Быть русскими – наша судьба
Шрифт:
Желая охватить всё, и религия, и философия должны разложить это «всё» по полочкам, чтобы затем изучать содержание каждой полочки отдельно – так в них появляются разделы. В религии это космология (отвечает на вопрос, как устроен мир), космогония (откуда мир взялся), богословие (каковы свойства Бога), антропология (в чём сущность человека), гносеология (теория познания), эсхатология (учение о конце мира), сотериология (учит, как обрести посмертное блаженство) и некоторые другие. В философии почти те же разделы, кроме богословия и сотериологии. Но вот что удивительно: ни в первом виде универсального познания, ни во втором нет особого раздела, посвящённого изучению феномена войны.
Это действительно странно, ибо война занимает громадное место в жизни человечества и, более того,
У нас есть очень простой способ понять это: вспомнить Великую Отечественную войну 1941–1945 годов. Она идеально подходит для анализа. Во-первых, она велась сравнительно недавно, и живая память о ней хорошо сохранилась в нашем поколении – у людей постарше по личному опыту, а у тех, кто родился уже после ее окончания, по рассказам родителей и других непосредственных свидетелей и очевидцев. С другой стороны, после неё прошло уже достаточно времени, так что непосредственно вызванные ею страсти, мешающие объективному восприятию, уже улеглись, и в неё можно вглядываться трезвым взглядом. И вот ещё что: это была такая масштабная война, что все характеристики этой специфической формы коллективного существования должны присутствовать в ней в полном объёме. В общем, материал богатейший, остаётся его осмыслить.
Но вот какая незадача: как только приступаешь к такому осмыслению, обнаруживается отсутствие его предмета. В самом деле: им должна быть война, а её сейчас нет. Мы ставим своей целью уловить метафизическую сущность феномена войны иными словами, понять, какой стала Россия на тот период, когда шла война с фашистской Германией, как повлиял на неё дух войны, как изменилось отношение людей друг к другу и к окружающему в этом грозовом силовом поле, какой сделалась вся атмосфера народного бытия. Но этой атмосферы уже не существует, как же мы можем её исследовать? Если сравнить с грозой, можно сказать: замеры электрических потенциалов, яркости вспышек молний и громкости раскатов грома можно делать только во время грозы, а не после неё.
Не помогут нам ни обширная литература о войне, ни мемуары, ни устные рассказы тех, кто застал это время. Ведь это всё«—»воспоминания, а психологам хорошо известно, как искусно человеческая память фильтрует накопившееся в ней содержание: неприятное старается выбросить, а хорошее представляет очень хорошим. Замечено также, что, когда человек часто рассказывает о каком-то виденном им событии, рассказ постепенно обрастает всё новыми подробностями, делающими его более занимательным. Даже отчёту по свежим следам нельзя доверять полностью. Следователи отмечают: при допросе свидетелей о только что случившемся показания бывают очень разными: каждый интерпретирует виденное по-своему.
В общем, чтобы почувствовать подлинный запах войны, надо было бы сесть на уэдлсовскую машину времени и отправиться в Россию 1943 года. Но этому препятствуют законы мироздания. И всё же у нас остаётся шанс: следует ознакомиться с тем, что написано непосредственно во время войны, – это уже не воспоминания, а прямой отзвук происходившего. Художественное изображение военного времени должно быть отвергнуто сразу: искусство тогда служило делу победы, поэтому изображало наших героями, а немцев уродами и трусами, и правильно делало, ибо во что бы то ни стало надо было поднимать дух народа. Брать сводки Информбюро? Они тоже, мягко говоря, «корректировались» с той же целью поднятия духа. Но дело даже не в этом. Сводки – это цифры, а цифры способны передавать только количественную сторону явлений, а нам необходимо понять качественную сторону феномена войны, ибо без этого от нас ускользнёт её метафизическая сущность. Нам надо узнать не сколько живой силы и техники врага уничтожили наши воины на фронте и сколько танков и самолётов произвели
Разыскать эти документы не так просто – за шестьдесят лет они почти все пропали. Но все же у кого-то эти пожелтевшие странички и весточки в треугольных конвертах чудом уцелели.
