Царица Проклятых
Шрифт:
И Джесс было слишком весело, чтобы придавать значение мелочам. Первые несколько вечеров они с Маарет и Маэлом беседовали об археологии. И Маарет оказалась кладезем знаний, хотя некоторые ее идеи представлялись весьма странными.
Например, она настаивала на том, что причиной возникновения сельского хозяйства послужило желание людей, прекрасно существовавших благодаря охоте, иметь в своем распоряжении галлюциногенные травы, способствующие достижению состояния религиозного транса. А еще они хотели делать пиво. «Этому нет ни единого археологического подтверждения? Ну и что? Продолжай раскопки, Джесс, и ты сама во всем убедишься».
Маэл прекрасно читал стихи; Маарет иногда
Он привез с собой японские и итальянские фильмы, и они с удовольствием их смотрели. Особенное, хотя и довольно страшное впечатление произвел «Квайдан». А итальянский фильм «Джульетта и духи» заставил Джесс разрыдаться.
Казалось, все эти люди проявляли к Джесс неподдельный интерес. Маэл задавал ей невероятно странные вопросы. Курила ли она хоть раз в жизни сигарету? Какой вкус у шоколада? Как она осмеливается ездить одна с молодыми мужчинами в автомобилях или заходить в их квартиры? Разве она не понимает, что они могут ее убить? Она чуть не расхохоталась. Нет, серьезно, такое вполне может случиться, настаивал он. Обсуждая эту тему, он пришел в невероятное возбуждение: «Ты только загляни в газеты! В современных городах мужчины охотятся на женщин, как на оленей в лесу!»
Джесс предпочитала отвлекать его от столь опасного предмета и переводить разговор на путешествия. Его описания тех мест, где ему довелось побывать, были восхитительны. Много лет он провел в джунглях Амазонки. Однако он категорически отказывался летать на «аэроплане» – это чересчур опасно. А вдруг он взорвется? И еще ему не нравились «одеяния из ткани» – слишком уж непрочные.
Однажды Джесс пришлось пережить весьма странные мгновения, и связано это было с Маэлом. Они обедали вдвоем и, как всегда, разговаривали. Она рассказывала ему о призраках, которых иногда видела, и он грубо обозвал их не то безмозглыми мертвецами, не то сумасшедшими покойниками. Она невольно расхохоталась. Но ведь он прав: духи действительно часто вели себя как безумные – и это ужасно. Действительно ли мы перестаем существовать, когда умираем? Или задерживаемся где-то, пребывая в состоянии тупого оцепенения, и время от времени в самые неподходящие моменты являемся смертным и делаем бессмысленные заявления медиумам? Случалось ли хоть когда-нибудь призраку сказать нечто достойное внимания?
– Но речь идет, конечно же, только о земных духах, – сказал Маэл. – Кто знает, куда мы уходим, когда наконец освобождаемся от плоти и ее соблазнов?
Джесс к тому времени уже довольно-таки сильно опьянела и вдруг почувствовала, как ее охватывает непреодолимый ужас, – она вспомнила призрачное видение старинного особняка Стэнфорда Уайта и духов, бродящих в нью-йоркской толпе. Она поспешила сосредоточить взгляд на Маэле, который впервые за все время был без перчаток и темных очков. Какой же он все-таки симпатичный, этот Маэл, и какие у него удивительно голубые глаза с черными точечками в центре.
– К тому же, – сказал Маэл, – существуют и испокон веку существовали духи, которые никогда не имели плоти и крови и по этой причине очень злятся.
Что за странная идея?!
– Откуда тебе это известно? – спросила Джесс, по-прежнему глядя Маэлу прямо в глаза.
Маэл был действительно очень красив. Его красота складывалась из его недостатков: ястребиный нос, слишком выступающая вперед челюсть, худое лицо, обрамленное непослушными волнистыми волосами соломенного цвета. Даже глаза слишком глубоко посажены, но, несмотря на это, особенно выделяются на лице. Да, именно красив… Вот бы обнять его, поцеловать, пригласить в постель… Влечение, которое Джесс на самом деле испытывала к нему всегда, стало вдруг непреодолимым.
