Царёв город
Шрифт:
Илья не поверил Ярандаю. Мурза через него ватагу испытывает и атамана.
— Послушай, Ярандай. Зачем нам с мурзой хитрить? Его джигиты, твои охотники и мои ватажники для того тут и собрались, чтобы с русскими воевать. И он прав, что хочет нас проверить. Давай сходим на город, Покажем мурзе свою силу, да и вся недолга.
— Какой я дурак был, что тебя и твою ватагу чуть не год берег, хранил. И ты тоже дурак. Два дурака в одном месте, это шибко много. Где мы с тобой силу покажем? Лед на реке тонок, перед стеной города — голое место. А у князя пушки, пичалы, стрелы. Он нас в реку загонит, утопит всех до одного. На наших костях мурза победу себе добудет!
— Как?
— Пока князь нас в реке топить будет, мурза своих конников в обход пошлет, а потом князю в спину ударит.
— Ты меня дураком назвал. Тогда сам скажи, что нам делать, если умный? Чай, не зря пришел?
— Русских надо упредить еще раз!
— Тебе-то какая корысть их спасать?
— Совсем, Илейка, у тебя* ума нету! Я не русских спасаю; себя спасаю. Если князь про обход узнает, он плюнет
на нас, трогать не будет, все пушки назад повернет. А я те места знаю, выведу всех на старые русла реки, скажу потом мурзе, что заблудился. И все до одного целы будем.
— Если тебе это нужно, то и упреждай.
— Врешь, Ярандай! Ты^же знаешь, что я тут как мышь в мышеловке, и никак никого упредить не могу. И послать у меня некого...
— Дочку пошли.
— У нас дитя на руках хворое.
— Я знаю, это не ее малайка. Бросай в болото и все. Моих охотников хотят погубить, твоих ватажников хотят утопить — тебе их не жалко? Какую-то сопливую малайку жалко, все равно ее смерть ждет!
— Почему?
— Мурза хитер. Чтобы ты ему не изменил, он Настю твою в залог оставит и этим тебе руки и ноги свяжет. А если ты ее к городу пошлешь...
— Ее на первой лее версте пристрелят.
— Любого парня пошли!
— А дорогу он знает?! Да и если было бы можно, не
послал бы. ч
— Почему?
— Потому что, если князь мурзу размечет, — нам тут не жить. Меня он первого на осину вздернет. Ты погубить меня перед мурзой пришел, это даже козе понятно. Если и впрямь мурза нас на город хочет послать,—передай ему, мы готовы воевать. Нам сидение взаперти до тошноты надоело.
— Ну, Илейка, дубовая башка, когда в реке тонуть будешь, Ярандая вспомнишь!
— Выплывем, даст бог!
— Смотри, если про наш разговор мурзе скажешь...
— Ты у меня не был.
— Зачем кричишь? Тихо говори. Совсем тихо!
После ухода Ярандая атаман до ломоты в голове думал об истинной цели прихода этого хитрого и лукавого черемисина. И о Настиной судьбе. Почему он раньше не думал о дочери? Конечно же, мурза не отпустит ее с ним. Да если бы и отпустил, куда она с ребенком на руках? Потом решил позвать друзей: ум хорошо, а два — лучше. Пришли по зову Ермил, Андрейка, Дениска и Настя. Илья пересказал им весь разговор с Ярандаем от слова до слова. Мужики начали чесать в затылках. Первым" заговорил Ермил:
— Если, атаман, тебя испытывать приходили, то мурза непременно мешок, в который нас посадил, приоткроет. Будут сюда шастать ногаи, за кобылой твоей следить и за Настей. Ты правду Ярандаю сказал: окромя ее да тебя туда дорогу никто не знает. В лесу в трех соснах заблудиться можно, а до Кокшаги верст сто, поди, будет?
— Поболее.
— Это с одной стороны. А с другой, видно, и впрямь
мурза нас под стены бросить хочет. Потому как самая пора пришла. Уж больно хитро придумано: нас под пушечки
посадить, чтоб к русским не переметнулись, а сам будет князя со спины да боков щупать. Шибко похоже,, что Ярандай не врет.
— Кинет нас мурза под стены али не кинет, — сказал Ермил, — но наших упредить все (?дно надо. Ой, как надо. И для них была бы польза, и для нас.
— Стало быть, кобылу трогать нельзя? — спросил Дениска.
— Ни в коем разе.
— А если Параню?!
— Про лосиху-то мы и забыли!
Все враз подумали о чудесной находке Дениски. Лосиха своей тушей да огромной головой напугает любой ночной дозор. Ее пропустят непременно, о ней ногайцы не знают и не будут следить, есть она в ватаге или нет.
— А я, — продолжал Дениска, — привяжусь к ней под пузо, кто меня в теми-то заметит, а?!
— Так путя тебе, Дениско, не ведомы, — сказал Ермил с сожалением.
— Мать твою за ногу! А голова у меня только для шапки, да! Пусть атаман сутки без продыху мне про ту дорогу долбит — неуж не запомню?
И все решили: Параню можно испытать.
Висеть под животом у лосихи неудобно. Параня то и дело останавливается, недоуменно загибает свою длинную шею, просовывает голову меж передних ног, шумно нюхает Денискину голову, как бы спрашивая: «Чего это ты, мой добрый хозяин, придуриваешься?» Дениска шептал: «Пошла, Параня, пошла. На волю, на волю». Неловко было и лосихе, она раза два попыталась лягнуть Дениску задним копытом. Но он присосался к подпругам, как клещ, и не отрывался. Дело спас лосенок. Он, почувствовав свободу, взбрыкнул задними ногами, тряхнул большой головой и побежал к перешейку. Лосиха, переваливаясь с боку на бок, пошла за ним.
Мурза, чтобы не обижать ватажников, охрану велел ставить поодаль от перешейка, и четверо воинов сидели по обеим сторонам дороги в ста саженях от мостика. Пока два сторожа бодрствовали, два других спали. Опасности большой не было, вокруг всего болота таких постов была натыкано множество. Параня, перейдя через мосток (он теперь не поднимался), сразу набросилась на ветки. Де-писка в последнее время кормил ее скудно, и она хватала ветки жадно. Но лосенок, после стойловой тесноты почуяв простор, побежал дальше. Лосиха двинулась за ним снова. Поторопившись, она не заметила дозорных, -сбила их передними ногами и, когда ногаец пронзительно и испуганно взвизгнул как поросенок, бросилась бежать. Дениску било лодыжками передних ног в голову, но он держался. Ошарашенные дозорные приняли темную громадину за шайтана и долго не могли прийти в себя.
Прокачавшись под животом у лосихи версты две или три, Дениска решил оторваться, оглядеться и отдохмуть. Он скатился на жухлую, покрытую инеем траву, вскочил на ноги и сунул руку в карман, чтобы дать Паране кусок хлеба. Но не успел. Вдруг вдали призывно и тревожно закричал лосенок, и крик его словно хлестнул лосиху. Мотнув головой, она крупными скачками помчалась на зов. Дениска побежал за ней и увидел далеко, верстах в двух по просеке, мерцающий в ночи костерок. Там что-то происходило. Ревела лосиха, раздалось несколько человеческих вскриков, потом все стихло. Дениска бросился туда.