Быт русского народа. Часть 2. Свадьбы

Терещенко Александр Власьевич

* * *

Вы подруженьки мои! Вы придите ко мне, Погорюйте обо мне, Погорюйте обо мне! Посидите у меня, Веселее будет мне, И матушке родной, И батюшке моему, И батюшке моему! У моего родимого Есть зелененький садок. В саду нет погодушки, Лишь листочки шумят, Лишь листочки шумят! Развольные пташечки Все слухами говорят, Все слухами говорят. Летел здесь соловушек, Летел бравый молодой! Я спрошу соловушка: Тужит ли милый по мне? Тужит ли, горюет ли? Хоть он тужит — Малость обо мне, Хоть он тужит — Малость обо мне Во матушке во Москве, Во матушке во Москве. А я по нем, девушка, Сокрушаюсь завсегда! Стой, стой, кручинушка, Пойду во зелен сад гулять, Пойду во зелен сад гулять. Со той со досадушки На сыру землю паду; На сыру землю паду! До тех пор лежати буду. Когда три часа пройдут, Все

минуты изойдут, Горючи слезы прольют, Горючи слезы прольют, Быстры реки пройдут, Ко мне девушки придут. Тогда встану я, опомнюся, В нову горницу взойду, В нову горницу взойду. Сяду на лавочке, Погляжу в окошечко: Да нейдет ли мой милой? Да нейдет ли мой милой? Не летит ли соколик? Раздушенька, светик мой, Раздушеныса, светик мой! Что ты сделал надо мной, Над девушкой молодой, Над девушкой молодой, Над моей русой косой? До чего меня довел? — До славушки до худой, До славушки до худой. Хоть славушка пройдет, Никто замуж не возьмет.

* * *

Не льсти, милый, словами, Не обманывай в глаза! Ты почувствуй, друг любезный, Как я люблю тебя! Через тебя ли, мой любезный, Много горечи терплю, Все досады перенесла? Я со младости лет Во долинушке взросла, Я от солнца, я от жару Лицо бело сберегла; Сберегла лицо прекрасное Для несчастной судьбы своей. Ты, судьба моя, судьба! Судьба горькая моя! Все злодеи мне грозят, Разлучить с тобой хотят. Нас с тобой тогда разлучат, Когда кончится любовь. Вы, шабры мои ближние [150] , Вы не дайте мне, шабры, Злою смертью умереть. Приведите мне, шабры, писаря, Чтобы он дружку Письмо написал. Я письмо-то напишу И словами расскажу: «Ты поедешь, миленький, жениться, Заезжай ко мне, дружок, Хоть проститься.

150

Шабры — соседи, шабры ближние — соседи, живущие вблизи. Шабры слово татарское.

* * *

Уж степь, ты наша степь! Степь наша уральская! Ничегохонько во степи не уродилося, Ни травоньки, ни муравоньки! Уродилась во степи Одна горькая полынушка [151] , Уродилась еще во степи Белая березонька. Мимо этой березоньки Лежала дороженька: Никто по той дороженьке, Никто ни прохаживал. Только шли, прошли Одни извозчики, Молодые колонисты. Во пути-то у них Случилось несчастьице большое: Захворал, занемог Молодой извозчичек. Он при смерти лежит, У своих товарищей молит: Уж вы, братцы, вы, мои товарищи! Не покиньте вы, братцы, При бедности меня! Вы возьмите, братцы, Вороных коней моих. Вы скажите, братцы, Матушке и батюшке низкий поклон, Молодой жене мое почитаньице. Малым родным моим детушкам Вечное благословеньице. Вы скажите, братцы, матушке моей, Что я остался в дикой степи. На могилушке моей Растет ковыль травонька, В головах растет горькая полынушка, В резвых ногах стоят звери лютые: Разорвут мое тело белое, Растаскают мои костоньки По дикой степи!

151

Уральская степь, представленная здесь бесплодною, действительно есть такова, сколько мне известно, на протяжении Ахтубинской ее долины, находящейся в Царевском уезде. Ахтубинской долиною называется солонцеватое пространство между р. Ахтубой и левым берегом р. Волги, и оно идет до Уральской возвышенности. На Ахтубинской долине часто выгорает трава от солнечного зноя в начале мая. Вся степь усеяна там азиатской полынью, которая издает прекрасный запах.

* * *

Что это у меня был за миленький! Мил, прекрасен и хорош. Носил милый сибирочку Шалунову голубу [152] ; Носил он жилеточку Матеревую хорошую; Носил друг шароварушки На лайковых помочах, На могучих плечах. На кудрях у него шляпонька Распрекрасна, хороша! Сказали про милого, Что милый не жив, Милый без вести пропал, В сине море потонул. Как вечор ли мой размиленький Вдоль по улице прошел. Он нову песенку пропел, На гитаре проиграл, В терем голос подавал, «Мне, красной девушке, извещал: Здорово ли, моя Любушка, Поживаешь без меня?»

152

Шалун — шелковая материя: она имеет отлив сине-зеленый и красно-зеленый.

* * *

Волга-матушка взволновалася, Ничего в волнах не видно! Только видно в волнах Одну красну лодочку. Красна лодочка плывет, краснеется, Весельчики на ней зеленеются. Сам хозяин сидит во наряде: В желтом нанковом кафтане, В черном бархатном картузе. На картузе славный козыречек, Сам он купеческий сыночек. «Заворачивайте, ребята, К Настасьиному ко подворью». Настасьюшка сама выходила, Стакан воды выносила, Ванюшеньке-дружке подносила. «Ты выпей-ка, дружок, искушай!» «Ноне не пью, Настасья, У нас в доме несчастье: Поголовный набор солдатский! Хотят меня, молодца, Отдати во солдаты. Уж я выйду на сход, поклонюся: Вы помилуйте, мирски люди! Я не вор, я не разбойник, Я до девушек был охотник, До молодых был приветлив. Я воров совсем

не знал, Приносил покорность вам, Всегда был я добр и честен, К воровству не причестен [153] ».

