Царевна Софья
Шрифт:
Цыклер удержал свою лошадь, которая пустилась было вскачь за понесшейся толпой.
— Если ему удастся — хорошо! — вслух размышлял он. — Я тогда ворочусь в Москву и первый донесу об успешном окончании дела царевне. Если же его встретят потешные, то, без сомнения, положат всех на месте, и я не опоздаю приехать в монастырь с доносом и с предложением услуг моих царю Петру.
X
— Вот и монастырь! — закричал Лысков стрельцам. — Скорее, ребята! К воротам!
Подъехав к монастырской стене,
— Кто там? — спросил привратник.
— Солдаты, — ответил Лысков. — Его царское величество приказал нам приехать сюда из Преображенского. Потешные-то еще не прибыли?
— Нет еще. Вы первые приехали. А вы точно из Преображенского? Мне велено лишь оттуда впускать в монастырь, и то спросив прежде — как это? Слово такое мудреное!
— Пароль, что ли?
— Да, да, оно и есть. Ну-ка, скажи это слово.
— Вера и верность. Ну, отворяй же скорее ворота.
— Сейчас, сейчас.
Ворота, заскрипев на тяжелых петлях, растворились, и Лысков въехал со стрельцами за монастырскую ограду.
Царь Петр Алексеевич с матерью Натальей Кирилловной находился в это время в церкви и стоял у алтаря. Стрельцы, обнажив сабли, рассыпались в разные стороны для поисков. Двое из них вошли в церковь. Юный царь, оглянувшись и увидев двух людей, быстро приближавшихся к нему с обнаженными саблями, схватил мать свою за руку и ввел в алтарь. Стрельцы вбежали за ним туда же.
— Чего хотите вы? — закричал Петр, устремив на них сверкающий взор. — Вы забыли, что я царь ваш!
Оба стрельца, невольно содрогнувшись, остановились.
Царь Петр Алексеевич, поддерживая одной рукой испуганную мать, другой оперся об алтарь.
— У него оружия нет, — шепнул наконец один из стрельцов. — Я подойду к нему.
— Нет, нет, — сказал шепотом другой, удержав товарища за руку. — Он стоит у алтаря. Подождем, когда он выйдет из церкви; ему уйти отсюда некуда!
В это время послышался конский топот, и оба злодея, вздрогнув, побежали вон из церкви.
— За мной! Смерть злодеям! — воскликнул Бурмистров, въезжая во весь опор со своими солдатами в монастырские ворота. Лысков, услышав конский топот, с несколькими стрельцами выломал небольшую калитку и выбежал за ограду. Остальные стрельцы, оставшиеся в монастыре, были изрублены. Бурмистров с двумя своими людьми бросился в погоню за Лысковым, оставив лошадей у калитки, в которую было не проехать. Вскоре нагнал он Лыскова и пятерых стрельцов. Те остановились, увидев погоню, и приготовились к обороне.
— Сдавайся! — закричал Лыскову Василий.
Лысков выстрелил в Бурмистрова из пистолета и закричал стрельцам:
— Рубите его!.
Пуля со свистом пронеслась мимо, и Лысков бросился на Василия с саблей, но один из потешных предупредил его, снеся ему голову и сам упал, проколотый саблей одного из стрельцов. На оставшегося потешного напали двое, а на Бурмистрова трое. Потешному удалось скоро разрубить голову одному из противников; потом он ранил другого и бросился на помощь к Василию. В это время раненый дополз до трупа Лыскова, вытащил из-за
Василий, чувствуя, что силы его слабеют, правой рукой поднял с земли свою саблю и, опираясь на нее, пошел к монастырю. Вскоре голова у него закружилась, и он упал без чувств на землю.
Через несколько часов Бурмистров пришел в себя. Открыв глаза, увидел он, что перед ним стоят купец Лаптев и брат Натальи, а он сам лежит в постели в избе. Изба эта находилась за оградой, неподалеку от главных монастырских ворот.
— Слава Богу! — сказал Лаптев. — Наконец он очнулся! Мы, Василий Петрович, думали, что ты совсем умер. Если бы не нашли и не перевязали тебя вовремя, ты бы кровью изошел!
— Спасибо, — сказал слабым голосом Бурмистров. — Как попал ты сюда, Андрей Матвеевич?
— Сегодня на рассвете услышали мы в Москве, что царь Петр Алексеевич ночью уехал из Преображенского в монастырь и разослал во все стороны гонцов с указом, чтобы всякий, кто любит его, спешил к монастырю для защиты царя от стрельцов-злодеев. Я с Андреем Петровичем и побежал в Гостиный двор, собрал около себя народ и закричал: «Друзья! Злодеи-стрельцы хотят убить нашего царя-батюшку. Он теперь в Троицком монастыре: поспешим туда и положим за него свои головы!» «В монастырь!» — крикнули все в один голос. «Кому надобно саблю, ружье, пику, — закричал я, — тот пусть бежит в мою оружейную лавку и выбирает, что кому надобно». Посмотрел бы ты, Василий Петрович, как мы из Москвы сюда скакали в телегах: земля дрожала! В каждую телегу набралось человек по десять.
В это время послышался громкий звук барабанов. Андрей, выглянув, в окно, увидел, что Преображенские и Семеновские потешные и Бутырский полки с распущенными знаменами скорым шагом шли к монастырским воротам. Перед полками ехали верхом генерал Гордон и полковник Лефорт.
— Ба! — воскликнул Андрей. — А вон и капитан Лыков со своей ротой.
— Как это полки-то так скоро сюда поспели? — спросил Лаптев, подойдя к окну.
— Видно, на крестьянских подводах прискакали, — предположил Андрей.
— Экое войско: молодец к молодцу! — продолжал Лаптев. — Сердце радуется! А это что за обоз там приехал?.. Никак все крестьяне. С топорами, косами, вилами. Эк их сколько высыпало. А впереди-то священник, кажется…
Когда толпа крестьян, предводимая священником, приблизилась, Андрей воскликнул:
— Да это же отец Павел! А крестьяне, видимо, из Погорелова!
Андрей и Лаптев долго еще смотрели в окно. Со всех сторон подходили к монастырю стольники, стряпчие, дворяне, дьяки, жильцы, дети боярские, копейщики, рейтары. Все бояре, преданные царю Петру Алексеевичу, также прибыли в монастырь. Вскоре в монастырских стенах стало так тесно, что многие из приезжавших вынуждены были оставаться под открытым небом, за оградой монастыря.