Царь Федор Иванович
Шрифт:
Любопытно, что сам Иван IV, знавший младшего сына, как никто другой, видел в нем волю и характер. Составляя завещание 1572 года, когда старший сын был еще жив, он обращался к юноше Федору с предостережениями от бунта против брата. Имеет смысл привести соответствующий фрагмент монаршего завещания полностью: «А ты, сыне мои Федор, держи сына моего Ивана в мое место, отца своего, и слушай его во всем, как мене, и покорен буди ему во всем, и добра хоти ему, как мне, родителю своему, во всем, и во всем бы еси Ивану сыну непрекословен был так, как мне, отцу своему, и во всем бы еси жил так, как из моего слова. А будет благоволит Бог ему на государстве быти, а тебе на уделе, и ты б государства его под ним не подыскивал, и на ево лихо не ссылался ни с кем, а везде бы еси с Иваном сыном был в лихе и в добре один человек. А докуды, и по грехом, Иван сын государства не доступит, а ты удела своего, и ты бы с сыном Иваном вместе был заодин, и с его бы еси изменники и с лиходеи никоторыми делы не ссылался. А будут тебе учнут прельщать славаю, и богатством, и честию, или учнут тебе которых городов поступать, или повольность которую учинят, мимо Ивана сына, или на государство учнут звати, и ты б отнюдь того не делал и из Ывановой сыновниной воли не выходил;
Наконец, государь Федор Иванович лично отправился в поход против шведов и участвовал в боевых действиях. Стали бы царя брать с собой воеводы, если бы он был беспомощным идиотом? Кого могла вдохновить в войсках подобная фигура? Очевидно, государь в глазах десятков тысяч военных людей не выглядел ни «юродивым», ни «помешанным».
Конечно, можно предположить, что государя, безгласного и безропотного, использовали для повышения боевого духа русского войска. Иными словами, взяли с собой, дабы можно было питать храбрость служилых людей словами: «С нами царь! Царь — в двух шагах от вас!» Тогда царская кровь Федора Ивановича играла бы роль какого-то магического талисмана, на могучую силу которого уповала армия. Насколько подобная комбинация допустима в эпоху Средневековья? В Европе такое бывало. Что же касается русской действительности, и даже точнее, реальности Московского государства конца XV — XVII века, то ничего похожего отыскать не получается.
Иван III Великий, будучи соправителем и доброй надеждой слепого отца Василия II, начал ходить в походы, не выйдя из отроческого возраста. Разумеется, за него действовали воеводы, а он лишь выезжал вместе с московскими ратниками, дабы вселять в их сердца храбрость, а противнику одним своим присутствием показывать: Москва к этому делу относится серьезно. Сыновья Ивана Великого Иван Молодой и Дмитрий Жилка также очень рано стали выходить с войсками. В молодые годы они уже попробовали роль «главнокомандующих». Вообще, юный правитель или, еще того чаще, юный наследник престола в русской истории нередко оказывался на поле брани. Но не умалишенный и не слабоумный. Историческая судьба Московского государства помнит двух персон с царственной кровью в сосудах, явно воспринимавшихся соотечественниками как умственно неполноценные. Это, во-первых, Юрий (Георгий) Васильевич, брат Ивана Грозного. Он дожил до зрелого возраста, но ни разу не бывал с русской армией в каких-либо походах. И, во-вторых, брат Петра I царь Иван Алексеевич. Соправитель Петра Великого также скончался в возрасте, далеко уже не мальчишеском и не отроческом. Однако источники не донесли до наших дней сведений о его участии в воинских кампаниях. И в середине XVI столетия, и во второй половине XVII века Россия воевала более чем достаточно, чтобы для них нашлось местечко в штабе действующего полевого соединения. Но подобных примеров нет. Больных в Московском государстве не превращали в воителей, хотя бы они и принадлежали правящей династии. Следовательно, нет резонов говорить о каком-то исключении и для Федора Ивановича. Если он попал в действующую армию, к тому же решающую жизненно важные для страны задачи, значит, больным, умственно неполноценным его никто не считал.
