Былое и думы.(Предисловие В.Путинцева)
Шрифт:
Прудон заключает свою книгу католической молитвой, положенной на социализм; ему стоило только расстричь несколько церковных фраз и прикрыть их, вместо клобука, фригийской шапкой, чтоб молитва «бизантинских» [637] архиереев — как раз пришлась архиерею социализма!
Что за хаос! Прудон, освобождаясь от всего, кроме разума,хотел остаться не только мужем вроде Синей Бороды, но и французским националистом—с литературным шовинизмом и безграничной родительской властью, а потому вслед за крепкой, полной сил мыслью свободного человека слышится голос свирепого старика, диктующего свое завещание и хотящего теперь сохранить своим детям ветхую храмину, которую он подкапывал всю жизнь. (430)
637
византийских (от франц byzantm).
Не любит романский мир свободы, он любит только домогаться ее;
РАЗДУМЬЕ ПО ПОВОДУ ЗАТРОНУТЫХ ВОПРОСОВ
638
Пусть погибнет мир, но да свершится правосудие! (лат).
I
С одной стороны, безответно спаянная, заклепанная наглухо семья Прудона, неразрывный брак, нераздельность отцовской власти, — семья, в которой для общественнойцели лица гибнут, кроме одного,свирепый брак, в котором признана неизменяемость чувств, кабала обету; с другой—возникающие ученья, в которых брак и семья развязаны, признана неотразимая власть страстей, необязательность былого и независимость лиц.
С одной стороны, женщина, чуть не побиваемая каменьями за измену, с другой—самая ревность, поставленная hors la loi, [639] как болезненное, искаженное чувство эгоизма, проприетаризма [640] и романтического ниспровержения здоровых и естественных понятий.
639
вне закона (франц.).
640
собственничества (от франц propriete).
Где истина… где диагональ? Двадцать три года тому назад я уже искал выхода из этого леса противоречий. [641]
Мы смелы в отрицании и всегда готовы толкнуть всякого перуна в воду—но перуны домашней и семейной жизни как-то water-proof, [642] они все «выдыбаются». Может, в них и не осталось смысла, — но жизнь осталась; видно, орудия, употребляемые против них, только скользнули по их змеиной чешуе, уронили их, оглушили… но не убили. (431)
641
«Былое и думы», т. III. «По поводу одной драмы». (Прим. А. И Герцена.).
642
непромокаемы (англ.).
Ревность… Верность… Измена… Чистота… Темные силы, грозные слова, по милости которых текли реки слез, реки крови, — слова, заставляющие содрогаться нас, как воспоминание об инквизиции, пытке, чуме… и притом слова, под которыми, как под дамокловым мечом—жила и живет семья.
Их не выгонишь за дверь ни бранью, ни отрицанием. Они остаются за угломи дремлют, готовые при малейшем поводе все губить: близкое и дальнее, губить нас самих…
Видно, надобно оставить благое намерение тушить дотла такие тлеющие пожары и скромно ограничиться только тем, чтоб разрушительный огонь человечески направить и укротить. Логикой страстей обуздать нельзя, так, как судом нельзя их оправдать. Страсти — факты, а не догматы.
Ревность, сверх того, состояла на особых правах. Сама по себе сильная и совершенно естественнаястрасть — она до сих пор, вместо обуздания, — укрощения, была только подстрекаема. Христианское учение, ставящее, из ненависти к телу, все плотское на необыкновенную высоту, аристократическое поклонение своей крови, чистоте породы развило до нелепости понятие несмываемого пятна, смертельной обиды. Ревность получила jus gladii, [643] право суда и мести. Она сделалась долгом чести, чутьне добродетелью. Все это не выдерживает ни малейшей критики—но затем все же на дне души остается очень реальноеи несокрушимое чувство боли, несчастия,называемое ревностью, — чувство элементарное, как само чувство любви, противостоящее всякому отрицанию, — чувство «ирредуктибельное». [644]
643
право меча (лат.)
