Бывший муж
Шрифт:
У Катьки тоже волосы подросли, такие же, как у Ильи — светлые с завитками. И сама — подросла. Бегает уже, быстро время идет. И если сидит тихо, то значит точно что-то делает. Вот сейчас — корм собачий жрет. Собаки у нас еще нет, но мы активно готовимся к ее появлению. Уже все аксессуары есть, корм вот. Вкусный, похоже.
— Вкусно? — спросила я.
Катька подумала, затем кивнула. Запустила пухлую ладошку в пакет и вытащила еще несколько шариков. Я со вздохом отобрала корм, и вместо него, чтобы не орала, дала сухой завтрак — тоже шарики, тоже хрустят. Должна удовлетвориться.
— Завтра
И села кофе пить. Мы долго не могли завести щенка. Потому что у Ильи не было иммунитета вообще. Никакого. Но грех жаловаться — вместе с ним исчезли и раковые клетки. Это подтверждал каждый анализ, но наверное, страх перед болезнью сына поселился во мне навсегда — главное, ему не показывать.
Затем Илюшка потихоньку окреп. Сначала мы просто начали гулять без маски — уже достижение. Затем делать прививки. Илья говорил — как младенцу. Катьке тоже делали не так давно. И верно — болезнь откатила организм моего сына до младенческой хрупкости. Теперь, когда все основные прививки сделаны, щенка наконец завести можно.
Кофе был допит. Я засунула ноги в тапки, чтобы уберечь их от строительной пыли и пошла на соседскую территорию. Сначала мы жили двумя квартирами. Потом появился утепленный тамбур между ними. Ярослав начал сам потихоньку ремонт делать, потому что чужих людей на время выздоровления сына мы в наш мирок не пускали. А потом, блядь, увлекся.
— Ты чего гудишь уже с утра? — спросила я, входя.
Ярослав в одних шортах. В руках перфоратор. На плечах строительная пыль, давно уже знакомые мне шрамы на спине. Все равно красивый. И он, и его шрамы.
— Кухню выламываю, — сообщил он. — Во-первых делаю красоту. Во-вторых тебя давно уже следовало разбудить, заводчик звонил, щенка можно забрать. В третьих детей я уже покормил. Я молодец?
— Молодец, — согласилась я.
Я уже подорвалась сообщить сыну радостную весть, но Ярослав не позволил. Он еще не все мне показал. Взял за руку — на моей коже от него белые пятна. Повел вглубь квартиры. Эта, в отличие от моей трехкомнатная. Я уже знаю, что перегородку между двумя спальнями он сломал, так же как и между кухней и гостиной, Илья мне рассказал. Но что там не видела — сюрприз.
— Та-дам!
И завел меня в комнату. Комната и правда большая получилась. В два окна. Светлая. Стены такие, как нравится мне, нейтральные, неброские. А яркость достигается за счет отдельных элементов, которые на первый взгляд в глаза не бросаются. Штор нет еще, многого нет.
Но главное не это. Главное — кровать. Кинг сайз. Огромная. Вся наша семья уместилась бы, вместе с щенком которого у нас еще нет, вместе с Катькиной коляской.
— О Боже! — вырвалось у меня.
— Тоже самое, ты мне шептать будешь. Вот прямо сейчас.
Я могла бы посопротивляться. Ну, ради приличия. Дети там одни, если Катька найдет собачий корм, сын ей ничего не скажет. Ему кажется, что жрать собачий корм это вполне нормально. Зато — не орет. Еще за щенком ехать надо, да… Папе позвонить, он на пенсию вышел и обидится, если мы не позовем его с нами за собакой.
Только Ярослава хочется вот прямо сейчас. На этой несуразно огромной постели — ужасное извращение. Но я тоже ужасно испорченая, мы с этой кроватью созданы друг для друга. Падаю, дорогой матрац, пока застеленный одним лишь пледом мягко подается, пружинит, принимая мой вес, вес Ярослава.
Ярик нависает надо мной. Он удивительно серьезен. Глаза — синие. Как небо. И я в который раз удивляюсь вывертам судьбы.
— Ян, — серьезно говорит он. — Если выйдешь за меня замуж я выброшу перфоратор. Сожгу. Честное слово.
— Хорошая попытка, Ларин!
Смеюсь, обнимаю его, теперь не разобрать, где заканчивается одно тело и начинается другое — мы наги, оба друг друга хотим, всегда хотели, и оба равномерно измазаны строительной пылью.
Дарья.
Мир был огромным. Огромным и пугающим. Но теперь он не только пугал. Завораживал. Я вышла на улицу. На мне новый плащ, я знаю, что он мне идет. Так же, как туфельки на каблуках. Мне нравится быть красивой, правда чужие взгляды пугают. И завораживают тоже, да. Сложно быть мной.
Я не стала брать такси. Работаю над собой, как велит мне мой врач. Рекомендовал даже в порваных колготках ходить и в трусах надетых на голову, чтобы заработать иммунитет от людей, но до такого я еще не созрела.
Я иду. Листья падают с деревьев медленно, огромные, яркие и красивые, как на картинках Яны. Я иду за своей девочкой, которой тоже боюсь.
У подъезда нужного мне дома возня. Сам дом типичный, недорогая городская застройка, а наша с Ярославом квартира так и стоит пустой. Ярослав легко уступает Яне, и ее умение манипулировать взрослым мужчиной приводит меня в трепет.
— Папа, что это? — кричит Яна.
Она на улицу вышла прямо в тапках. Я бы не смогла, для меня жизнь соткана из условностей. На ней шорты, сверху огромная толстовка, руки усеяны разноцветными кляксами — работала.
— Велосипед! — громогласно отвечает пожилой мужчина и вытаскивает этот самый велосипед из машины.
Но он застрял и вылазить не хочет. Мужчина багровеет, дергает, злится.
— Ему нельзя еще!
— Здоровый пацан! Все уже можно, сколько будешь держать возле юбки?
День солнечный и теплый, но мне все равно холодно смотреть на голые ноги Яны. На одной коленке вижу пятно краски, такое же радужно осеннее, как все вокруг — оранжевое.
Дверь подъезда открывается, выходит Ярослав. У него в руках коляска. Из коляски кричит моя девочка. Она такая же громкая, как и вся эта семья.
— Привет, — говорит Ярослав и отводит взгляд.
Ему все еще стыдно. Наверное, всегда стыдно будет. Мне тоже стыдно — я не оправдала его ожиданий. Не смогла быть такой же сильной и яркой, как его бывшая жена. Сил не хватило и упорства. Тем временем дверь снова открывается. Сначала выкатывается собака, щенок еще. Пятнистый, коротколапый и ушастый. Морда — чопорная. А поведение хулиганское. Сначала меня обнюхивает, я боязливо отступаю, но не вызываю у него интереса. Затем принимается облаивать застрявший в машине велосипед.