Царёв город
Шрифт:
— Поро кече6, — Ешка сдернул шапку, поклонился.
— Пурыза7, — ответил бородатый, но молот не опустил. Когда около Ешки появилась Палага, напряженность с лиц кузнецов спала, молодой недовольно буркнул:
— Дверь закройте, холоду напустите-
„ Ешка и Палага перешагнули через порог, плотно прикрыли створку двери-
— Ехали вот, слышим — звенит-..
— Откуда ехали?
— Да из кокшайской крепости. Умучились — страсть.
— Вы вроде русские, не черемисы. Откуда язык знаете? — спросил молодой. Он, видимо, был тут за подручного у кузнеца.
— Живал я здесь ранее, знакомых имею.
— Куда путь держите? — кузнец опустил молот* присел на чурбан.
— Ищем илем лужавуя Чка.
— Уж ты не поп ли? — молодой улыбнулся.
— Поп.
— Ешка Большая палка!
— Он самый, — Ешка хохотнул.
— Давно бы так сказал. Тут про тебя Вечный Кочай целые сказки рассказывает. Помнят тебя все-
— Погоди! Кто сказки расказывает? Кочай? Так он жив еще?! Тогда вроде на ладан дышал*
— Недаром его Вечным Кочаем назвали.
— Кочай по-русски — дед. А имя никак не вспомню
— Имя нет.
— Почему?
— Он все время Кочай был. Мой отец когда женился, Кочай уже стариком был. Его молодым никто не видел. Он шочмовуя8 Чка хорошо помнит, он и ему сказки рассказывал, песни пел — вот как он стар.
— Чка разве умер?
— Давно. Отец мой шочмовую сын будет. Топкай его зовут. Все земли до реки Кундыш его: Чкаруэм, Чкаэнгер, Шечка.
— Стало быть, Чка в живых нет. Жалко. Я было хотел ему поклониться, место хотел попросить. Чтобы жить на старости лет, богу молиться.
— А места много. У отца спроси — позволит.
— Как тебя зовут?
— Коришка. Гришка, если по-русскому.
— Скажи-ка мне, Гриша, разве теперь царь черемисам железо ковать позволяет? Раньше, я помню-..
— И теперь не позволяет.
— А как же? — Ешка кивнул на наковальню.
— Это не наша кузница, а дяди Ильи. А он русский.
— Царя, стало быть, перехитрили? — Ешка снова хохотнул.
— Зачем же,— Илья подошел к горну, сунул в пылающие угли кусок железа, качнул меха. — Царь, ведь он чего боится? Чтобы инородцы копья, мечи, наконечники для стрел не ковали, не вооружались чтоб. Я и не кую. А без лемехов для сохи, без лопат, без топоров, без ножей как обойтись? Люди хлеб сеют, лес рубят, на охоту ходят. За все это ясак царю платят. Им без железа не обойтись. Вот меня и приспособили. Дом помогли построить, кузню.
— Женить хотим, да не соглашается-
— Поздно уже. Дочку вот жду с Камы-
— Стало быть, один бобыльствуешь?
— Один пока.
— Может, нас с Палагой приютишь на первое время.
— Рад буду. Правда, со мной Кочай живет, но он уходить собрался.
Вечером в избу Ильи пришел Топкай. Он постарел, погрузнел, но Ешку вспомнил, обнялись, похлопали друг друга по спине. Палага в избе освоилась, гремела около печи ухватами, готовила ужин.
— Ну, как живешь, Ешка Кугу тоя? — спросил Топкай, пока Палага собирала на стол.
— Живу не тужу, — Ешка был весел, ему хотелось балагурить. — Рупь украду, полтину пропью, другую прогуляю, а на барыш опохмеляюсь. По девкам было бегал, да шибко попадья ругается.
— Ты, однако, по-прежнему весел. Сколько лет мы не виделись?
— Лет, поди, тридцать с гаком.
Сели за стол. Илья молча вынул большой коричневый каравай хлеба, перекрестил его ножом, отвалил сначала краюху, потом начал пЛастовать на ломтики. Палага вынесла на стол миску гороховой каши. Илья разлил по кружкам медовуху.
— А ты, Топкай, как живешь? — спросил Ешка, когда выпили по первой. — Раньше ты вроде на другом месте жил.
— Ай, — Топкай отмахнулся. — Люди мы не сидячие, где захотим, там и живем. Руэмы вырубаем, землю пашем, на охоту ходим, рыбу ловим Брат мой Ургаш за Оно Мор-ко ушел, трех сыновей имею. Старший, Япак, в Чкаруэме остался, средний, Актуган, на реке Манаге живет, а младший, Кори, у Ильи кузнечному делу учится. Старуха моя умерла, вторую бабу взял. Молодую. Ну, а этот илем у нас родовой. Я тут все время зимую.
— Ясак кому платишь?
— С Вятки приезжает дьяк Суслопаров...
— Дерет ясак неимоверно много, — заметил Илья. — Креста нет.
— Кори мне сказывал, что ты тут жить собрался, богу молиться?
— Истинно. Клочок землицы дашь?
— Земли не жалко, только обманываешь ты меня за. чем? Помнишь, в прошлый раз пришел ты к моему отцу и сразу сказал правду — принес де я вам новую веру. А теперь зачем душой кривишь?
— Поверь, Топкай, хочу под старость лет в тиши пожить9
— И только для этого через великие морозы, через глубокие снега сюда добирался? Будто таких мест под Москвой нет* Я сначала подумал — ты от царского гнева сюда бежишь, но люди видели, что тебя пычальники* сюда провожали, а ты их отослал.
— Мыслимо ли дело?! — Ешка захмелел и стал горячиться. — Мы с тобой уху есть еще не начали, а ты в меня уже костями плюешь! Конечно же, и под Москвой тихие места есть, но я поп, мне богу служить надо. Вот я и надумал в ваши места зимой, пока дороги стоят, добрести, место отыскать да и заложить малую пустынь святую, поставить в ней икону Девы Мироносицы и приобщать вас, безбожников, к истинной православной вере. Я думал: если преуспею в этом богоугодном деле, то со временем встанет на месте моей пустыньки некий монастырь. Сколько я, тридцать тому лет, на ваши шеи крестиков навешал — где они? У-у, ироды, побросали!
— Почему побросали? — Топкай сунул руку под рубашку, вытянул медный крестик. — Вот он. Теперь у нас многие двух богов имеют — и вашего Христа, и нашего Оно юмо. Если большая беда придет, который да поможет. Молиться вашему богу, правда, нам негде—ставь свою икону. Но пычальников с собой зачем привел?
— И тут не солгу. Узнал государь наш Иван Васильевич, что я в ваши места иду, и велел мне место для крепостишки разведать..-
— Крепость нам ни к чему! — сердито перебил Топкай. — Мой лужай против царя не бунтует, хоть и надо бы- Понаедут потом русские...