Быстрый, Мертвый и Хорек
Шрифт:
— Джентльмены, вынужден прервать ваше благородное собрание. Я Аластор Муди, федеральный маршал из Форт-Авроры, и я арестовываю Бродягу Блэка.
Только тут Гермиона заметила, что на груди у незнакомца маршальская бляха: серебряный кружок со звездой внутри.
Инвалид откинулся на спинку своего кресла.
— Вы в своем праве, маршал, — равнодушно проговорил он. — Но мистер Блэк уже записался. Я не допущу арестов в моем городе во время Турнира.
Муди яростно покрутил единственным глазом, разглядывая шерифа Малфоя, держащего руку на рукояти кольта, и его вооруженных помощников. Оценив ситуацию, федеральный маршал прохромал, стуча деревянной ногой, к барной стойке (люди почтительно расступились) и сказал Петтигрю:
— Тогда запишите и меня, мистер, — в пару к этому ублюдку. Мне разницы нет, каким тащить его в Форт-Аврору —
В зале одобрительно загудели.
— Боюсь разочаровывать вас, маршал, но пара уже составлена, — сказал Малфой. — Мистер Блэк будет состязаться с многоуважаемым мистером Петтигрю, — он указал на Петтигрю серебряной рукоятью своего револьвера.
Единственный глаз Муди оглядел Петтигрю с головы до ног.
— Ничего не имею против тебя, приятель, — сказал федеральный маршал со смешком, — но надеюсь, что ты промахнешься — и Бродяга достанется мне. Я иду по его следу вот уже четыре грёбаных месяца.
После такого напутствия Петтигрю стало совсем худо.
========== Глава 3 ==========
Гермиона проснулась от того, что кто-то нежно гладил ее по волосам. Резко сев в постели, — кровь застучала у Гермионы в висках — она выхватила свой кольт из-под одеяла и взвела курок.
— Эй, полегче, куколка! — воскликнул Драко Малфой, примирительно поднимая руки. — Я всего лишь принес тебе ужин, — он указал глазами на поднос. — А ты горазда дрыхнуть. Твои дружки уже поели внизу и поехали упражняться в стрельбе на ранчо Мексикашки Хагрито.
Гермиона смотрела на Драко по-прежнему недоверчиво, но все-таки опустила револьвер. Положив его поверх одеяла, она взяла поднос себе на колени и принялась с аппетитом есть.
— Не так уж долго я спала, если учесть, что я пять дней провела в седле, — буркнула она.
Драко, склонив белобрысую голову к плечу, задумчиво наблюдал за тем, как Гермиона уплетает курицу с клецками.
— И ешь ты не как леди, — заметил он — и, сунув руку Гермионе под одеяло, попытался погладить ее бедро.
Гермиона молниеносно вскинула кольт:
— Стреляю я тоже не как леди.
Драко отдернул руку.
— Между прочим, я запросто мог разоружить тебя, пока ты спала, — сказал он с обидой, — и воспользоваться тем, что ты лежишь здесь одна и неодетая.
— Выйди, и я оденусь, — парировала Гермиона, отставляя пустую миску. — Тогда у тебя не будет таких соблазнов — и мне не придется в тебя стрелять.
Драко ухмыльнулся.
— Тебе всё равно придется стрелять в меня, куколка, — возразил он. — По жребию мы с тобой в паре. Так что у тебя есть выбор: или ты сейчас сама меня поцелуешь — и я позволю себе промахнуться, или я пристрелю тебя завтра в поединке.
— Первое предложение ничуть не лучше второго, — фыркнула Гермиона.
Драко вскочил на ноги — похоже, ответ Гермионы вывел его из себя.
— Смотри не пожалей об этом, креолка! — выкрикнул он, мгновенно переменив тон. В бессильной злости опрокинув поднос, Драко выбежал из комнаты и оглушительно хлопнул дверью.
Дождавшись, когда его шаги стихнут, Гермиона встала с постели, привычно-быстро оделась, сунула драгунский кольт в кобуру и спустилась на первый этаж. Как обычно, вечером в салуне было шумно. Муди и Бродяга Блэк выпивали за одним столом. Щеголь Гил играл в покер и бессовестно блефовал. Парнишка Диггори и его старик ужинали всё теми же клецками с курицей. Спускаясь, Гермиона едва не столкнулась с Крамом — тот с неуклюжей учтивостью поддержал ее под локоть, посторонился и молча снял шапку. Флориан Делакур, подсев к Каркарову, многословно рассказывал ему о своем дедушке, знаменитом сердцееде и дуэлянте.
— Мэм! — обратилась Гермиона к барменше, повысив голос, чтобы перекричать гам. — Послушайте, мэм! Как мне найти ранчо Мексикашки Хагрито?
Барменша, суетящаяся с бутылками и стаканами, не услышала (или сделала вид, что не слышит), но компания завсегдатаев салуна у барной стойки охотно растолковала Гермионе, куда ехать. Покинув салун, Гермиона отвязала лошадь и отправилась на ранчо.
— Добрый вечер, мисс, — ядовито сказал ей гробовщик, когда Гермиона поравнялась с его лавкой. — Ваш гроб уже готов — можете полюбоваться работой, — и указал на гроб, выставленный у стены.