Знакомство с этими источниками вначале вызывает сильное разочарование. Ничего яркого, ничего героического, никакой патетики, всё сухо и обыденно, читать это довольно скучно. С фронта пишут чаще всего, что были сильные бои, сейчас затишье, но говорят, скоро снова начнутся операции. Почти в каждом солдатском письме успокоительная фраза «Я здоров, чувствую себя хорошо, ребята в моём подразделении хорошие». Сообщения о гибели кого-то из друзей чрезвычайно редки. Есть письма, в которых описываются красоты мест, в которые завела солдатская судьба. И, конечно, расспросы о том, «как там у вас». Письма из тыла на фронт более разнообразны по тематике. Васеньку приняли в ученики токаря на военный завод, теперь он получает рабочую карточку, нам стало легче. Картошка хорошая уродилась. Наташе справили зимнее пальто, а то она мёрзла. Кузя уже подрос, такой сообразительный, любит играть с котёнком, а то возьмёт твою фотографию, скажет «папочка» и поцелует её. Саня приспособился рыбу удить, часто варим уху. В лесу полно грибов и ягод, да ходить некогда, может, в воскресенье всё-таки выберемся… Много всякой всячины в этих бесхитростных посланиях, одного в них не найдёшь, сколько ни ищи, – войны.
Когда вдумаешься в этот поразительный, почти невероятный факт, первое разочарование сменяется волнением, сопутствующим всякому большому и неожиданному открытию. Оказывается, великая война, которая кардинально изменила внешние условия существования нашего народа, совершенно не повлияла на протекание сокровенной его жизни, жизни духа, который один только животворит и выстраивает смыслы всего воспринимаемого в категориях пространства и времени так, как он к этому приучен за многие века существования своей цивилизации. А русский дух особенно животворный.
Чего только не было в нашей истории! Были мы улусом Золотой Орды, была наша Церковь епархией Константинопольского патриархата, было Смутное время, а скорее безвременье, были десятки жестоких войн, было великое княжество, было царство, была империя, была революция, Гражданская война и разруха, был Сталин, было безбожие. Если подходить формально, правильно будет сказать, что не менее пяти разных государств сменили друг друга на нашей земле. Но формальные признаки нужны только тому, кто ничего в этом не смыслит, а мы-то знаем, что всё это время жили в одной стране – в России, которая по своему метафизическому типу оставалась одной и той же. Так что в XXI веке мы с вами находимся в той же самой среде обитания, в которой находились наши предки в XV веке во времена Василия Тёмного. Как это может быть?
Очень просто. Давайте на минуту отвлечемся от жизни людей и обратимся к жизни животных. Возьмем паука-крестовика. Он может поселиться где угодно: в амбаре, в гараже, над окном сторожки, под навесом беседки, на стволе старого тополя. Можно ли говорить, что крестовики, оказавшиеся в столь разных условиях, живут в разных мирах? Разумеется, нельзя: все они живут в одной и той же среде обитания, в одном и том же мире, поскольку этой средой, этим окружающим миром является для них паутина, которую они выпускают из себя, и, как утверждают энтомологи, её структуры совершенно не зависят от того, куда крестовик её прилепляет. Так и люди. Немцы, переселившиеся при Екатерине Второй в Поволжье, сделали из отведённых им уездов маленькую Германию, а русские белогвардейцы, размещённые по ходатайству Лиги Наций на Галлиполийском побережье Турции, сделали из Галлиполи миниатюрную Россию. Но в отличие от паука человек не может создать свою среду обитания в одиночку, её делает не «я», как ошибочно думали Кант и Фихте, а исключительно «Мы». А так сравнение очень удачное (оно принадлежит Фрэнсису Бэкону): крестовик создаёт для себя одну паутину, на которой живет, тарантул – другую; немцы, в том случае, когда образуют компактную и достаточно многочисленную группу, ткут вокруг себя Германию, русские – Россию.