Царь Мира
Шрифт:
Через полчаса они уже вышли к замку. Эдик, не сдерживаясь более, обнял девушку, прижимая ее к себе, вспоминая ту, около театра — они так были схожи, — и потом уже позвонил в ворота. Дарби вышел им навстречу. Даже он, профессионал, не мог остаться невозмутимым. Странное, опасное для него, способное выдать его выражение, сочетание ненависти и восхищения, промелькнуло на его лице, и только девушка заметила это, и, будь она поопытней, насторожилась бы. Но ей было всего шестнадцать лет, и она еще не умела разбираться в людях.
Еще через несколько минут она плакала, сидя за столом в гостиной, а хозяин, телохранитель и дворецкий сбились с ног в попытках угодить гостье и спутали
Девушку звали Джин Ферндейл, она оказалась дочерью фермера, жившего в близлежащей деревушке. Форс был ее любимой лошадкой, купленной отцом к шестнадцатилетию дочери. Она сама выбирала его, и, когда вернувшийся охранник сказал, что лошадь убита, Джин снова заплакала, и снова засуетились мужчины, пытаясь ее успокоить.
— Дарби, скажи ей, что я подарю ей любую лошадь, какую она захочет, ладно?
Мак-Гроу кивнул и принялся объяснять Джин, с кем ее свела судьба. Девушка закивала, когда услышала его имя, конечно, она знала, кто поселился в замке, но потом, осознав, что это и есть Царь, уставилась на Эдика дивными своими глазами, и были в них и детское восхищение, и испуг, и ожидание чуда, но Царь вспомнил взгляд девушки, когда она говорила о своем Форсе, и за те чувства, которых удостоился обычный жеребец, он, может быть, отдал бы все свое могущество.
— Дарби, попроси, чтобы Джин осталась у нас, и пошли кого-нибудь предупредить ее родителей, — сказал Эдик, положив руку на плечо телохранителя, и тот вынужден был взять себя в руки, чтобы снова не выдать себя.
Поначалу и сам Дарби не смог бы объяснить, почему, будучи профессионалом, он не смог скрыть своих чувств, но позже, когда он вышел наконец из гостиной, понял, в чем дело, просто Джин была дьявольски похожа на его жену Энн, убитую эфэлом. Потому и бормотал бедняга Максвелл, он же Мак-Гроу: «Этот ублюдок хочет отнять и ее, отнять у меня», — не сознавая очевидного факта, что Джин вовсе не принадлежала ему. Но разве можно объяснить что-то с позиций рассудка человеку, близкому к безумию от вновь нахлынувшего на него осознания непоправимой потери, от того, что снова, сам того не зная, Эдик Власов вмешался в его жизнь и лишил его возможности ожить, почувствовать себя человеком, мужчиной? И теперь, угрюмо понял Дарби, только смерть этого ублюдка поможет Максвеллу вернуться к жизни.
Джин Ферндейл еще ни разу не видела такой роскоши, как в той спальне, где ее разместили. Но ее восторгов хватило минут на пять, потом она вспомнила, чем заплатила за все это великолепие, вспомнила предсмертный храп Форса и его великолепное тело, распростертое в грязи на просеке, и заплакала, присев на краешек огромного кресла.
Когда Эдик вошел, она продолжала всхлипывать и посмотрела на него невидящими глазами. Он открыл мини-бар, достал два бокала и, плеснув в них виски, подошел к ней.
— Please, drink, — сказал он, улыбаясь и вкладывая в ее ручку бокал.
Они выпили вместе, Джин поморщилась, но Эдик опять принес наполовину наполненные бокалы. Она хотела отказаться, но он улыбался и настойчиво, разжимая ее тонкие пальчики одной рукой, другой вкладывал в них бокал. Много ли нужно было шестнадцатилетней девчонке, ни разу не пробовавшей крепких напитков? Через пять минут комната поплыла перед ее глазами, а Царь стоял перед ней на
— Джин, — сказал он и расстегнул верхнюю пуговицу на своей рубашке, — please, do it… you… I want… — Он снова застегнул пуговицу, ласково взял ее руку, приблизил к вороту рубашки и повторил: — Please, do it.
Она кивнула, понимая, что он хочет, но не была уверена, что это будет правильно с ее стороны. Но он был Царь, он мог и приказать, и Джин была в его власти, хотя женское чутье подсказывало, что ее власть над ним могла быть не меньшей. Пьяно улыбнувшись, она стала расстегивать пуговицы его рубашки, прикасаясь к его разгоряченному телу холодными тонкими пальчиками, и у него голова кружилась то ли от этих прикосновений, то ли от виски. Она расстегнула пуговицы до пояса, он подался вперед, кивая ей и улыбаясь, и тогда ее ладони скользнули по его плечам, снимая рубашку.
Джин не была девственницей, ей уже доводилось иметь дело с парнями. Но в эту минуту все было иначе, и она понимала, что от ее поведения зависит ее судьба, хотя и не знала, к чему стремится, что хочет от нее этот странный человек…
Он выпрямился, поднявшись с колена, и положил руку на пояс. Она посмотрела на него снизу вверх и увидела, что он продолжает улыбаться, но на лице его так явно читалось возбуждение, что Джин стало страшно. Ей казалось, что он сейчас набросится на нее, как тот тип после танцулек, — он вызвался проводить ее и, едва они зашли в темный подлесок, повалил на землю и молча овладел Джин, не сказав ни слова ни до, ни после этого.
Джин еще не приходилось самой раздевать мужчин. Она стала расстегивать брюки Эдику, остановилась — она вдруг подумала, что он собирается заняться с ней «французской любовью», и усмехнулась про себя. Когда она спустила его брюки, Эдик вдруг схватил Джин за волосы и прижал к себе, потом отпустил ее и снова хрипло сказал по-английски:
— Yes, do it… so… yes…
Она сняла с него трусы, ожидая, что он сейчас повторит свой жест… Но он шагнул назад, тяжело дыша, и громко сказал:
— Now you, you. — И жестами показал ей, что она должна раздеться сама. Эдику очень хотелось, чтобы эта девчонка сама отдалась ему, как бы желая этого больше, чем он. Это была иллюзия, конечно. Не будь он владельцем этой роскоши, она бы, скорее всего, рассмеялась ему в лицо, но он продолжал ставить этот спектакль, словно надеясь, что истинная страсть родится в игре.
Бюстгальтера на Джин не было, и, когда она скинула блузку, он увидел ее маленькие груди, белевшие на фоне смуглого загорелого тела. Джин разделась полностью, они с полминуты стояли друг против друга и просто смотрели. Потом Эдик подошел к кровати, лег на спину и позвал ее по имени. Она подошла, позволила взять себя за руку. Эдик потянул ее к себе, заставляя сесть на себя верхом. Она даже усмехнулась, вспомнив, как легко вспрыгивала на лошадь. А когда она приняла его и закрыла глаза, то и ощущения были схожи с ездой верхом. Только к концу, когда движения стали стремительными, он вдруг поднялся, схватил ее за плечи, прижал к себе, повалил ее на бок и потом оказался сверху — и это напомнило ей падение с Форса на полном скаку, когда она вжалась в землю, ожидая, что огромное тяжелое тело рухнет и погребет ее под собой.