Царская охота

Шеллина Олеся

— Вот, в этом хочу тебя просить, Иван Яковлевич, чтобы ты со своими орлами полную ревизию там навел. Да списки составил, что требуется, и в каких количествах. Потому как присоединить я те гошпитали хочу к твоему хозяйству. И еще, койки для детей и рожениц…

— Прости, государь, что перебиваю, — Лерхе выдохнул, но продолжил только после моего утвердительного кивка. — Я изучил указы, по которым те гошпитали построены. Мысль новая, славная, могу сказать, что в Европе такого точно нигде нет. Но вот только негоже это детям малым, да бабам, что орут в родовых муках, рядом с остальными болящими лежать. А ну как пропустим кого больного и заразного? Вон как в Новодевичьем монастыре ту несчастную пропустили, и хоронить будем души ангельские?

—

И что ты предлагаешь? — я смотрел на него, невольно думая, что у меня нет времени для того, чтобы вникать во все нюансы. Это важно, очень важно, но я просто не могу. Столь объемный проект, да к тому же с проведением реанимации существующего, о котором все уже позабыли, требует все время, а я не могу разорваться, у меня еще очень много других дел намечено, например, война еще не закончена, политические перспективы не ясны, производство, новое налогообложение, сельское хозяйство, торговля и образование в конце концов, как мне везде успеть?

— Я предлагаю другое здание, — Лерхе вздохнул. — Я понимаю, что это дорого и что маловероятно, но могу же я помечтать?

— Ой, вы заняты, — я перевел взгляд на неслышно вошедшую Филиппу. — А Дмитрий ничего не сказал, я сейчас уйду, — и она быстро подбежала к столу, положила на него бумаги и уже собиралась выбежать вон, но я ей не позволил.

— Ваше высочество, не убегайте так быстро, скрасьте сиянием вашей несравненной красоты наше грубое общество, — я улыбнулся, увидев, что она слегка надулась. Глупышка продолжает считать себя крайне непривлекательной, а я же в ее глазах похоже, конченный извращенец, потому что пока я вижу только ее в своей постели. — Присядьте же, ваше высочество. — Лерхе, который вскочил и сейчас стоял едва ли не на вытяжку, быстро придвинул ей стул, на который Филиппа села, а за ней и мы, вздохнув с облегчением. — Ну, а если серьезно, я хочу назначить вас, ваше высочество, куратором медицинской реформы в Российской империи. Это будет длиться долго, муторно, и абсолютно неблагодарно. Но вот только, ежели получится в итоге, то мы действительно сможем пожинать прекрасные плоды. Доктора Лерхе я планирую назначить министром Министерства лекарского и повивального дела, но следить за тем, как все будет происходить, вникая в самые малейшие моменты, мне некогда. Так что, я прочитаю ваш проект, ваше высочество, поправлю и издам указ, но вот там же я назначу именно вас полным душеприказчиком всего энтого дела. Финансы будут в ваших прелестных ручках, как и многое остальное, за что нужно будет нести ответ передо мной в ежедневном режиме в докладной форме. Вы друг друга знаете, представлять нет необходимости. Полагаю, что вы сумеете сработать… — в коридоре послышался шум, переходящий в гул, но вроде бы ничего не слишком страшного не происходило. Я так думал, пока дверь не распахнулась, и в кабинет не влетел Митька.

— Государь, Петр Алексеевич, — выпалил он. — Алексей Перфильевич Мосолов прибег, требует, чтобы ты оградил его от преследования со стороны командира твоих дворцовых гвардейцев, в лице Михайлова, который изволит на Алексея Перфильевича орать, и требовать, чтобы тот какой-нибудь пистоль придумал, который не надо заряжать как те, что у него есть, а заряжать как-то по-другому, что быстро выхватил, выстрелил и перезарядил.

— Погоди-погоди-погоди, — я помотал головой. — Что ты такое говоришь? У Михайлова совсем с головой не все в порядке, я что-то не пойму? А еще я не пойму, что именно ему требуется? Какой пистолет? Таких еще даже не придумали.

— Вот он и требует, чтобы известный оружейник придумал, а оружейник стоит в приемной на коленях и требует в ответ, чтобы его оградили от гвардейца, — я схватился за голову. Что происходит? Когда события настолько изменились, что я их уже вовсе не контролирую.

