Цап-царап, или Оборотни для Маши
Шрифт:
– Не тупи!
– рявкает он, и я, очнувшись, смотрю на него. Он складывает пальцы пистолетом, направляет на меня.
– Куда я поеду? Военные. Не выпускают.
– Вообще никого?
– поражаюсь.
– А если кому-то домой надо? Или на работу, тем, кто в большом городе работает?
Он жмёт плечом.
– А сменщика твоего пустили?
– Никого, - раздражается бармен, отталкивается от стойки. Идёт к холодильнику, вытаскивает бутылку пива.
– Ни сюда, ни отсюда.
Недоверчиво качаю головой и сползаю со стула.
Быть
Этому найдется объяснение. То есть я объяснение вытрясу. Из Саввы, из Яра, и, может быть, даже из Семёна, такой прилив сил чувствую, как на крыльях вылетаю из кафе.
На улице едва не наскакиваю на Савву.
– А я за тобой шёл, - он сдвигает меня с прохода. Оглядывается по сторонам, тянет за руку.
– Пойдем в номер.
– Мне бармен сказал про военных, - шарю взглядом по парковке, замечаю Семёна в компании полицейских.
Народ расходиться и не думает, и громче всех беснуются мужики-дальнобойщики, у них график, им ехать надо, они шумно, с матами требуют у полиции освободить дорогу.
– Это правда что город оцепили военные?
– семеню рядом с Саввой.
– Правда. Только не военные, - широкими шагами он рассекает холл, почти тащит меня за собой по коридору.
– Маша, ты, оказывается, даже сильнее, чем все мы думали.
– Я?
– невольно прислушиваюсь к этому комплименту и начинаю краснеть так невовремя, всем приятно когда тебя хвалят, у меня на губах расплывается улыбка.
– То есть это все я сделала?
– Почти, - Савва толкает дверь седьмого номера.
Яр уже здесь, похоже, только зашёл, стоит, запрокинув голову, и большими глотками пьет коньяк Марка.
Марк с Жанной на полу целый пир устроили, скидали несколько подушек, принесли откуда-то ноутбук, стаканы расставили, бутылки, нарезки, все словно для студенческой веселой вечеринки, которая перерастет в бой подушек, потом в игру в бутылочку, а потом...
– Ждали вас, - Марк встаёт с пола, соблазнительно гибко потягивается, вот что значит - кошачьи, так сразу все косточки можно размять. С завистью смотрю на него. Он подмигивает.
– Когда праздновать начнем?
– Праздновать толком нечего, - говорит Савва. Выхватывает бутылку у Яра и тоже присасывается к горлышку.
– Как нечего, - спорит Яр. Вытирает мокрые, блестящие от коньяка губы и приближается ко мне.
– Машин дебют. Я ни разу не слышал. Чтобы кто-то из ловцов или судей подобное проворачивал.
– Что случилось-то?
– начинаю закипать. Касания мужских рук к талии приятны, мутят разум, и я отталкиваю Яра, шмыгаю мимо него и плюхаюсь в подушки к Жанне. С сомнением смотрю на одну из бутылок - я, вообще-то, не пью, но раз уж все...
Марк ловит мой взгляд, ловко скручивает крышку. Плещет в стакан янтарную жидкость.
– Коньяку решила выпить?
– ощущаю, как сзади меня на пол присаживается Савва, вытягивает длинные ноги вдоль моих бедер, спиной прижимает меня к своей груди.
– В общем, слушайте, что
Глава 60
Семён и Совет не снимут оцепление до тех пор, пока Савва, Яр и Марк им не сдадутся.
И я.
Потому, что я теперь тоже нарушительница их правопорядка, и должна быть арестована.
Слушаю о перспективах, что-то пью. Савва крепче прижимает меня к себе, подбородком давит мое плечо и я машинально протягиваю ему стакан.
Он пьет из моих рук, над ухом звучат его негромкие глотки.
Все молчат. На веселую вечеринку это не похоже совсем. Все чего-то ждут.
И я нарушаю тишину.
– Но им самим это неудобно, - я все ещё под впечатлением, качаю головой.
– Уже скоро информация разнесется по ближайшим деревням. И оттуда в соседние города. Дойдет до властей. Они же не смогут тут вечно стоять! Вкруговую по городу!
Мну в руках кулек с шоколадными конфетами, шуршу фантиками, нервничаю и не знаю, куда деть руки.
– Маша, у Совета везде связи, - Яр наклоняется, выдирает у меня из рук конфеты.
– Буду стоять, сколько захотят. Тихо. Оставь это.
– Но что же тогда делать?
Мне никто не отвечает.
Марк торчит у окна, смотрит на улицу. Прикидывает.
– Они могут затеять эвакуацию. Объявят чрезвычайное положение, освободят город, и останемся только мы. И нас сцапают, - он оглядывается и складывает пальцы горсточкой, загребает по воздуху.
– Поэтому надо договориться. Пока все не осложнилось.
– И как договариваться?
– спиной вжимаюсь в грудь Саввы, в голове бродит глупая мысль, что я сегодня зачет пропущу, институт накрылся.
И, вообще. У меня скоро сессия, как же мы с Полечкой переведемся в другой институт, как уедем отсюда, если такое?
Жанна подходит к Марку, они вдвоем высовываются в окно. Окончательно разочаровываюсь, убеждаюсь - не будет вечеринки, и выпутываюсь из рук Саввы, встаю на ноги.
И тут в дверь громко стучат.
Вздрагиваю.
На улице гул голосов, а в номере у нас тишина, в этом молчании переглядываемся, затравленно смотрю на дверь.
Кажется, что мы все преступники. Прячемся. А дверь сейчас слетит с петель. И на пороге вырастет грозный Семён. И...
– Маша!
– по ту сторону раздается раздраженный голос администратора.
– Открывайте, живо!
– командует она.
Перевожу дух. Алина - это не Семён, Алина - человек из моей прошлой жизни, до всех этих соблазнительных оборотней. Почти в радости подскакиваю к двери, поворачиваю ключ.
– Ну вот они, - администратор отталкивает меня с дороги, ураганом влетает в номер.
– Как я и говорила, цыганский табор. Заходи, заходи, Петр, - повелительно приглашает она за собой мужчину в полицейской форме.
– Вот они голубчики. Петр, я думаю, они во всем и виноваты. После их приезда у меня гостиница на ушах стоит. И сейчас и вовсе. Ну! Говорите!