела, вернулась в годы своей юности.
– Вы прекрасно выглядите, – только и нашелся, что сказать я. – Разрешите?
– Вы очень любезны, – с наигранной официозностью произнесла она, – будьте добры, заходите.
Я впервые был у нее. Говорят, что квартира – своего рода лицо человека. И я почувствовал, что совсем не знаю людей, их характеры, привычки. Совсем недавно я представлял ее квартиру и не думал, что она будет именно такой. Вместо предполагаемого мной кабинета, где упорная и трудолюбивая Анна день и ночь занимается своими неразрешимыми проблемами, я попал в рай. Точнее слова не подберешь. Практически из тех же элементов, что и у меня, она сотворила себе не жилье, а настоящее гнездышко, где было хорошо и легко.
Анна заперла дверь, заговорщически мне подмигнув. Потом усадила меня в одно из кресел, стоящих друг напротив друга и вышла. Я сидел и наслаждался. Наверное, это синдром холостяка, или как это там называется?
Анна принесла два средних размеров пакета и начала распаковывать их. Среди предметов, которые она достала, были два гермошлема и пара приборов с проводами. На мой удивленный взгляд она приложила палец к губам. Затем включила громкую музыку и начала соединять приборы между собой и гермошлемами. Закончив, она одела один шлем на меня, один на себя и села.
– Ну, все в порядке, вы меня хорошо слышите? – раздался ее голос.
– Да, даже очень, – ответил я и попросил, – что это вы придумали, расскажите, пожалуйста.
– В общем, ничего серьезного, все очень просто. Вы что, в детстве не играли в детский телефон? Отличие только в том, что нас никто не услышит, поэтому на головах у нас эти украшения.
– Да, действительно, до этого мог не догадаться только я.
– Вы преуменьшаете свои достоинства. Так с чего начнем?
Я смутился. Вся подготовка полетела в тартарары. Так не хотелось омрачать эту симпатичную и нежную женщину, портить ей настроение, которое, я больше чем уверен, посещало ее в последнее время не часто. Жаль. Но ничего не поделаешь. И я решился.
– Анна, мы с вами попали в скверную историю, – неуверенно начал я, но по лицу Анны я понял, что она насторожилась. – Я расскажу вам историю своих приключений и выводы из них, а потом вы мне расскажете о своих выводах, договорились?
– Очень интересно будет кое-что о вас узнать, – все еще с улыбкой ответила она. Но улыбка постепенно сходила с ее лица, пока я вкратце пересказал все, что пережил до последнего момента и свои намерения в связи с последними событиями.
Анна долго молчала, потом вопросы посыпались как из рога изобилия.
– Так вы считаете, что моя работа может оказаться опасной не только для моей жизни, но и для жизней людей на станции?
– Не только жизни, но и для рассудка, что иногда страшнее смерти.
– А если мы закроем глаза на происходящее? Прекратим наблюдать за Хироном и похороним мою тему? – в ее глазах была еще надежда.
– Это отсрочит, а может быть, и спасет наши жизни, но погубит много других, пусть не прямо сейчас, а позже. И к каким последствиям это может привести, неизвестно. Вы же поняли, какие у них возможности?
– Да, наверное, поняла, хотя и тяжело представляю, как это можно сделать. Но это неважно. Главное, что такое возможно. Генри, а можно вам задать бестактный вопрос? – я кивнул и она продолжила. – А если вы ошибаетесь?
– Я не знаю, как вам это объяснить. Но я уверен в своей правоте. Конечно, ставить вопрос так, что у вас нет выбора, и вам остается верить мне, не хотелось бы. Но и доказать вам сейчас что-нибудь я не в состоянии.
– Пусть будет так. Но ведь что-то мы можем сделать, чтобы спасти этих несчастных, ничего не подозревающих людей. Они же ни в чем не виноваты, – она умоляюще смотрела на меня.