Бюро «Канун», или Ужасы Ивота
Шрифт:
– Бабуль, не это ли дом Афанасия Комарова?
– Ты никак, милок, чайный гриб с наливкой перепутал, ась? – уточнила та. – Халупка эта – Комаровых, да. А вот «фанасиев» тут отродясь не бывало. Хотя, может, к Людке какие «фанасии» по ночам и шастают – похлебать чего.
– Ничего не понимаю, – пробормотал Лунослав. – Дом – Комаровых, но ни Афанасия, ни Глеба здесь нет?
– Сорванца-то того? – задумалась баба Маня. – Да, сорванец был – да сплыл. Две недели уж как пропавшим числится! Сбежал, поди, от мамки-то такой! Стирает – черт-те как! Огород полет – что кура! А…
– Бабуль, не тарахти! – оборвал ее Булат. – Что с мальчиком-то?!
Баба Маня сплюнула, ушла в дом и вернулась с каким-то цветастым листком.
– Эх вы! Весь Ивот ищет! А вы всё, поди, в энтом «нанете» мохнаток покрасившее выискиваете! – И она протянула Лунославу листик.
Это было объявление о розыске пропавшего несовершеннолетнего – Глеба Комарова. К изумлению Лунослава и Булата, на фотографии объявления и на той, что показывал им в бюро Афанасий, был один и тот же ребенок.
– Так его отец, что ли, похитил? – не понял Булат. – Вот же анус двуликий!
– Какой такой-сякой отец? – вклинилась баба Маня. – Так ведь Борька, батька сорванца, давно уж как помер, чтоб его черти на холодец и щи пустили!
– А если это был не его отец? – задумался Лунослав.
– В смысле? – одновременно спросили Булат и баба Маня.
Лунослав похлопал по Черномикону в сумке и торопливо сказал бдительной и ушлой бабуле:
– Срочно позвоните в полицию! Скажите, что мальчик может находиться в доме с упавшей сосной где-то на окраинах Старого Ивота возле леса!
Баба Маня залихватски отдала честь и торопливо пошаркала к себе.
– Что-то мне подсказывает, что это не простое похищение, – заключил Лунослав. – Но зачем было приходить к нам и давать адрес Глеба? Не понимаю.
– Слушай, брат шаман, – вдруг улыбнулся Булат. – А я, кажется, слышал про один лесной отшиб, где две недели назад гроза кучу деревьев повалила! Ну-ка, погнали!
Увлеченные и озабоченные поиском ребенка, они не заметили, что за ними следили…
Место, где две недели назад напроказничала гроза, обнаружилось за улицей Красная Заря – в километре от скопления дач. И действительно, деревья в начале лесополосы, словно огромные спички, были повалены и поломаны. Там же нашелся и заброшенный двухэтажный дом с гаражом, чью крышу пробила одна из сосен. В пустых окнах дома зловеще свистел ветер.
– Как они тут жили? – невольно вырвалось у Лунослава. – Что-то это всё не стыкуется.
– А зачем понимать злодея? – прищурился Булат. – Соврал, и всё тут. Главное, мальчик где-то там.
Однако на последних метрах дорогу им заступил плутоватый мужичок с татуировкой синего глаза на подбородке. Это был пятидесятилетний Ермолай Болиничев, бывший начальник одного из цехов стекольного завода, увлекавшийся в свое время водочкой и задуванием под юбки подчиненным.
– Привет, уважаемые! А вы куда? – полюбопытствовал Ермолай, поглаживая в кармане бежевой ветровки пистолет.
– Жопой резать провода! – огрызнулся Булат, заподозрив неладное. – Тебе не по хрену? Ты вообще кто?
– Я? Я сторож этой частной собственности. – Ермолай подленько улыбнулся. – А потому настоятельно не советую вам посещать ее. К тому же там всё в аварийном состоянии! Так что не рекомендую-с!
Лунослав достал телефон:
– Тогда, полагаю, владельцам «частной собственности» будет что рассказать полиции по поводу пропажи ребенка.
Ермолай притих, огляделся и, заметив вдалеке дачников, вынул руку из кармана с пистолетом. Он не должен был никого подпускать к дому, но и стрелять на людях ему тоже было запрещено.
– Слышал, что тебе сказали, фанат подбородочной живописи? С дороги! – Булат бесцеремонно оттолкнул мужичка. – Пошли, шаман-брат!
Тут Ермолай выхватил телефон из рук оторопевшего Лунослава и бросился с ним наутек, ожидая, что за ним погонятся.
– Верни телефон, псих! – крикнул Лунослав.
Булат подобрал с земли камень, взвесил его в руке и метнул в спотыкавшегося на ухабах Ермолая. «Снаряд» угодил тому прямо в лопатку, заставив ойкнуть. Дачники, со своей стороны, попытались перехватить беглеца, но тот проворно скрылся в чаще.
– Черт возьми! Он спер мой сотовый! – возмутился Лунослав.
– А мы в отместку сопрем жертву похищения, – глубокомысленно сказал Булат и направился к дому. – Не раскисай, Луня! Не творожок в магазине!
Они осторожно вошли в заброшенное строение. Внутри дом был еще хуже, чем снаружи. Всюду валялись кирпичи и битое стекло.
– Я бы сюда даже по чудовищной нужде не зашел, – цинично заметил Булат. – Хотя нет, по чудовищной зашел бы. Ха.
– Погоди! Ты это слышал? – остановил его Лунослав. – Слушай-слушай! Кто-то… кто-то поет!
– А… Ядрен батон, точно, бубнит кто-то!
Через миг они оказались перед белой дверью, на которой было нарисовано черное солнце в окружении тошнотворных символов. Гипнотическое песнопение звучало из-за нее.
– Хористы за дверкой, – шепнул Булат. – Что Черномикон?
– Та-ак. Хм. Молчит зараза, – ответил Лунослав.
Булат скривился и приготовился высадить дверь. Однако Лунослав дернул за ручку – и дверь отворилась. Песнопение стало громче. Булат заглянул в дверной проем и увидел кривую лестницу, ведущую в темноту зловещего подвала.
– Надеюсь, у тебя не хрустят коленки, – бросил он Лунославу и покрался вниз по ступеням.
– Не хрустят – не чипсы! – тихо огрызнулся тот.
Преодолев лестницу, они вышли на подвальный этаж, на котором шла богомерзкая черная месса. Коптили чумазые, жирные свечи. На исписанном богохульствами полу стоял жертвенник, возле которого стервятниками кружили пять пугающих фигур в балахонах. В центре жертвенника лежал истощенный Глеб. Рядом с ним были капельницы. Мальчик был в состоянии искусственной комы.