C-dur
Шрифт:
Тепло встретив Сашу, Толя угостил его кофе с капелькой «Hennesy X. O.», и они дружески поболтали. Вопрос о кредите занял не более четверти часа. Толя не стал углубляться в детали. Выслушав Сашу, он задал несколько уточняющих вопросов (о выручке, окупаемости, обеспечении), мельком заглянул в бизнес-план, покивал и сказал, что нужно подать заявку, а дальше дело техники. Он проследит, чтобы заявку не отклонили и дали нормальную ставку. Проверенные заемщики могут рассчитывать на взаимность со стороны банка.
– Объективное субъективируется, – он улыбнулся. – Даже в такой жутко регламентированной сфере, как банковское дело.
Александр принужденно улыбнулся в ответ.
В другой ситуации он обрадовался бы, но сейчас внутри было пусто. Он играл свою роль, играл скверно. Скорей бы покончить с кредитом, которого никогда не будет,
Когда перешли от дел к общению на свободные темы, стало намного легче.
С интересом разглядывая Пучкова, он искал что-то от прежнего Толи-ботаника и в очередной раз дивился случившейся в нем перемене. Гадкий утенок вырос в склонного к полноте лебедя – уверенного в себе холеного мужчину в светлом костюме, небрежно сидевшего в кресле и растягивавшего слова на московский манер (то ли для пущей важности и удовольствия, то ли в силу привычки). От прежнего Толи остался фирменный жест: легкое постукивание пальцем по виску, сопровождающееся фразой: «Это у нас здесь» или – «Это отсюда». Десять лет назад, расположившись на подоконнике учебного корпуса НИНХа, он рассказывал что-то Саше, то и дело пользуясь этим жестом, а сейчас он сидел в кожаном кресле, и его указательный палец вновь касался виска, в то время как он философствовал. «Есть, Саша, что-то здесь (постукивание по виску), что мешает нам жить. Кто справится с этим, тот сможет все. Это как в японском саду камней. Там нет места, откуда видны все камни. Чтобы видеть всё, нужно подняться, а не ходить вокруг. Когда-то я думал, что стою на правильном месте и отлично все вижу, но со временем понял, что это не так. Сегодня я вижу больше, но все равно не все».
С Толей приятно общаться. Он умный, у него философский взгляд на жизнь, он умеет слушать и подстраиваться под собеседника. Час пролетел незаметно. Пожалуй, у каждого из них был дефицит такого общения: с равным по статусу, без лишних масок, как бы по-дружески. Они говорили о настоящем и вспоминали прошлое. В прошлом они были студентами, жили в общаге и мечтали жить лучше. С одной стороны, они были слишком наивны, с другой – слишком серьезны, категоричны, с явно выраженным юношеским максимализмом. Они ничего не знали о диалектике жизни. Они видели мир черно-белым. Их иллюзии исчезли с годами, но что пришло им на смену? Какие новые ценности появились? Какие цели? Самореализация? Власть? Дольче вита? Жаждешь ли страстно чего-то? Порой кажется, что рука, ищущая опору, проваливается в пустоту, и теряешь шаткое равновесие. Где друзья? Где они? Люди по одиночке стоят на скалах, на перекрестье ветров, вдали друг от друга. У них нет времени на простое человеческое общение. Они заняты, целыми днями заняты. Им нет до других дела. Им кажется, что они что-то собой представляют и заняты чем-то важным, тогда как на самом деле они лишь тени прежних героев и их цели слишком мелки, чтобы оставить даже царапину на каменной глыбе истории. Но что это? Гляньте! Ветер стихает, солнце показывается меж туч, и – О, чудо! – люди тянутся друг к другу и жаждут общения. Они устали от одиночества и от трудов важных. Можно поговорить с ними, дотронуться до них и даже их полюбить.
После встречи с Пучковым он заехал на ланч в ресторан.
Сделав заказ, он стал думать. Решение было принято, и оставалось лишь воплотить его в жизнь, то есть найти ответ на вопрос – «Как»? Стараясь отбросить эмоции и сконцентрироваться, он скоро понял, как это трудно. Требуется постоянный самоконтроль. Мысли, одетые в строгие деловые костюмы черного цвета, идут стройной шеренгой, не смешиваясь, не сбиваясь, – но стоит расслабиться, как начинается хаос. Моисеев, ухмыляющийся, с зализанными назад волосами, тут как тут. Черт бы его побрал! Он развяжет войну, не брезгуя самыми гнусными средствами, можно быть в этом уверенным. Корпоративные войны между бывшими партнерами и даже друзьями, длящиеся годами, – сколько их было? Сколько крови пролито, в буквальном смысле этого слова? Судя по всему, это их будущее. Все начнется с проекта по заморозке, далее пламя перекинется на основной бизнес, и бизнес залихорадит. Столько сил вложено в общее дело, столько пройдено и пережито на долгом пути к успеху, столько было гордости, доблести, радости – каково после этого видеть, как чахнет любимый ребенок? Будто нож в сердце. Можно смалодушничать, не ломать отношения, а можно быть честным. Вспомнить утро – заплаканную Оксану и гадкую рожу Вити – и сделать свой выбор. Пожалуй, ты знал всегда: раскол – это вопрос времени. Вы не стали ближе друг к другу за эти годы; спрятав глубже взаимную антипатию, вы притворялись ради стабильности и достатка. У вас нет общего будущего. И никогда не было.
