Царская охота

Шеллина Олеся

Но, если с испанцами все более-менее ясно, то вот мотивы англичан мне не понятны. Чего они хотели добиться моим устранением? Ушаков сумел у замазанных по маковку супругов выяснить только, что этому покушению я обязан Джону Картерету графу Гренвелю, который действовал исключительно с одобрения Георга. Но зачем это Георгу? Мне нужно кого-то внедрить в окружение Георга. Кого-то кому он поверит, что, кроме ненависти ко мне лично и к России этот человек ничего другого не испытывает.

Пока же Англия оказалась в весьма незавидном положении из-за Леопольда, которому руки развязали впервые в его жизни, и он пустился во все тяжкие.

Я понятия не имею каким образом он сумел заблокировать шведов и полностью перекрыть их торговлю не только с Англией, но вообще со всеми, но у него это получилось.

Он был очень огорчен тем, что Варшава для первичного разграбления досталась мне и даже попенял об этом в письме, но мои войска уже оттуда вышли и начали обустраиваться на тех территориях, что отошли ко мне. положение было достаточно шаткое, поэтому многие там и останутся, чтобы контролировать оккупированную территорию, а вот с самой Варшавы хоть и можно было еще что-то взять, но этого было мало и Леопольд, оставив некоторую часть войск в той части Польши, что отошла Пруссии, рванул поближе к Швеции, тем более, что я обещал ему дать взаймы пару английских кораблей, когда весна придет. Таким образом Швеция, которая за каким-то хреном послушала Георга оказалась зажата с трех сторон, и я ей, если честно, не завидую. Потому что обгрызть ее со своей стороны я решил капитально. Фридриху был дан карт-бланш, пущай в воинском искусстве упражняется. Тем более, что противник, вынужденный биться на три фронта без особой поддержки со стороны мало того, что обречен, так еще и достаточно слаб, чтобы прощать некоторые промахи не слишком опытного полководца. И я очень сомневаюсь, что добравшуюся до тела Данию можно будет оттащить от этого тела. Не говоря уже о жаждущего побед Леопольда. Не слишком понятно, почему молчит Австрия. Но ничего, Карл долго молчать не сможет, скоро выясним.

Ласси же мне нужен здесь. Я все еще не знаю, что хотят предпринять османы в отношении охамевшего Крымского хана, но мне в любом случае нужно готовиться к войне с очень неудобным для нас противником. Но, с другой стороны — Черное и Азовское моря — это очень лакомый кусок, и надо успевать, пока Надир-шах конкретно застрял в Афганистане, потому что отдавать свой кусок Каспия я не намерен, мне очень скоро нефть понадобиться в большом количестве. В Сибири ее пока найдут и освоят, а в Баку даже перегонные заводы уже есть. Тот же Фридрих все недоумевает, почему я не засылаю в Константинополь послов? Но тут все просто, я жду письма от Елизаветы, про то, как туда скатался принц Конти.

А вообще забавно наблюдать, как колбасит Францию. Людовик жутко ведомый, и чаще всего своими фаворитками. Елизавета по всей видимости решила пришпилить эту бабочку так, чтобы та и крылышком не шелохнула, и ее влияние начало проявляться в ряде в общем-то разумных действий, как то же исследование Тихого океана с присвоением себе всего, что плохо лежит. Лизка конечно очень сильно мне подыгрывает, но, что уж тут поделать. Хотя своей новой родине не вредит, что важно, и даже такая тряпка как Людовик должен это понимать. С другой стороны, проводит довольно жесткую внешнюю политику кардинал Флери. И Конти — это как раз его посланник к османам. Фактически началось противостояние между Елизаветой и Флери, и я не поставлю на последнего в этой борьбе, потому что прекрасно знаю, на что она способна. И лишь получив письмо, где она найдет слова без всякого шифра, который можно взломать, как донести до меня результаты миссии Конти, я начну действовать в сторону османов. Вот тогда, когда я буду знать, на что можно надавить, я и отправлю посла и даже знаю которого. Но где мне взять подходящего человека для внедрения к Георгу?

— Анна Гавриловна взяла меня в оборот так плотно, что я уже дышать не могу, — я посмотрел на сопящего Петьку, который ворвался ко мне без стука и ухмыльнулся.

— А будешь много выступать, я тебя на дочке ее женю, Анастасии, кажется. Красивая девка, вот только ты вместе с ней Анну Гавриловну себе в тещи заимеешь. Зато как Ягужинский будет рад. Ты, между прочим, завидный жених, а ведешь себя как стрекозел последний, — он еще больше надулся, я же с усмешкой добавил. — Ты зачем явился, али дела, поручаемые дамами, закончились?