Глава 17

Александр Меншиков соскочил с телеги, которую тащила флегматичная уже старенькая кобылка. Небольшой, вполне уютный дом в тиши парка, не так

далеко от столицы, встретил их тишиной. Но дорожки, ведущие непосредственно к дому, были расчищены, а из труб вился дымок. За домом явно кто-то следил, и им не нужно было снова ютиться в одной маленькой комнате, которую можно было быстро натопить.

— Ну вот, Саша, мы и дома, — молодой человек подал сестре руку, помогая выбраться из саней, где она сидела, укутавшись в телогрейку и большую очень теплую шаль.

— Ты так и не рассказал, что тебе поведал государь, — Александра посмотрела на брата, которого звали почти так же как и ее, и слабо улыбнулась. Она всегда была Саша, а он Шура, так их называли домашние, чтобы не путаться.

— Сказал, что вернул нам это поместье. Надо же, я его почитай совсем не помню, интересно, а бывал ли я тут хоть раз в жизни? — Шура принялся сноровисто выпрягать лошадь из саней. — Сейчас отдохнешь, хорошая моя. Больше тебе не нужно будет так трудиться.

— Это ты Белке или мне? — Саша негромко рассмеялась. Она впервые почувствовала облегчение, какого не было с той самой минуты, как умерла мама, а отец тронулся умом.

— Вам обоим, — Шура подхватил кобылку под уздцы и повел к конюшне, которая выглядела лучше, чем их дом в Березове. На крыше конюшни была видна небольшая труба. Надо же, здесь даже конюшня отапливалась. Не так, конечно, как дом, но все же. — Да, государь нам выделил триста рублей в месяц, чтобы по миру не пошли. Но предупредил, что кормить просто так не собирается, и что мне придется чем-то заняться.

— А про меня он ничего не говорил? — тихо спросила Саша, но брат все равно ее услышал.

— Нет, — он покачал головой и открыл дверь конюшни, столкнувшись нос к носу с выходящим их нее стариком. Тот уставился на Меншикова, а потом всплеснул руками так, что теплые верхонки слетели в снег.

— Господи, князь вернулся, радость-то какая, — и он бухнулся на колени, крестясь и даже не пытаясь скрыть текущие по морщинистым щекам слезы.

— Тихон? — Меншиков присмотрелся к старику, вспоминая. — Саша, смотри, это же Тихон!

Старый слуга проворно вскочил на ноги и бросился к дому.

— Нюра! Нюрка! Князь и княжной домой вернулись! Дождались, родимых!

Меншиков, посмеиваясь завел кобылку в конюшню, сразу отметив, что печь расположена так, чтобы пламя было полностью закрыто. Заслонки не было, и это не позволяло держать тепло, в конюшне было прохладно, но и задохнуться лошадям было проблематично. Саша же пошла в дом вслед за Тихоном. Шла она довольно робко, жизнь в изгнании приучила гордую и когда-то не лезущую за словом в карман княжну к смирению и боязни, что может быть еще хуже, чем уже с ними произошло.

В просторном холле на нее сразу же обрушилось тепло, и Саша сняла шаль, прикрыв глаза.

— Ох, ты же, княжна, — Саша приоткрыла глаза и увидела, как в арке выхода из холла стоит, приложив руки к объемной груди весьма дородная женщина. — Кака худенькая-то. в чем душонка держится?

— Тетка Нюра, ты ли это? — Саша почувствовала непрошенную влагу на глазах. — Я помню, как ты нас с Шуркой гоняла полотенцем, когда мы пытались сладости утащить, кои еще даже не готовы были.

— Ох ты же, горемычная моя, — кухарка всплеснула руками. — А здесь с Тихоном, да с Ксюхой обитаем. Ксюха-то замуж вышла за Кирюшку, что на Долгорукинских конюшнях за лошадьми ходил. Вольный он, вот и прибился к нам. Ну а, когда вас силой увезли, нам сказано было сюда поезжать, да дом в порядке хранить. Токма говорили, что Андрей Иванович Остерман на него глаз положил. Но его быстро окрепший государь скинул на землю из-под облаков. А нас так никто и не тронул. И деньги аккурат на содержание дома приносили. Но ты не сумлевайся, Кирюха грамоте обучен, он все книги расходные вел, ни копейки себе не забирали мы. Жили с огородов. Коровку вот завели, чтобы, значица, молочко всегда свеженькое было. И вот видимо не зря. Тебя, голубку, токмо молочком и надобно теперь кормить, чтобы налилось все, женихам на радость.