Пришло время сказать это Виктору Моисееву.
Быстрый набор его номера – на клавише «3». Первая зарезервирована под голосовую почту, вторая – номер Ани, четвертая – Светы. Но ее имени нет в записной книжке. «Налоговые юристы» – запись осталась с тех пор, как вместе ходили в суд. Когда их отношения вышли на новый уровень, он по понятным причинам не стал ничего менять. Шутки ради Света сделала его «Сашей Колбаскиным». Она сказала, что он будет Колбаскиным до тех пор, пока она не увидит в списке его контактов свое имя. Вполне заслуженно и справедливо. Когда Саша Колбаскин, изменщик и лгун, исчезнет, вернется Саша Беспалов.
Он нажал на клавишу «3».
– Да, – услышал он сдержанный голос Виктора.
– У тебя как со временем? Можем встретиться через час?
– Да. Что с Толей?
– С Толей в порядке.
– То есть он готов дать нам кредит?
– Да.
– Отлично.
Долгая пауза.
– Что-то хочешь сказать? – спросил вкрадчиво Виктор. – Или при личной встрече?
Пауза.
– Я не участвую в этом проекте.
– Правда? Почему это, интересно? Из-за бабы? Все беды из-за баб, ты это знаешь? Давай ты приедешь, и мы все спокойно обсудим.
– Да, все обсудим.
Он положил трубку.
Через час они встретились в комнате отдыха. Моисеев был собран и холоден, смотрел остро, внимательно. Беспалов, напротив, был странно расслаблен. Он принял решение. Если так, то нет смысла нервничать.
Кофе в этот раз не заказывали.
– Саша, рассказывай. – Губы Виктора сложились в усмешку, в то время как две светло-зеленых льдинки впились в Беспалова.
– В общем-то, все уже сказано.
– Думаешь, правильно?
– Да.
– Нет, Саша, неправильно. Почему, знаешь? Потому что ты из-за бабы назвал меня сволочью и ставишь под удар бизнес. Наш бизнес. У меня в голове не укладывается.
Слушая Моисеева, он разглядывал его рыжие волосы, гладко зализанные назад. «Гель или лак»? – вот в чем вопрос.
– Ты, Витя, попробуй, – сказал он. – Смирись с этой мыслью. Мы с тобой разные люди. Странно, что мы были вместе.
– Да, разные. Все люди разные. Но у нас хорошо получалось. Мы ехали на одном поезде и здорово его разогнали. Все это (он очертил в воздухе полукруг) – наше. И тут ты говоришь, что спрыгиваешь. С чего вдруг? Ты знаешь, что это опасно? Можно разбиться.
– Это угроза?
– Нет, Саша. Это попытка тебя образумить. – Моисеев откинулся на спинку дивана. Его голос чуточку потеплел, лед в нем подтаял.
– Витя, у меня все в порядке с разумом. Но в отличие от тебя, у меня есть сердце.
– Как патетично! Открою тебе секрет: у меня оно тоже есть. Здесь, слева. Знаешь, что я чувствую, когда вижу, что ты гробишь наш бизнес? Злость. И сожаление. Кстати, ты спросил у нее, зачем она села в такси? Зачем пригласила к себе? Нет? Мы с ней выпили две бутылки вина. Я насильно ее поил? Насильно тащил в койку? Прислушайся к своему сердцу, оно скажет тебе, что здесь нет белого и нет черного. Нет дьявола и нет ангела. Есть сложные человеческие отношения. Да, я взял инициативу в конце, но что прикажешь делать, когда девушка лежит на кровати с задранной юбкой и вдруг объявляет тебе, что не готова и ей надо подумать? Может, к мамочке сбегать за мудрым мамочкиным советом?
– Витя, ты монстр.
– Нет, Саша. Я человек.
Они замолчали.
Время шло, и каждая секунда долго висела в комнате, растягиваясь между прошлым и будущим.
Моисеев заговорил первым:
– Если все так серьезно – я до последнего в это не верил – будем серьезно. Ты не участвуешь в проекте по заморозке. Я в нем участвую. Как видишь схему? Что с финансированием? Что с комбинатом? В нем ты тоже не хочешь участвовать?
– Пока речь только о заморозке. Я не хочу начинать новый проект, не самое лучшее время. Что касается финансирования, то можем над этим подумать. На мой взгляд, в общих чертах схему можно оставить прежней, но заём от комбината будет в два раза меньше и на залог оборудования я не согласен. Я не хочу, чтобы завод пошел с молотка. Есть вариант со вспомогательными цехами. Остальное ищи сам. Можешь сходить к Толе.