Царь Алексей Михайлович
Шрифт:
Алексей Михайлович пошел иным путем. Он не счел возможным перепоручать обличение Никона в неправде иным лицам, каковых имелось предостаточно. Он хотел добиться торжества истины перед лицом восточных иерархов и перед синклитом Русской Церкви. Царь готовился к этому «поединку». Шестой Патриарх исчерпал все пределы царского терпения, совесть Алексея Михайловича была чиста.
Фактически же никакой «дуэли» между «Царством» и «Священством» тогда не произошло. На четкие, внятные и документированные вопросы Царя Никон отвечал невразумительно, уходил от прямых ответов на конкретные вопросы, лукавил, ссылался на свое «беспамятство». В этом противостоянии Самодержец, безусловно, одержал полную моральную победу над некогда своим «собинным» («особинным»)
В числе главных вин Царь инкриминировал оппоненту «бесчестье Государю в письмах», а также укоризны «Уложению» и царской деятельности по делам Церкви. Со слезами на глазах Алексей Михайлович произносил: «От начала Московского государства не было такого бесчестия соборной и апостольской Церкви, какое учинил бывший Патриарх Никон. Он по своим прихотям самовольно, без нашего царского повеления и без соборного совета оставил соборную нашу Церковь и отрекся от патриаршества, никем не гонимый. Допросите его — обращался Царь к собравшимся, — бывшего Патриарха Никона, для чего он Патриарший престол оставил и сошел в Воскресенский монастырь» [311] .
311
Макарий, Митрополит Московский и Коломенский. Указ. соч. С. 347.
Вид плачущего Самодержца всея Руси сильно подействовал на собравшихся, у некоторых на глаза навернулись слезы. Как признавался потом участник Собора Черниговский епископ Лазарь (Баранович): «Надо было изумляться благодушию и кротости Царя: заливаясь слезами, он исторгал слезы у зрителей» [312] .
Один Никон стоял как ледяная скала, никакого страдания или раскаяния не выказывал. Мало того. Он начал сам задавать вопросы Патриархам об их правомочности судить его, стал требовать, чтобы выгнали из собрания его недругов: Митрополита Новгородского Питирима и Митрополита Сарского Павла, которые якобы хотели его «удавить». Подобные никоновские утверждения, как и многие другие, оказывались при ближайшем рассмотрении ложью.
312
Там же. С. 367.
Симпатизирующий Никону Митрополит Макарий в своей Истории, преклоняясь перед документом, не мог не признать, что «Никон действительно написал про Государя важные укоризны, клеветы, неправды, которые и подтвердить чем-либо отказался, например, будто Царь вмешивается в архиерейские дела, будто он из-за Никона многих мучил, посылал в заточение, будто за нападки на «Уложение», его, Никона, много раз хотели убить и пр.» [313] .
Как заметил епископ Лазарь, если бы Никон выказал смирение, то оно бы «одержало верх», а своей гордой неприступностью «он всех против себя восстановил».
313
Там же. С. 356.
Несколько дней происходили горячие прения, пока, наконец, 12 декабря 1666 года Никону не объявили решение. Царь отсутствовал; «первое слово» от лица Собора произнес столь ненавидимый Никоном князь Н.И. Одоевский. Преступления Никона сводились в основном к следующему. 1. Досаждал Великому Государю, вторгаясь в его дела. 2. Самовольно отрекся от патриаршества. 3. Основывал монастыри с незаконными названиями: Новый Иерусалим, Голгофа, Вифлеем. 4. Величал себя Патриархом Нового Иерусалима. Были еще более мелкие претензии.
Единомысленное соборное волеизъявление гласило: «извергнуть из священного чина». Оно было озвучено в кремлевской церкви Благовещения Пресвятой Богородицы, где и состоялось развенчание
314
Макарий, Митрополит Московский и Коломенский. Указ. соч. С. 366.
Никто не знает в точности, какие мысли и чувства владели бывшим могучим властелином, но труд&о усомниться в том, что, несмотря на огромное самообладание, Никон испытал потрясение. Ведь его «бросили», «предали» не только свои, русские — чего с них взять? Они, по его мнению, все почти сплошь — бессловесные, невежественные и безвольные. Однако от него отреклись и пришлые греки! И он, который был всегда их сторонником, который столько им помогал, превозносил их ученость и Богомудрие, столько «крови попортил» в борьбе за них со своими «упорными неучами», а в итоге оказался ими же и сужденным. Не выказав ни малейшего смирения, Никон в порыве возмущения хотел снять и патриаршую мантию, но выяснилось, что по просьбе Государя, она должна была остаться при нем до его «прибытия в обитель для жительства».
«Церковный самодержец» был повержен. Он несколько дней находился в Кремле, на Архангельском подворье, куда прибыл перед Собором. На второй день после его развенчания к нему пришел окольничий Иродион Матвеевич Стрешнев, доставивший от Царя дорогие меховые одежды — собольи и лисьи шубы, и серебряные деньги «на дорогу». Еще Стрешнев сказал, что Алексей Михайлович просит благословения себе, Царице и всему семейству. Никон подарки отверг, а благословения не дал. Нанося оскорбление Самодержцу, Никон все еще на что-то надеялся. Однако на земле ему больше надеяться было не на кого.
Теперь он оказался обычным монахом-простецом, обязанным «пребывать до кончины жизни» в дальней северной обители — Ферапонтовом монастыре [315] , куда он и был доставлен под охраной 21 декабря 1666 года. Здесь для Никона установили строгое содержание, лишили права писать и кого-либо принимать. И все же режим его содержания был более щадящим, чем тот, который он когда-то вводил для своих противников — приверженцев старой веры. Тех содержали в земляных ямах-тюрьмах, морили голодом.
315
Находится в 120 километрах на север от Вологды, был основан в 1397 году святым Ферапонтом Белозерским († 1426).
Царская милость к Никону, несмотря на его грубые выходки, не исчезла. Алексей Михайлович не держал зла на бывшего своего друга и крестного отца своих детей. Никон жил в тепле, имел вполне сносное пропитание, его не лишили книг. Вскоре, по царской воле, ему были предоставлены невиданные преимущества. Он получал царские дары, и известно, что в день Пасхи 1668 года угощал царским вином всю братию.
Он получил от Царя позволение иметь свою отдельную церковь в монастыре, для которой ему было прислано богато украшенное Евангелие напрестольное, серебряный потир и дискос, несколько пар церковных облачений и церковная утварь. По царскому указу для него был построен отдельный келейный корпус с 25 жилыми покоями. Никон занял в Ферапонтовом монастыре властительские позиции: сам игумен, братия и стрельцы, присланные для его стражи, были ему покорны.