И тут в голову ей пришла совершенно бредовая мысль: он не человек – он только притворяется человеком. Это же так очевидно! И в то же время абсолютно нелепо! Если это не человеческое существо, то, черт возьми, кто же? Он явно не дух и не призрак. В этом нет никаких сомнений!
– Мне кажется, нам не дано знать, что реально, а что нереально, – сама того не желая, произнесла она. – Бывает, ты смотришь на что-то очень долго, и вдруг это что-то начинает казаться тебе чудовищно безобразным.
И она отвернулась от него, переведя взгляд на вазу с цветами, стоявшую в центре стола. Увядшие чайные розы, роняющие лепестки, папоротник, пурпурные циннии… Они тоже выглядели абсолютно чуждыми, подобно тому как всегда воспринимаются насекомые, и в какой-то мере даже жуткими! Что же они такое на самом деле? Потом ваза разбилась на части, вода разлилась.
– О, прошу прощения, я не хотел! – вполне искренне воскликнул Маэл.
Все произошло именно так, и в этом нет сомнений. Но за этим ничего не последовало. Маэл ускользнул в лес, прогуляться, а перед уходом поцеловал ее в лоб. Он хотел было коснуться ее волос, но рука задрожала, и он, видимо, раздумал.
Конечно, Джесс после этого выпила еще. Откровенно говоря, она вообще пила тогда слишком много. Но никто, казалось, этого не замечал.
Время от времени они втроем выходили из дома и при свете луны танцевали на просеке. Это не был какой-то определенный танец. Глядя на небо, они просто двигались кругами, каждый сам по себе. Иногда Маэл, не разжимая губ, напевал какой-нибудь мотив, а иногда Маарет пела что-то на неизвестном языке.
Да что же тогда случилось с ее головой, если она могла часами проделывать такие вещи? И почему у нее даже мысли не возникало хоть раз поинтересоваться, почему у Маэла столь странная привычка носить в доме перчатки или гулять в темноте в очках от солнца?
А однажды утром, задолго до рассвета, Джесс легла в кровать совершенно пьяная, и ей приснился кошмар: Маэл и Маарет жестоко ссорились и Маэл без конца повторял:
– А что, если она умрет? Что, если ее убьют, что, если она попадет под машину? Что, если, что, если, что, если…
В конце концов слова слились в оглушительный рев.
Несколько ночей спустя разразилась ужасная – и последняя – катастрофа. Маэл вернулся после достаточно долгого отсутствия. Джесс весь вечер пила бургундское. Потом она стояла с ним на террасе, он поцеловал ее, и она потеряла сознание, но тем не менее сознавала, что происходит. Он обнимал ее, целовал ее грудь, в то время как она соскальзывала в бездонную черноту. И тут снова появилась девушка, та самая, которая приходила к ней в Нью-Йорке, когда ей было так страшно. Однако Маэл не мог видеть эту девушку, а Джесс уже точно знала, что она – Мириам, ее мама, и Джесс понимала, что Мириам очень испугана. Неожиданно Маэл отпустил Джесс.
– Где она? – сердито крикнул он.
Джесс открыла глаза. Рядом стояла Маарет. Она с такой силой ударила Маэла, что он отлетел назад и исчез за перилами террасы. Джесс с криком подбежала к перилам, случайно оттолкнув при этом девушку.
Далеко внизу, на просеке, стоял Маэл, целый и невредимый. Невероятно, но так оно и было. Он уже поднялся на ноги и отвесил Маарет низкий церемонный поклон. Из окон нижнего этажа на него падал свет, и он послал Маарет воздушный поцелуй. Она казалась печальной, но улыбнулась. Едва слышно пробормотав что-то, она слегка взмахнула рукой, словно прощаясь и давая ему понять, что не сердится.