Царёв город
Шрифт:
— Ладно, давай поговорим, как дальше жить будем?..
Ярандай вначале прислушивался к разговору, потом
хлопнул себя по лбу и выскочил из землянки. Скоро возвратился и, перебив.беседу, спросил Илью:
— Ты когда к мурзе приехал, у тебя конь был?
— Была кобыла. А что?
— Где она теперь?
— Настя, где моя кобыла?
— На ней Айвика к отцу ехать у меня отпросилась.
— Вот третий человек, кто знал о налете! И ты, кузнец, ее послал!
— Неправда твоя, Ярандай! — воскликнула Настя.— Айвику я отпустила за сутки до налета. Ни бати, ни мурзы здесь еще не было.
— А ты не врешь?! — гаркнул мурза.
— Вернется — спросите.
— Она не дура! Она не вернется! — кричал Ярандай.
И словно по заказу открылась дверь, и в землянку вошла Айвика.
— Где была? — Ярандай подскочил к девушке, схватил ее за ремень.
— В Топкай-энгер ездила.
— Зачем?!
— Сказали, что отец умирает.
— Давно уехала?
— Сутки туда, сутки сюда да дома двое суток.
— Зачем к русским заезжала? Мы знаем, говори!
— Ты, Ярандай, седой, а глупый. Я же сказала, у меня отец при смерти, зачем мне русские, и где тут близко русские!
— Ладно, Ярандай, отпусти девку, — сказал мурза.— Мою вину на других не сваливай.
Ярандай все равно посмотрел на Илью с ненавистью.
— Ну, а вы чего сюда притащились? — спросил атаман Андрейку, когда ногайцы и Ярандай вышли.
— Узнали мы, что мурзе по загривку надавали, а он к тебе злой побежал, думали, как бы чего не вышло.
— Неужто, атаман, всю тыщу загребли? — спросил Ермил.
— Всю. Три десятка только и осталось.
— Как же это мурза так опростоволосился, а?
— Это не загадка,—весело произнес Дениска.— А вот моя черноглазая меня удивила. Говорила, что врать не умеет, а мурзе так кругло все хвастала, прямо загляденье. Где же ты четверо суток ездила, если я атаманову кобылу в тот вечер, когда мурза приехал, в стойле видел и кормил вместе с лосихой? А было это всего позавчера. Вот это загадка!
— Ладно, Дениска, язык не распускай, — сказала Айвика.— Твой лосенок подрос, его ты, наверно, за кобылу принял.
— Все могет быть, ночь была, темно.
— Тут все свои, Айвика, рассказывай, — сказал Илья и позвал всех к столу.
— Ешка Большая палка тебе поклон сказывал.
— Ой-ёй! Кобылу свою у тебя не отнял?
— Зачем она ему? Теперь он от самого большого попа в Москве две телеги получил, в каждой по два коня запряжено. И еще сказал Ешка, что царица обещала бумагу написать, чтобы тебя и всю твою ватагу простили.
— Вот за эту весть спасибо.
— Пусть, говорит, идут на стройку города спокойно.
— Скоро ли они там будут? И кто ведет их?
— Князь у них Гагин называется. Длинный, худой и усы, как у кота. Мне золотой давал, да я не взяла.
— Опять врет! — заметил Дениска.
— На Кокшагу я их довела, потом мы с Ешкой нашли Палагу...
— Выжила?
— Живет в зимовке одна, ровно барсучиха. Грибы сушит, орехи таскает, желуди, рябину. Ешка там остался, я отца на Топкай-энгере наведала, с лужавуем поговорила и бегом сюда. За тебя шибко боялась.
— Спасибо.
— А Топкай ушел на старое место. Его русские туда позвали.
VI
Пока Аталык горячился в землянке, ему что-то думать мешало. А как вскочил в седло, мысли сразу потекли спокойно.
— Послушай, Ярандай?!
— Я тут, могучий, — Ярандай выровнял коня, поехал с мурзой рядом.
— Двадцать тысяч черемис, если надо будет, мы поднимем?
— Это не от нас зависит. Можно и больше поднять.
— От кого же зависит?
— От русских.
— Как это?
— Ты говорил, что царь хочет строить крепости на Кокшаге, на Яране, на Санчурине и еще на уржумской стороне. А для крепости ведь хорошее, высокое место надо найти?
— Аллах акбар! Конечно, на болоте крепость не устоит.
— А в наших низменных местах на всех высоких землях илемы построены, там лужавуй живут. Их ведь русским придется с этих мест сгонять.
— Они и сгонят!
— Пока город будут строить, народу много надо? Много. Его же кормить надо. А где корма брать?
— Ясно где. У черемис отнимать!
— Для стрельцов, которые потом в крепости сидеть будут, земля нужна, чтоб они кормились на ней. Много земли. Опять же ее отнять надо. Вот если все это русские сделают, к нам народ валом повалит.
— Верно! Бик якши!
— Однако и о другом выслушай, премудрый. Ты, наверно, заметил, что я той девке Айвике не поверил, кузнецу не поверил. Я его ватагу хоть всю зиму и хранил, но, видать, напрасно.
— Демерджи и я не особенно верю, но девке твоей зачем русским радеть?
— Так она же не моя девка! Она здесь пленная.
— Какой ишак девок пленит? Зачем?
— Твой сотник Аббас.
— Ну-ну!
— Она из Топкаева илема. К ним еще зимой пришел русский поп. Место для крепости выглядывать. Топкай свой илем под город отдавать не хотел, но попа принял. Его род давно с русскими якшается, поп этот раньше у них бывал, да и кузнец, ты знаешь, у Топкая прятался. И тогда Аббас надумал кокшайских черемис наказать.
— Нужда в этом была?
— Не было. Просто кони у него застоялись, джигитам пограбить захотелось. Илем они сожгли, мужиков в плен взяли, ко мне привели, корма пограбили.
— Что же Топкай?
— Он сказал попу: иди к царю, скажи, что место для крепости я отдал, пусть меня русские от разбойников защитят. А девка эта — Топкаева карта дочка. И она вполне могла русских упредить.
— Аббас саблей махать молодец. В черемисских делах он что понимает? Ты-то куда глядел, о чем думал?