Иногда настоящий большой мастер искусства интуитивно схватывает и передает то, вокруг чего настоящий большой ученый ходил годами, если только не десятилетиями, пытаясь в статьях и монографиях передать ту потаенную суть исторического процесса, которая не поддается логике. О царе Федоре Ивановиче с его «простотой ума» написано много научных трудов. Но ту самую суть — неявную, невысвечиваемую с помощью одного лишь холодного сияния ratio — обрели и точнее всего выразили все-таки не историки, а те, кому труды историков послужили источником для размышления.
Во-первых, Алексей Константинович Толстой — о нем уже заходила речь в самом начале книги.
Во-вторых, современный художник Павел Викторович Рыженко. Святая Русь, допетровская русская древность — вот предмет, которому посвящено большинство работ живописца. Одна из них вторгается в пределы сокровенных смыслов, посетивших Россию, когда наших предков хранила от бед молитва блаженного государя. Полотно Рыженко называется «Тайна Царева. Федор Иоаннович» (2005). И действительно, Павел Викторович с большой деликатностью открывает современному образованному человеку тайну четырехсотлетней давности, которая осталась для многих современников невскрытым посланием за семью печатями. Итак, на картине — «зал совета»: заседание Боярской думы в государевых палатах или иное действо, связанное с большой политикой. Трое высоких, брадатых мужей в горлатных шапках и драгоценных, золотом шитых одеяниях — большие бояре московские — стоят близ тронного кресла. У каждого из вельмож — отпечаток державных дум на челе. Они монументально возвышаются над царевым местом, самими позами сообщая о великом своем достоинстве, о привычке повелевать. А трон между тем пуст. Государь Федор Иванович покинул его. Между литыми, величественными фигурами «думных людей» царь… гладит кота, соскочив с монаршего кресла. Кот доволен, кот счастлив: распушился, распустил хвост, тянется к царской руке, ничего не боясь, — при этаком-то многолюдстве! Большой совет, собравший главных политических дельцов Московской державы, нежданно-негаданно прервался. Царю захотелось приласкать кота, и вся державная драматургия встала… Бояре молча терпят, окаменев лицами, лишь один из них укоризненно качает головой. Как видно, не впервой им терпеть царское мальчишество. Чего ждать от такого царя? Блаженненький, дурачишко, пускай забавляется. Не поправлять же великого государя! К тому же — вокруг все свои, каждый знает и понимает, что за потеха тут творится. В конце концов, велика ли беда? Чужеземцев нынче нет, позора перед иными державами не предвидится, а нам в странностях царевых виден свой прибыток. Смирен же, кроток, незлобив — вон как кот от счастья глаза выпучил! — так и народ при Феодоре свет Иоанновиче тихдоволен, да и нам, великим родам, царишка-простачок голов не сечет, как, бывало, отец его сек. Чего ж не потерпеть?
Глава четвертая.
«СОПРАВИТЕЛИ»
Исторические источники времен царствования Федора Ивановича сходятся в том, что царский шурин Борис Федорович Годунов занимал при дворе исключительное положение. Тут иностранные авторы, наши летописцы, патриарх Иов и дьяк Иван Тимофеев пишут об одном. Расхождения можно видеть лишь в оценке того влияния, которое Годунов мог иметь на дела правления, да еще в сроках — когда именно установилось его беспрецедентное «соправительство» с венчанным монархом.
Только определив действительную роль Годунова, можно понять, кто и до какой степени правил государством на протяжении четырнадцати лет царствования Федора Ивановича. Ведь, в сущности, словом «правитель» для периода от 1584 до 1598 года в русской истории следует называть странный симбиоз, состоящий из двух личностей, двух компетенций, двух образов, сложившихся в массовом сознании. Проще всего сказать: «Федор Иванович царствовал, но не правил, Борис Годунов правил, но не царствовал». В самом общем смысле это совершенно правильно. Однако… как только доходит до частностей, получается гораздо более сложная картина.