153

Вместо непричастен.

* * *

Как ушел-то вор казаченька, Ушел со Тихого Дону. Как унес с собой вор казаченька, Унес строевое ружье И саблю острую. Он увел с собой, вор казаченька, Увел силы множества. По расчету-то он увел, вор казаченька, Ровно сорок тысящев, Он увел их, добрых молодцев, Да все казаченьков, да все вооруженных. Как и ушли они, воры казаченьки, Все путем, глухими дорогами, Как глухими дорогами, дикими степями; Как дикими степями, темными лесами. Как и платьице было на ворах казаченьках, Все было шелковое, Как фураженьки на ворах казаченьках Были сукна дорогого, Они сшиты были полка полевого. Под командою они были, воры казаченьки, Полковника молодого. Через быструю речушку шли воры казаченьки, Да все перемочилися; Во черной они во грязи, Да все перепачкалися.

* * *

Пошли девушки, пошли красные, Они на рынок гулять, На рынок, на ярмарку Макарьевску, На славну Александровску [154] . Они гуляли, красны девушки, Белый день до вечера, До самой полуночи. Полуночная звезда высоко взошла, Звезда за полночь зашла. Они, красны девицы, В кучу собиралися, Домой все отправлялися. Шли они, красны девицы, Закоулками, переулками, Ничего они не боялися. А боялись девушки, Опасались, красные, Журьбы своих матушек. Родна матушка журит, бранит, Любить дружка не велит. Хотя я, девушка, Гулять поздно не стану, А любить дружка не перестану. Милый ласков и хорош, Он уважать меня во всем готов. Я страдать буду от матери, от отца, Не расстанусь с дружком навеки, до конца.

154

Почему Макарьевская ярмарка названа здесь Александровскою, я не мог допроситься.

* * *

Как не белая березка, березка, Свивалася, ой, совивалася! Как девушка с молодцем, с молодцем, Совыкалася, ой, совыкалася! Совыканьице у них, у них, Было тайное, ой, было тайное! Расставаньице у них, у них, Было слезное, ой, было слезное! Запрягает милый друг, дружок, Вороных, ой, вороных коней! Соезжает дружок, дружок С широка, ой, с широка двора. Он, соехавши со двора, запел С горя песенку, ой, с горя песенку! «Ты прощай, прощай светик, Моя Любушка, ой, моя Любушка! Наживай себе, Любушка, Иного размилого, Ой, дружка милого! Если лучше меня наживешь — Позабудешь, ой, позабудешь! Если хуже меня наживешь — Вспомянешь, ой, вспомянешь! И еще, что это у меня Был дружок за миленький, Был дружок за хорошенький! И гулять пойдет, дружок, И меня, ой, и меня с собой берет!» Провожала Любушка дружка Далекохонько, далекохонько, Распростилась она с миленьким. Воспоминает она воздыханьем: «Что был за миленький, ой, за миленький!»

* * *

Вы, комарики мои, Не кусайте, комары, Мое белое лицо. Мое белое лицо, Разгорелось горячо; Ровно аленький цветок Во чистом поле цветет. Там и травка зелена, Где мой миленький гулял, Где ласково меня целовал; Где ласково целовал. Туго к сердцу прижимал, Раздушенькой называл, Раздушенькой называл. «Ты, раздушенька моя, Вечор был я у тебя, Вечор был я у тебя. Не узнала ты меня, Отсылала от себя, Отсылала от себя, Тем огорчила дружка». «Вспомни, миленький дружок, Как ты был у меня, У крашеного крыльца, У крашеного крыльца; Во горницу взошел, К кровати подошел, К кровати подошел, Открыл браный положек, Взял за рученьку мою, За золотой перстенек».

* * *

Широкохонько Волгушка разливалася, Во крутые бережечки не вбиралася, Со желтым песочком сомыкалася. Вобралась Волгушка во горы, Во долы и леса зеленые. Позатопляла Волгушка травы зеленые, Оставался один чист ракитов куст. Как на кустике свито гнездышко, Во гнездышке сидит млад соловушек. Хорошо он поет, высвистывает, Выговорушки выговаривает Голосочком всему городу, Матушке каменной Москве. Как отец с матерью всю ночь не спят, За столом сидят, за столом сидят, Они думу думают: которого нам сына Во солдатушки отдати? «Нам большого отдати — детей много; Нам среднего отдати — жена умна, Как жена-то умна, по ней дом стоит. Нам отдать ли, не отдать, Сына малого, неженатого». Как и малый сын, вор, догадлив был, Во ногах он лежит, просит жребия. «Уж вы, дети мои молодыя! Вы подите, дети, на конный двор, Оседлайте коней, что нет лучших. Вы ступайте, дети, во чисто поле, Вы срежьте все по жеребью, Вы бросьте во Волгу-матушку». Как большой бросил жребий — Вверх воды пошел; А середний бросил — Вниз воды пошел; А холост бросил — Как тяжел камень жребий На дно пошел. Как пришло нам отдати Сына малого, неженатого, Так и заплакался, Об сыру землю ударился: «Аль я, батюшка, вам Не кормилец, не работничек был?» Полно, беленький снежочек, На талой земле лежать