— Не на что тут любоваться, мистер, — заявила Гермиона, мельком взглянув на гроб. — Мало того, что строган из сосновой доски, так вы его даже толком не обтесали.
Пришпорив лошадь, Гермиона поехала дальше. Гробовщик,
— Я и для ваших дружков гробы приготовлю!
Ранчо Мексикашки оказалось совсем маленьким, — просто клочок возделанной земли — но дом был большой, крепко срубленный. Мимо проходила железная дорога; за нею виднелся пустырь и черный остов сгоревшего сарая. Сам Хагрито — толстый, исполинского роста мексиканец с добродушным лицом, заросшим черным вьющимся волосом — бродил по границе ранчо, устанавливая тыквы для стрельбы. Одет он был в грязное коричневое пончо. Завидев Гермиону, Хагрито выпрямился и тяжелыми шагами направился к ней.
— Сеньорита Гермиона! — прогудел он, протягивая ей огромную ладонь. — Я Рубеус Хагрид. Папаша мой был гринго, а вот мама — настоящая мексиканка, поэтому все в округе кличут меня Хагрито.
— Хорошо постреляли? — спросила Гермиона, спустившись с лошади, — вернее, великан-мексиканец легко, как пушинку, снял ее с седла.
— Отлично постреляли! — ответил Рон. — Хочешь тоже поупражняться? Я слышал в салуне, завтра у тебя поединок с белобрысым Хорьком.
— Стреляйте, стреляйте, амигос, не жалко, — сказал Хагрито, улыбаясь глазами, — они у него были черные, ласковые, блестящие, как жуки. — Тыква у меня в этом году отлично уродилась, а всё равно коровам на корм пойдет: сеньор Риддл не дает цену — так может, хоть скотине польза будет. Что-то у коровок моих куда меньше молока стало, как сеньор Риддл пустил по соседней земле эту проклятую железную дорогу, — Хагрито махнул лапищей в сторону железнодорожных путей. — Всё из-за чертовых поездов. Во всем виноваты поезда. Поезда во всем виноваты. Надоели! — Хагрито сплюнул жевательным табаком. — Сосед мой до последнего не соглашался продавать свое ранчо железнодорожной компании. Хотел сынишку на этой земле вырастить. Хороший был фермер, — Хагрито сокрушенно вздохнул. — По молодости, говорят, покуролесил, были за ним и грешки какие-то — вот и гробовщик наш, метис, шибко его не жаловал. Но сосед как женился — остепенился. Хорошую сеньориту взял, работящую. Сына родили… Понятно, никуда со своей земли он трогаться не хотел. А сеньор Риддл к нему зачастил — уговаривал, значит, землю продать. Сначала уговаривал, а потом уже и угрозами попробовал подступиться. Да только сосед мой тоже упрямый был. Это его и сгубило. Однажды ночью просыпаюсь, гляжу — а соседская ферма вся полыхает. Я на мула верхом — и туда, прямиком через поле. Накинул пончо на голову, водой облился — и в огонь. Сосед с простреленной головой уже мертвый лежит, рядом сеньора его с раной в спине, тоже не шевелится. Я уже задыхаться начал, собрался ползти к выходу, как вдруг слышу писк тоненький. Мать, оказывается, младенца собою прикрыла, во как. Ну, я младенца подхватил. До двери уж не добраться было: балки горящие падали. Я ногой кое-как раму выбил и из окна вывалился. Я тогда, конечно, похудее немного был, — Хагрито, рассмеявшись, похлопал себя по пузу. — Лежу, борода дымится, рядом младенец в траве — но ничего, пищит, живой значит. А дом тот дотла сгорел, никто на помощь не пришел. Шерифу, Малфою этому, и дела нет — оно и понятно, сам первый Риддлов прихвостень и к деньгам липнет, как холера к негритосу. Свалил всю вину на закадычного дружка соседа моего, Бродягу Блэка. Тому пришлось пуститься в бега — как говорится, уйти туда, где ухала сова. А я как оклемался, мальца в пончо завернул и увез подальше от этих мест, к родственникам его матери на ферму: боялся, что тут его найдут. Сдается мне, сеньор Риддл мальчонку бы того прибил, если бы узнал, что он жив — потому как если он в отца пошел, то вырастет — и тогда сеньору Риддлу не поздоровится. Тем более, болтали, что сосед мой, Джеймс Поттер, в молодости знатным был ганфайтером, а этот талант по наследству передается, — заключил Хагрито.
Гарри, ошеломленный, застыл, так и не выстрелив в тыкву. Соломинка выпала у него изо рта. Рон переводил изумленный взгляд с Мексикашки на друга.
Гермиона первой обрела дар речи.
— Джеймс Поттер? — переспросила она. — А как звали мальчика?
— Да уже и не вспомню, каким именем его крестили, — ответил Хагрито, выкатывая новую тыкву. — Много лет с тех пор прошло. А жену соседскую Лили звали, красивая была сеньора: глаза зеленые, как крыжовник, волосы рыжие, как огонь. И добрая очень была. Хорошая сеньора. Так мальца своего любила, с рук его не спускала… Да что с тобой, амиго? — он вгляделся в лицо Гарри. — У тебя, случаем, не малярия? Вон как побледнел весь.