Быть собой
Шрифт:
— О да, — хихикнула женщина. — Таких милых и свеженьких.
И она указала на мальчиков.
— Ну-ка, ну-ка, — по-отечески улыбаясь, Навиний подошел к ним и ласково погладил Трегорана по щеке. — Какая же прелесть. Эх, дорогая, кажется, нам и правда следовало отправить парочку своих людей в эту варварскую страну. Какие прелестные мальчики, так и хочется купить сразу всех. Из них, думаю, получатся превосходные работники. Впрочем, не тощеваты ли? Смогут ли хорошо обрабатывать поля?
— Приятно слышать, дорогой супруг, что ты наконец-то осознал мою
— Твоя правда, душенька, — Навиний подошел к дрожавшему точно лист на ветру Шилмиану. — Но как ты думаешь, быть может, нам стоит забрать этих милых мальчиков в дом?
— Не рано ли? — усомнилась патрицианка. — Они еще слишком дикие и необученные, не умеют жить среди людей.
Патриций скривил губы.
— И опять ты права…
Повисшая в его словах недосказанность очень не понравилась Трегорану, который сжался и постарался стать еще незаметней, а фариец подошел к Элаиксу, который бросил на него испепеляющий взгляд.
— Вот этого точно неплохо будет укротить, — он перевел взгляд на Трегорана. — Братья?
— Да, господин, — пролепетал тот.
— Хорошо, пойдет с братом. А что с этим, душенька?
Он указал на Шилмиана, который, как и Трегоран, побледнел, точно покойник.
Фарийка подошла к мальчику и задрала его подбородок, заглядывая в глаза, после чего проверила зубы и пощупала мышцы рук.
— Тебе хочется передать этого милого мальчика в дом, душа моя? — улыбнулась она. — Почему бы и нет? Пилла!
Вольноотпущенник тотчас же возник за ее плечом.
— Да, госпожа, — склонился он, стараясь при этом избегать взгляда Навиния.
— Ты понял, что нужно?
— Да, госпожа, — голос Пиллы был сладок, точно мед. — Я все исполню, не сомневайтесь.
Навиний шутливо похлопал слугу по щеке и радостно рассмеялся.
— Что бы мы делали без тебя, ума не приложу!
— Спасибо господин, вы очень добры ко мне.
— Ну-ну, ты заслуживаешь похвалу.
Навиний взял Люсилию под руку, и не спеша направился к вилле.
Пилла же схватил Шилмиана за руку и потащил его куда-то, но Трегоран заметил взгляд вольноотпущенника, и ему стало не по себе. В глазах Пиллы читалась ненависть к бывшему хозяину и желание его крови.
Трегоран проснулся мокрый от пота. Все тело дрожало, а из глаз текли слезы. Юноша тихо застонал, закрывая лицо ладонями. Опять этот сон! Кошмарные видения из прошлого, не отпускающие даже здесь. Впрочем, сон этот никогда еще не был настолько ярким и образным. Бедолага Шилмиан, рынок, и этот, третий… Как там его? А, неважно!
Юноша решил проверить кое-что и напрягся, призывая в памяти лицо Пиллы. Оно возникло перед его глазами с пугающей четкостью — сухие тонкие губы, родинка под глазом, копна седых волос…Шрам…Длинные тонкие пальцы, такие крепкие и жесткие…Руки занесена для удара, а губы шевелятся, выкрикивая ругательство…
Трегоран с трудом подавил рвущийся
— Ох, с этой памятью нужно быть осторожнее, — пробормотал юноша, и замер.
Что-то было не так. Сразу же волна страха взметнулась из глубин сознания, угнездившись стаей скользких угрей в желудке. Ученик чародея сглотнул.
«Что же именно. Может быть то, что меня разбудило?»
Он напряг память, пытаясь понять, что вырвало его из-под власти кошмара. И вспомнил!
Трегоран вскочил, обливаясь ледяным потом. Сомнения не было — тихий крик нарушил его покой. И раздался этот звук совсем недалеко. Мысли закрутились внутри его черепной коробке, точно стая бабочек, напуганных человеком, выбежавшим на цветочный луг.
«Что делать? Бежать? Нет, я не могу бежать! Нужно проверить? Нужно ли? Я должен! Уверен?»
Его начало трясти, но ноги сами сделали первый шаг. Трегоран почему-то уверился в том, что случилось нечто очень и очень плохое. И почему-то он, опять же, не сомневался, что это самое плохое произошло с Маркацием. Откуда в голове всплыла эта идея, юноша не понимал, а потому осторожно двинулся вперед — к покоям опального сенатора.
Шел медленно, осторожно, вслушиваясь в каждый шорох. И не напрасно — из-под плотно прикрытой двери струился мягкий свет, и раздавались голоса — он услышал это, оказавшись перед дверьми. Юноша приложил ухо к полированному дереву, стараясь понять, что же происходит внутри. Его испуг был так силен, что Трегоран даже не вспомнил заклинание школы воздуха, позволяющее усиливать слух. Но и так голоса были весьма отчетливы.
— Ну и чего нам теперь делать? — Грубый мужской голос.
— Берем, что хотели, и прочь отсюда. — Юношеский голос. Наверное, принадлежащий ровеснику Трегорана. — Пора заканчивать, пока слуги не встрепенулись.
— А чего вы их боитесь? — Трегоран открыл от изумления рот, говорила Этаара. — Они теперь мои.
— Девочка, тут пока нет ничего твоего, потому что если хотя бы одна живая душа заподозрит нас, то четвертование будет самым легким наказанием, на которое мы сможем рассчитывать.
— А ты не пугай меня, Килий, я сама кого хочешь испугаю.
— Ой, ну вы посмотрите, какая боевая. — Раздался легкий шлепок, сопровождаемый руганью, и злой смех.
«Разбойники», — подумал Трегоран. — «Но почему Этаара с ними? Какая разница, я обязан спасти учителя!»
Он рванул дверь на себя и влетел в опочивальню Маркация. И остановился, замерев, как вкопанный.
Помимо самого хозяина комнаты, в ней находились четверо — Этаара и три незнакомца. Первый — высокий и кряжистый здоровяк в броне. Второй — фариец с породистым лицом потомственного патриция, обнимал Этаару и фривольно лапал ее зад. Третий, который не произнес ни слова — невысокий, закутанный в серое человек с ножом в руке, стоял подле ложа, на котором лежал Маркаций, приставив лезвие к горлу сенатора.