— Они никогда не закончатся, — буркнул Петька. — Только вот забежал я, потому что ответ получил. Я тут помочь тебе решил, и переписку с одним немецким

герцогством затеял, — я внимательно посмотрел на него, а Петька сначала вроде бы замялся, а потом протянул мне письмо. — Вот, не знаю, как отреагируешь, государь, но предварительное согласие я сумел получить. Ну, а я пошел. У меня на очереди цветник Цвайга, что неподалеку отсюда в немецкой слободе стоит. На повестке дня цветы, чтоб ты знал, и не удивляйся шибко, ежели в один день найдешь мое остывшее тело, потому что я застрелюсь.

И он вышел, а я смотрел ему вслед. Да, могет Анна Гавриловна, когда хочет. Анна Гавриловна, а ведь я ее выбрал, чтобы поближе держать к себе… Господи, какой же я идиот, это просто уму непостижимо. Встав, дошел к двери и выглянул в приемную.

— Зайди, — кивнул я встрепенувшемуся Митьке. Когда тот зашел, закрыв плотно дверь, я сразу же задал вопрос. — Михаил Головкин у нас сейчас в Голландии?

— Ну да, сначала и про него, и про Сашку забыли, а потом ты сам, государь, велел оставить их на месте. Вроде они сильно не выступают, да и в деле бунтов голландских мастеровых неплохо себя показали.

— Отзывай обоих. На их место Голицына. И позови мне Гавриила Ивановича, дело у меня к нему появилось.

Глава 11

— Проходи, проходи, Никита Федорович, — я отложил в сторону книгу, точнее рукопись, которую сейчас читал, и указал ему на кресло для посетителей. Волконский осторожно вошел подошел к столу и сел, глядя на меня прямо, но все же чего-то явно опасаясь. У меня на столе, кроме отложенной в сторону рукописи, лежали бумаги, среди которых находился его доклад, от которого я просто в осадок выпал. Почему я считал, что все происходит по-другому? Откуда я это узнал? Не помню. Просто образы из книг, из фильмов слились воедино, но, как оказалось, действительности они не отражали. Даже многие исторические труды, вводили в заблуждение, и потерял почти месяц, чтобы понять, да, то, что отображено в докладе и есть то самое, что на сегодняшней день верно, а я жил все это время в каких-то иллюзиях. Сейчас я был вплотную занят сельскохозяйственными делами, все-таки Россия больше аграрная страна, и с этим пока ничего не сделать. — Вот сижу, Никита Федорович, и вместо того, чтобы делами заниматься, книжку читаю. Дюже уж интересная книжка попалась мне на глаза. «Книга о скудности и богатстве» называется. Иван Тихонович Посошков ее написал. Да ты должен его помнить, он много чего дельного деду моему посоветовал, а потом взял и книгу эту написал, и даже передал вроде бы деду-то, только вот тот почему-то ее не открыл. Стало быть, на дошла она до Петра Алексеевича. А вот самому Посошкову не повезло, написать-то он ее написал, только последствий для себя просчитать не сумел. И все, нет человека, который бы мне сейчас ой как пригодился. А все потому, что основная идея книги — не можешь нормально крепостных содержать, дабы получать максимальную прибыль, а не быков доить — лучше не берись.

— Я помню Ивана Посошкова, — осторожно ответил Волконский. — Он называл все свои теории — меркантилизм.

— Ну, скажем, не он называл подобную теорию меркантилизм, а Антуан де Монкретьен, еще лет сто назад. Он также назвал ее политическая экономия. И вот что я думаю — это очень правильная теория. Не во всем, конечно, она подходит для Российской империи, но основные моменты — вполне. И, как показала практика, когда государство начинает жестко контролировать всю внешнюю торговлю, для начала, это государство сразу же вырывается далеко вперед, как та же Англия.

— И что ты от меня хочешь, государь, Петр Алексеевич?

— Я хочу, чтобы ты, Никита Федорович, ознакомился с этим трудом, а также взял себе за труд ознакомить с ним князя Черкасского. И через, ну скажем, два месяца, я как раз вернусь из Петербурга, мы втроем его обсудим. Ну а сейчас давай вернемся к нашим баранам, — и я вытащил его доклад. — Я все понимаю, что ты мне сейчас скажешь: и что лошадей не хватает, и земля иной раз не родит, и орудий, коими землю крестьянин обрабатывает мало — это все понятно. Не понятно другое, что делается или делалось для того, чтобы данную ситуацию исправить, а также, почему многие поля стоят пустые и зарастают бурьяном, вместо того, чтобы возделываться?