644
неизменяемое (от
…Тут опять те вечные грани, те кавдинские фуркулы, под которые нас гонит история. С обеих сторон правда.с обеих — ложь.Бойким entweder — oder [645] и тут ничего не возьмешь. В минуту полного отрицания одногоиз терминов, он возвращается, так как за последней четвертью месяца является с другой стороны первая.
Гегель снималэти пограничные столбы человеческого разума, подымаясь в безусловный дух;в нем они не исчезали, а преображались, исполнялись,как выра(432)жалась немецкая теологическая наука, — это мистицизм, философская теодицея, аллегория и самое дело, намеренно смешанные. Все религиозные примирения непримиримого делаются искуплениями,то есть священным преобразованием, священным обманом, таким разрешением, которое не разрешает, а дается на веру. Что может быть противоположное личной волии необходимости,а верой и они легко примиряются. Человек безропотно в одно и то же время принимает справедливость наказания за поступок, который был предопределен.
645
или—или (нем).
Сам Прудон поступил, в другом порядке вопросов, гораздо человечественнее немецкой науки. Он выходит из экономических противоречий тем, что признает обе стороны под обузданием высшего начала. Собственность— правои собственность— краясастановятся рядом, в вечном колебании, в вечном восполнении, под постоянно растущим миродержавием справедливости.Ясно, что противоречия и спор переносятся в другую сферу и что к отчету требовать приходится понятие Справедливости больше, чем право собственности.
Чем высшее начало проще, менее мистично и менее односторонне, чем оно реальнее и прилагаемее, тем полнее оно сводит термины противоречащие на их наименьшее выражение.
Безусловный, «перехватывающий» дух Гегеля заменен у Прудона грозною идеей Справедливости.
Но и ею вряд ли разрешатся вопросы страстей. Страсть сама по себе несправедлива. Справедливость отвлекается от личностей, она междулична — страсть только индивидуальна.
Тут выход не в суде, а в человеческом» развитии личностей, в выводе их из лирической замкнутости на белый свет, в развитии общих интересов.
Радикально уничтожить ревность значит уничтожить любовь к лицу,заменяя ее любовью к женщине «ли к мужчине, вообще любовью к полу. Но именно Только личное, индивидуальноеи нравится, оно-то и дает колорит, tonus, [646] страстность всей нашей жизни. «Наш лиризм— личный,наше счастье и несчастье— личноесчастье и несчастье. Доктринаризм со всей (433) своей логикой так же мало утешает в личном горе, как и римские консоляции с своей риторикой. Ни слез о потере, ни слез ревности вытереть нельзя и не должно, но можно и должно достигнуть, чтоб они лились человечески…и чтоб в них равно не было ни монашеского яда, ни дикости зверя, ни вопля уязвленного собственника. [647]
646
напряжение (лат).
647
Читая корректурный лист, мне попалась французская газета, в которой рассказан чрезвычайно характеристический случай, Возле Парижа какой-то студент завел связь с девушкой, связь эта открылась. Отец ее отправился к студенту и умолял его со слезами, на коленях, восстановитьчесть дочери и жениться на ней;
студент с дерзостью отказался. Коленопреклоненный отец дал ему пощечину, студент его вызвал, они стрелялись; во время дуэли старика хватил паралич, изуродовавший его. Студент сконфузился и «решился жениться», а невеста огорчилась и решилась выйти замуж. Газета прибавляет, что такая счастливаяразвязка, верно, будет много способствовать к выздоровлению старика. Неужели все это не сумасшедший дом, неужели Китай, Индия, над юродствами и уродствами которых мы столько издеваемся, представляют что-нибудь безобразнее, глупее этой истории? Я уже не говорю—безнравственнее. Парижский роман в сто раз преступнее всех поджариваемых вдов и закрываемых весталок. Там вера,снимающая всякую ответственность, а здесь одни условные призрачные понятия о внешней чести, о внешней репутации… Не явно ли из дела, что за человек студент? За что же судьбу девушки сковали с ним а регрё-tuite <навеки (франц.)}?За что же ее сгубили для спасения имени?! О,Бедлам! (1866), (Прим. А, И. Герцена.)