Ц-7
Шрифт:
– Наши! – завопили от блок-поста. Зенков узнал голос «Квадрата».
Ракеты «воздух-поверхность» впивались в танки, как гвозди в трухлявую доску – одним ударом по шляпку, и курочили броню всею силой своих БЧ. Отдельное звено палубных штурмовиков прошлось над танковой колонной, сбрасывая кассетные бомбы с кумулятивными боевыми элементами. Они рвались часто и ярко, язвя М60 – ослепительные клубочки яростного огня вспыхивали десятками, вызывая в ответ грохот детонаций или чадный огонь расколоченных дизелей.
Зенков стянул
Дорогу к океану БМД одолела за полчаса, и вынеслась на широчайший песчаный пляж. Пустынный, он тянулся от горизонта к горизонту, манил прилечь на горячий песок или разбежаться – и в воду.
Десантники, вопя, как мальчишки, сбежавшие с уроков, рванули к воде, скидывая форму на ходу, окунаясь в набегавшие валы.
Зенков чуть ли не первым ворвался в прозрачные волны, на удивление прохладные. Но и это – в радость. После духоты на солнцепеке, хотелось свежести, а не парной.
Отмахав саженками на закат, Жека ощутил, как смывается грязь и пот, усталость и смертное томление. А в море, утверждая мир и покой, синела громада флагмана 5-й оперативной эксадры – на палубу "Киева" как раз садился припоздавший «Як». Самолет опускался замедленно и плавно, он словно тонул в мареве воздуха, взбаламученного турбуленцией.
Зенков пожелал летуну счастливой посадки, и завернул к берегу.
Воскресенье, 6 ноября. Утро
Псков, улица Профсоюзная
Выйдя к «палатам», я повеселел – работа шла по всем стройотрядовским правилам, с полузабытым звонким девизом: «Даёшь!»
Бортовой «газон», набитый мусором, как раз съезжал с небольшого пригорка, заросшего неопрятной кудлатой травой, а синий «МАЗ» грузился потихоньку – студенты выскакивали с носилками и, поднатужившись, вываливали груз в кузов.
– Видал? – хмыкнул довольно Ромуальдыч. – А ты боялся!
– Нельзя начальству вот так вот, прямо, – попенял я ему. – Покорректней надо, как бы вскользь: «Испытывал определенные сомнения».
Вайткус рассмеялся, и хлопнул меня по плечу:
– Миша, даже не пробуй! Чиновника из тебя не выйдет все равно – натура не та! – вскинув руку, он повысил голос: – Етта… Привет труженикам!
– Деда! – завопила Ирма, неузнаваемая в робе и каске. – И ты здесь!
Чмокнув меня мимоходом, да и то в щечку, она порывисто обняла Ромуальдыча, воркуя:
– Деда… Деда…
А «деда» таял и плыл.
– Внученька моя, – журчал он, – любименькая!
– Здорово, шеф! – откуда ни возьмись, материализовался Данька Корнеев. Гордо сияя, он пожал мою руку.
– И ты здесь! – улыбнулся я. Покосился на девушку, стыдливо опустившую ресницы, и хмыкнул: – Всё с вами ясно…
– Ну, показывай, – бодро велел Вайткус, – чего вы тут натворили.
– Да тут работы еще – вагон и маленькая
– Целый автобус набрался! – воскликнула девушка.
– Ну! – радостно подтвердил Корнеев. – И мы из Ленинграда прямо сюда. Думали, волокита начнется с горисполкомом… Ага! Как родных встретили! Им уже позвонили из Москвы, так они тут просто изнывали от желания помочь и обеспечить… – он торжественно, обеими руками указал на стильную табличку, золотым по черному извещавшую: "Областной Центр НТТМ", и сделал жест, как будто забрасывал что-то в двери: – Заходьте!
Едва Даня исчез за распахнутой створкой, как Ирма затеребила меня:
– Так ты один сюда? А Рита где? Или она с тобой?
– Да куда ж без нее, – мягко заулыбался я. – Мы сюда на все ноябрьские. Жди, в обед заявится. Ее Корнилий в монастырь повез.
– В мужской? – прыснула «любименькая внучечка».
– А он тайно! Нарядит Ритульку иноком…
– Везет же…
Временная проводка и голые лампочки высвечивали убожество запустения, но можно было и по-другому взглянуть – как на ремонт и наведение порядка.
Невысокие шаткие леса загромоздили все пространство. Девчонки в спецовках аккуратно счищали со сводов «накипь» XX века, замазывали выбоины и сколы. Стрельчатые окна накрепко заделали рамами, по углам гудели вентиляторы, нагнетая теплый воздух, а двое сноровистых мужичков выкладывали огромную печь.
– Мы, когда с пола весь бетон скололи, – обернулся к нам Данька, – вот туточки нижний слой кирпичей вскрыли – печной под, или как он там называется… А Ирма реконструкцию забабахала!
Девушка глянула на «экскурсовода» с укоризной, и я тут же подхватил, для пущего педагогического эффекту:
– Вульгарный тип, м-м?
– Он исправится! – пообещала Ирма, грозно хмуря бровки.
– Уже! – преданно вытаращился Корнеев.
– Етта… – прогудел Ромуальдыч за витой колонной. – Ого! Вы что, весь подвал выгребли?
– Да! – мигом возгордился Данил. – Вон, второй «МАЗ» грузим! Столько культурного слоя накидали…
– Скорее, бескультурного! – подхватил высокий бородач в каске и чистеньком комбинезоне. – Михаил! – сунул он лопатообразную пятерню.
– Тоже, – улыбнулся я, пожимая мозолистую руку.
– Ой! – воскликнула Ирма. – Дайте я между вами стану!
Мы с тезкой с удовольствием дали, и по истертым каменным ступеням спустились в подвал. Здесь держался холод, но сырость не чувствовалась. Каменные своды сходились над головой, и у двух лампочек-соток не получалось осветить обширную площадь – в углах темнота сгущалась, пугая тайнами старого замка.
Двое студентов скребли лопатами, подбирая остатки «бескультурного слоя», а хрупкая, миниатюрная девушка ширкала метелкой, открывая взгляду неровные каменные плиты пола.