Царёв город
Шрифт:
— Я умираю от тоски и скуки. Одно бабье вокруг,.. — змейка вскочила, ударила хлыстом девушку: — Что вы как сонные мухи? Веселее! Живее! Шевелитесь! Вот ты! Спишь на ходу!
И она ударила еще одну девушку. Турни лениво повернул голову, сказал:
— Не бей ее, Юнга. Она не виновата. Она и вправду не проснулась.
— Ты разбуди ее!
— Нельзя. Заколдовал ее я триста лет назад. Разбудишь — превратится в горстку праха.
— Зачем они нужны, коль постоянно спят? Я думала...
— Ты думала... В твоих палатах горы полотна, а в сундуках узорное шитье, а на столе прекрасное питье. Все это — дело их рук.
Появился младший сын Турни, он подскочил к отцу и зашептал что-то на .ухо. Змей вскочил на ноги, топнул о землю и обратился в самого себя — в трехглавого змея. Юнга вскрикнула — даже дети боялись отца, когда он превращался в Трехглавого.
— Зачем ты нас, отец, пугаешь?! — воскликнула Юнга.
— Молчи, девчонка. Мне надо три головы, когда опасность близка.
— А что случилось?
ы— В двуречье появился новый богатырь. Для беспокойства не было причины, но он у Тойдемара появился, а этот может дать ему совет. Я до сих пор не знаю, что он узнал от дочери моей...
— Он полюбил сиротку, я подслушал,—- сказал змееныш.
— Что за сиротка, почему не знаю?
— Отшельник взял в свою землянку Юкчи-сиротку. Ей теперь семнадцать.
— Это хорошо. Молчи, змееныш. Дай подумать. Сиротка — это мысль.
Змей долго раскачивал тремя головами, потом отрыгнул из правой глотки клубок пламени, плеснул на него воды из левой глотки и снова стал похож на человека.
— Надумал? — спросил змееныш.
— Надумал.
— Заманим его в топь, убьем, утопим?
— Дурак! Онар бессмертен. Его мы женим. Эй, Юнга!
— Я здесь, отец.
— Ты знаешь, где землянка Тойдемара?
— Была когда-то.
— Лети туда и взгляни на Юкчи. А заодно и на онара взглянешь. Я этих увальней, онаров знаю. Он будет десять лет вздыхать о девке, а сватов не осмелится послать. Когда Кокша пойдет от Тойдемара, ты превратишься в юную сиротку, его догонишь и пошлешь обратно. Чтоб он, решив жениться, сиротку ту засватал. Ты смелости ему придай и...
— Меня ты можешь не учить^цтец...
...Ах, какая это была свадьба! б^гсь илем от мала до велика пришел на пир к своему онару. Да что там илем— со всей округи сошлись гости, принесли богатые подарки. Все междуречье знало, что сегодня женится Кокша-патыр.
Под дубом, где совсем недавно качалась колыбелька онара, расставили много столов и скамеек. Счастливая Юкчи взяла Кокшу за руку и сказала:
—' Пойдем, мой милый патыр, к роднику. Умоемся его водой прозрачной. Спокон веков со свадьбы все молодые ходят к роднику, чтобы любовь была такой же чистой, чтобы любовь была такой же вечной, как струи водоносного ключа.
Они оставили гостей и, взявшись за руки, побежали к роднику. Они склонились над срубом, умыли свои лица ключевой водой, потом начали черпать горстями прозрачную, холодную влагу и поить ею друг друга. Потом они разговорились, стали мечтать о том, как они будут жить, сколько у них будет детей.
Но вот парни подхватили онара под руки и повели к столам. Юкчи с собой не взяли — не по обычаю. За нею девушки с песней придут. Вон они уже на косогоре.
И вдруг из кустов выскочили два беса — подручные Турни, схватили Юкчи, заткнули ей рот мхом и унесли в лес. Когда девушки подошли к роднику, невесты там не было. Подруги принялись звать ее: кричать и аукать, на крик возвратился Кокша.
— Юкчи, где ты? — позвал онар, и когда невеста не ответила, Кокша испугался.— Где ты, Юкчи? Она пропала! Ищите все!
Девушки и парии рассыпались по берегам ручья в поисках невесты. И вот совершенно неожиданно около сруба возникла Юкчи. Вы, конечно, догадались, что ее подменили, и теперь вместо нее стояла Юнга, точь-в-точь похожая на Юкчи.
— Чего горланите?! — грубо крикнула Юнга. — Я здесь. Чуть было в воду не упала. Идите к дубу все.
Парни и девушки удивились грубости невесты, но от родника отошли. Может быть, и верно говорит Юкчи —
ей хочется побыть наедине с любимым, а гости не отстают от них ни на шаг.
— Ты почему неласкова с гостями? — спросил Кокша, когда они остались наедине.
— Пристали, как репейники к хвосту. Одним побыть нам не дают, они мне надоели.
— Ну, что ты, милая. Они мои друзья.
Тут Юнга поняла, что ведет себя не так, как следует, и сказала:
— Прости меня, мой патыр. Они и мне друзья. Пойдем скорее к ним.
— Л пить из родника любви? Ведь мы еще не досыта...
— Мне эта сырость надоела там...
— Тебя, Юкчи, совсем не узнаю. Мы только что...
— Пойдем скорей на свадьбу, милый. Пойдем!
Она ухватила Кокшу за руку и повлекла вверх по косогору.
А гости уже перешли на поляну к холму, где посередине разведен свадебный костер. Карт и Тойдемар хлопочут около костра, готовят свадебные блины, колышки и другие предметы, нужные для обряда.
Карт, увидев, что жених и невеста готовы и идут на поляну, сказал:
— Склонитесь над костром. Пусть юмо тул«— великий бог огня до боли ваши губы обожжет, как обожгла любовь два юных сердца. Благословляю вас. Отныне ты, Кокша, и ты, Юкчи, — супруги. По древнему завету никто не может вас разъединить. Любя живите...
И вдруг на холме раздался страшный хохот. Все обернулись к холму и увидели на нем Турни. Громовым голосом он прокричал:
— Ну что, великий патыр! Единственную дочь мою'похитил, женою сделал — меня на свадьбу даже не позвал. Нехорошо!
А нахальная Юнга сбросила с себя одеяние Юкчи, осталась в своем чешуйчатом наряде, прильнула к Кокше. Опар оттолкнул ее, бросился к змею:
— Куда девал Юкчи, презренный вор?1 Скорее меч несите!
— Не горячись, Кокша! — Турни поднял над головой руку. — Зачем тебе Юкчи? По красоте моя Юнга ее не хуже, твоя Юкчи бедна, как серая кукушка, а на свою жену взгляни? Здесь каждая чешуйка золотая, браслеты— серебро, в сережках — самоцветы. А во дворце сто тысяч сундуков...