Для того чтобы понять, что за человек стоял рядом с троном Федора Ивановича, как далеко простиралась его власть, достоин ли он был тех полномочий, которые получил по милости царя, придется надолго выйти из реальности личной судьбы государя и окунуться в политическую реальность России второй половины XVI столетия. Иначе нельзя: через призму слов и поступков Б.Ф. Годунова можно многое увидеть и расшифровать в судьбе Федора Ивановича. А найти код к действиям и душевным движениям царского «соправителя» невозможно без глубокого погружения в вопросы большой политики. Следовательно, придется заняться ею — на протяжении главы.
Борису Федоровичу, во-первых, приходилось делить реальную политическую власть с другими служилыми аристократами. Притом большая часть тех, с кем ему приходилось сталкиваться на этой почве, была намного знатнее его. Как минимум на протяжении первых месяцев или даже первых лет царствования Федора Ивановича Годунов должен был считаться с великими людьми царства. Прежде всего с «партиями» бояр Захарьиных-Юрьевых-Романовых, князей Шуйских и князей Мстиславских. Притом каждая «партия» состояла не только из представителей семейства, но также из их родичей по брачным связям, друзей, сторонников и т. п. Во-вторых, серьезное влияние на первых порах могла оказывать партия «худородных выдвиженцев» Ивана Грозного, пусть и обезглавленная высылкой Богдана Вельского из столицы. В-третьих, власть Годунова, даже учитывая его выдающиеся личные качества, как политика, была бы непрочной, если бы он не имел возможности выступать от имени царя, как бы постоянно воплощая в жизнь монаршую волю. Любые планы вельможи приобретали значимость лишь после того, как они облекались в форму указов «великого государя, царя и великого князя всеа Руси Феодора Иоанновича». Следовательно, Годунов должен был пребывать в постоянном диалоге с царем, не терять его милости и доверия, отрезать от него любых политических деятелей, которые могли бы вести через государя собственную игру. Наконец, в-четвертых, Федор Иванович, как это следует из сообщения Джильса Флетчера, хотя и занимался делами правления мало, но все-таки не отстранился от них окончательно. Следовательно, его воля, его желания и его характер также в какой-то мере оказывали воздействие на политический курс правительства. Ему Борис Федорович отказать не мог ни при каких обстоятельствах. А значит, должен был стать послушным исполнителем царских поручений — хотя они, быть может, давались не столь уж часто. Отсюда вывод: имеет смысл определить, какие именно государственные дела могли заинтересовать царя со столь необычным образом мышления. Где и когда слабая воля самодержца все-таки находила отражение в деятельности административных органов, Церкви, армии.
Русское государство сложилось еще в конце XV — начале XVI столетия таким образом, что рядом с особой монарха всегда присутствовала сильная, многочисленная, амбициозная аристократия. Она в чем-то подчинялась государю, а в чем-то делила с ним власть над страной. Из нее рекрутировались все высшие управленческие кадры: Боярская дума, «судьи» (так именовали тогда не только тех, кто главенствовал в судах, но и глав «приказов» — центральных ведомств), главнокомандующие полевыми соединениями и гарнизонами важнейших крепостей, воеводы в полках и наместники в наиболее значительных городах. На протяжении века аристократы-управленцы превосходно справлялись со своими обязанностями: строили государственную структуру стремительно растущей державы, отбивали татар и наносили им ответные удары, вели планомерное наступление на земли Великого княжества Литовского, составляли новые законы и руководили строительством новых укрепленных пунктов. Они бывали лучше и хуже, более верны или же более склонны к измене и своевольству, но в целом они представляли собой весьма качественную национальную политическую элиту.