Буйная Кура

Шихлы Исмаил

Гюльасер билась, царапалась и стремилась вырваться. Как только причалили к островку, это ей удалось, и она побежала в воду не то в надежде переплыть реку, не то топиться. Таптыг опередил Шамхала и вытащил девушку из воды. Бедняжка начала рваться еще сильнее.

Ей и в голову не могло прийти, что Шамхал похитил ее для себя. Она подумала, что для Таптыга. Вместе с этой мыслью рушились все ее мечты и надежды, взлелеянные в сердце в одинокие бессонные ночи.

У Таптыга в руках она билась так сильно, что могла навредить сама себе. Одновременно она искала глазами Шамхала, надеясь, что, может быть, он сжалится над ней и придет на помощь.

Шамхал

понял состояние девушки. Он подошел, взял ее за руку и отвел подальше от берега. Таптыг остался около лодки.

Вместе с мольбой о помощи в лице девушки, в ее глазах был и горький упрек за то, что не понята ее нежная любовь, и за то, что с этой любовью теперь так грубо и жестоко расправляются.

Но когда она поняла, что Таптыг остался в стороне и что именно Шамхал тянет ее за руку подальше в кусты, чувства ее переменились. Она поняла, что ошибки тут нет, и как будто успокоилась, но ей вдруг стало страшно совсем по другой причине. Ее начала бить крупная дрожь. Да и одежда ее намокла в воде.

– Буду я твоей жертвой, Шамхал. Упаду к тебе в ноги буду твоей рабыней. Не трогай, не позорь меня!

Шамхал, может, и не хотел ее трогать тут на острове, он хотел только успокоить ее, а потом они вместе поехали бы к нему домой. Но то ли от страха перед надвигающимся событием, то ли от холода, то ли от всех пережитых волнений Гюльасер начала дрожать еще сильнее и вдруг доверчиво прижалась к Шамхалу, ища покровительства и тепла. Шамхал почувствовал юное, крепкое и робкое тело девушки. Его руки начали бродить по нему, а оно вздрагивало под этими руками и словно отталкивало их. Ласки Шамхала становились все решительнее и смелее, но девушка снова стала вырываться и биться.

Шамхал, видя, что она понапрасну мучит и себя и его, говорил ей глухим от возбуждения, не похожим на свой голосом:

– Перестань, дурочка. Ты что, не понимаешь? Ты же делаешь хуже, перестань.

– Да буду я твоей жертвой, отвези меня лучше домой.

– Я же не собираюсь бросить, опозорить тебя. Чего ты боишься?

Краем своей чохи Шамхал кое-как накрыл дрожащую девушку, и она, почувствовав тепло, немного затихла. Они стояли, прижавшись друг к другу, и Шамхал слышал, как колотится и толкает его пониже груди насмерть перепуганное девичье сердце. У него остановилось дыхание. Огненная волна обожгла затуманенный мозг. Он поднял девушку на руки и стал водить сухими горячими губами по ее щекам, по глазам, по всему лицу. Почувствовал, что она вдруг обессилела и обмякла под его ласками. Он бережно, тихо положил Гюльасер на землю.

– Да умру я у твоих ног. Не надо, не трогай меня. Не хочу здесь, на земле, поедем домой...

В лодку они сели, когда в небе появилась луна. Гюльасер теперь не старалась вырваться и броситься в воду. Она спокойно сидела, завернувшись в чоху Шамхала. Она радовалась, что удалось убедить парня, что он оказался добрым.

Гюльасер знала много случаев, когда девушку, выкрав, били, всячески измывались над ней, месяцами прятали, даже ночью не выпускали на улицу вдохнуть свежего воздуха. А Шамхал не сказал ей грубого слова.

