Царёв город

Крупняков Аркадий Степанович

VII

Князь Данила Сабуров в беспокойстве был. Время шло, а гонец из Нижнего не возвращался, подмогу не приводил. А с Данилой слуг всего четыре человека. С ними князь гоняться за ватажниками не осмеливался. С кузнецом в леса ушло, как-никак, четыреста отчаянных мужиков. И приходилось-Сабурову торчать в Царевококшайске, принюхиваться да прислушиваться, не появятся ли веоти о ватаге. Воевода Ноготков несколько раз намекал, что-де не пора ли восвояси, ведь нижегородская крепость без воеводы оставлена, не дай бог государю об этом станет ведомо.

Наконец, посыльный из Нижнего вернулся, но с худыми вестями. Прибыл-де в город князь Иван Михайлов Во.

ротынский с указом стать там большим воеводой. А ему. Сабурову, велено стать воеводой в остроге. 'Знают ли в Москве о его, Сабурова, отлучке? На это вестник ответил: «Не знают. Инако Воротынский об этом сказал бы». Людей в помощь князю Воротынский не дал, сказал, что об указе о поимке беглых ему не ведомо, а если таковой у Сабурова есть, то пусть он его скорее исполняет да воз-вертается на свою службу.

И тогда Сабуров решился на последний шаг. Оставив пятерых своих слуг в городе, он поехал в кокшайскую крепость к воеводе Василию Буйносову. Он надеялся уговорить князя дать ему стрельцов, благо к этому времени Данила вынюхал, где кузнец с ватагой хоронится.

А в это время пара саней приближалась к кокшайской крепости. Впереди ехала Айвика, за ней во вторых санях сидели Андрюха с Настей. Воевода встретил их по-доброму. Не потому, что был гостеприимным, а корысти своей ради. Сам Буйносов был безграмотен, а дьяк крепости по-черному запил, и у воеводы накопилось, читать и отписывать много бумаг.

Узнав, что Андрей подьячий, он засадил его за стол в приказной избе, сунул в руки перо — читай и пиши. Девок поместил в чулане по соседству, велел отдыхать. На дворе трещали крещенские морозы, и все трое согласились переждать их в Кокшайске.

Князь Сабуров приехал около полудня. Он вошел. в приказную избу промерзший, на густых бровях иней, на усах и бороде льдинки. Собрал в горсть усы и бороду, отодрал лед, бросил на пол. Пока хозяин раздевал гостя, они поговорили о трудной дороге, о жестоком морозе, о здоровье — о всем том, о чем говорится при встрече. Потом сели на лавку и начали беседовать по сути.

— Гостить я у тебя, княже, долго не могу, то дело спешное. Имею я на руках указ государя имать разбойника и вора Илейку Кузнецова. Оный вор и царев недруг сбил ватагу беглых и хоронится ныне на Большой Кокшаге. Оружия с ним, окромя дубин, никакого нет, но воров много — четыреста душ. И стало мне известно, что намерен он на твою крепостишку наскочить, стрельцов поубивать, оружие все как есть забрать. И посему я к тебе с поклоном — помогай и мне и себе.

•— А Ноготков о чем думает? У него, я чаю, полтыщи воев, не менее?

— Ты что, Ивана Андреича не знаешь? Спесив, как поляк, упрям, как немец. Тебе, грит, указано, ты и исполняй. А у меня пятеро стрельцов..,

— Почему более не взял?

— Дак указ токмо на одного Илейку дан. В Москве, я думаю, о ватаге его не знали.

— Я более сотня стрельцов тебе выставить не смогу,— сказал Буйносов, подумав. — Острог совсем оголять не в праве.

— Хватит, княже! Воры совсем безоружны, да и оголодали, я думаю. Повяжем их, да и вся недолга.

— Добро, воевода. Где эти воры, в каком месте?

— Мы так сделаем, княже. Я нынче же поеду в Царев город и доподлинно выведаю, где сии разбойники сидят. А ты через день-два веди сотню туда же, и мы дело свершим с божьей помощью.

Как только воеводы вышли, Андрюшка сразу шасть в чулан. О чем они там советовались — не известно, но сразу после отъезда Сабурова друзья заторопились, запрягли лошадей в сани и распрощались с Буйносовым.

Ныне, не то что в минувшие времена, дорога по реке накатана. Стоит впереди город, и ездят по ней постоянно. Хлопая по седлу задом, едет Данила Сабуров по дороге рысью. Лошадь хоть и не успела отдохнуть, но мороз поджимает ее, иона бежит ходко. Вдруг сзади скрип полозьев, конский топот. Оглянулся воевода, попридержал коня на всякий случай, правую руку положил на рукоятку сабли Но, приглядевшись, успокоился. В санях, раскручивая конец вожжей над головой, мчался воеводский подьячий.

^— Эгей, князюшко-батюшко, погоди! — кричал подья-чий. Сабуров остановился, первые сани проскочили вперед, вторые остановились сзади.

— Что стряслось?

— Воевода Василий Иваныч велел мне грамоту государя посмотреть.

— Он что, не верит мне?

— Не знаю. Велел прочитать и все. Инако стрельцов он не поведет.

Сабуров соскочил с седла, открыл переметную суму, вынул свиток. Он и не заметил, как сзади подошли две бабы, и в спину его уперлось что-то твердое. Он глянул через плечо, под лопаткой торчало дуло пищали.

— Руки, князь, поднимай, — услышал строгий голос.

— Вы что, с ума посходили?! — крикнул воевода, но руки поднял. Подьячий выхватил из его ножен саблю, выдернул пистоль из-за пояса. Сабуров резко наклонился, чтобы вырваться из-под дула ружья, но повернуться не успел. По голове ударили чем-то тяжелым, из глаз у него посыпались искры, потом все потемнело, и он рухнул на снег. Очнулся связанным. Его куда-то волокли эти трое, и, глянув вперед, воевода понял, что его тащат к проруби, которую пробили, видимо, для водопоя. Из круглого отверстия во льду поднимался легкий пар, вокруг все запо. рошено снегом. И,тут Сабуров вспомнил цыганку, ее гадание и пронзительно заорал:

— За что, православныи-и?!

— За Илейку-кузнеца, воевода, за лихоимство.

И когда лицо ожгло студеной водой, уже подо льдом, у Сабурова мелькнула и погасла вторая мысль о цыганке: «Не могла, стерва, сказать о проруби. Я бы оберегался...»

VIII

Ешке надо было так и так ехать в Москву, к митрополиту. Город новый, почитай, возведен, деревянная церквушка построена, каменный храм заложен. На все это деньги из царской казны получены. На все иное воевода Ноготков ни полушки не дает. Он и сам мужик прижимистый не дай бог, а дьяк Виногоров при нем, который деньги считает, так тот еще зловреднее. А у настоятеля церкви других расходов тьма. Надо образами храмы украсить, а для этого из града Владимира придется иконописцев призывать. Нужно двух дьяконов, двух пономарей, звонарей и иных божьих слуг оплачивать, а чем? Хоругви, опять же, на два храма, свечи,'паникадила, сосуды всякие. И вообще храмы божии внутренним великолепием должны блистать, манить прихожан во святую обитель. Певчих бы завести, просвирню опять же надо. Палагу бы на это дело поставить, глядишь, деньга кое-какая перепадет. Ну и про ватагу, про кузнеца надо у государыни узнать — не век же им по .лесам да болотам мыкаться.