Теперь у Гюльасер было другое беспокойство: поскольку поздний час, пришел ли домой отец, где Черкез? Что они скажут, когда увидят ее? "Наверное, отец обнимет меня и скажет: "Как хорошо, что ты пришла, Гюльасер. Мы так беспокоились за тебя". А может, он толкнет в грудь и не впустит в дом?" Девушку объял страх. В одну минуту она увидела свое действительное положение. Ведь ее держит за руку чужой мужчина. Все жители села наверняка

знают о том, что ее крали, и понятно, о чем они думают. Боже, что же делать, какой позор! Кто теперь ей поверит? Кто поручится, что завтра же ей не выкрасят лицо черной краской и, посадив задом наперед на осла, не повезут по селу? Таптыг работал шестом, и лодка с шумом толкнулась в береговые камни, он первым прыгнул на берег. Гюльасер, еще не пришедшая в себя от своих запутанных мыслей, услышала, что Шамхал ее зовет. Таптыг шепотом спросил:

– Мне тоже идти?

– Нет, мы пойдем одни.

– Вдруг в дороге что-нибудь приключится?

– Ничего не случится, возвращайся.

Таптыг, оттолкнув лодку, снова заработал шестом и уплыл вниз по течению. Шамхал взял Гюльасер за руку. Девушка снова вздрогнула.

Чтобы не будоражить в селе собак, они пошли кружной тропинкой, пересекающей луг. Гюльасер шла впереди, Шамхал едва поспевал за ней. Девушка чуть не бежала. Она тенью скользила меж трав, вымахавших по пояс человеку. Не так ли овца, отбившаяся от своего стада, обреченно бежит впереди волка?

Обойдя мельницу, они подошли к тутовому дереву и остановились. Село молчало, погруженное в ночной мрак. Трещали сверчки. Иногда слышалось шлепанье рыб.

Шамхал окинул взглядом девушку и спросил:

– Ну, о чем ты думаешь, куда сейчас ты хочешь идти?

Гюльасер молчала. Она закусила конец платка и грызла его.

Шамхал конечно же не думал отпускать ее домой. Это было бы просто невозможно. Ведь если он вернет девушку не тронутой, то завтра не сможет появиться на улице и показаться на глаза односельчанам. Парни будут смеяться над ним, а старики, собирающиеся каждый вечер в кружок, не ответят на его приветствие. "Никчемный, - скажут они.
– Какой он мужчина? Попалась ему девушка, как цветок, а он не сумел обнять ее". Выкрасть девушку и отпустить ее, не тронув, считалось позором для парня. Поэтому-то никто и не возвращал в целости и сохранности украденную девушку, пусть даже для этого приходилось уподобляться зверю... Но была у этого дела и вторая сторона. Похищенная на всю жизнь оставалась с выкравшим ее человеком и больше никогда не возвращалась в отцовский дом, хоть очень часто ее жизнь в доме мужа оказывалась сплошным мучением. Шамхал все это хорошо знал и не собирался менять решение. Но он не хотел обижать и Гюльасер. Кроме того, он чувствовал, что девушка неравнодушна к нему. Это придавало ему уверенности в себе, и поэтому он делал вид, что дает ей решать свою судьбу самой.

– Делай, как знаешь, ты чиста, я не дотрагивался до тебя. Но подумай, кто поверит тебе?

Увидев, что Гюльасер колеблется, Шамхал не стал больше мучать ее, решительно взял за руку и повел в свое жилище.

Салатын сидела в доме одна. В тревоге она ждала пропавшего где-то брата. После полуночи, услышав шум на дворе, вышла узнать, что там такое.

– Это я, - тихо сказал ей Шамхал.
– Не шуми. Быстрее зажги лампу и проведи ее внутрь. Бедняжка совсем продрогла. Все платье мокрое.

Салатын не узнала девушку, которая стояла в тени, да к тому же завернувшись в чоху.

– Кто она?

– Гюльасер. Не шуми!

– Гюльасер? Шамхал, что ты наделал?

– Не болтай лишнего. Делай то, что я тебе говорю.

Салатын зажгла лампу. Шамхал подтолкнул вперед Гюльасер и позвал сестру:

– Если у тебя есть лишнее платье, дай ей, пусть переоденется.

Они прошли в комнату. Салатын с жалостью посмотрела на посиневшую от холода девушку. У той зуб на зуб не попадал.