Царские дети и их наставники
Шрифт:
В 1741 г., когда Елизавета Петровна заняла родительский престол, она немедленно вызвала к себе из-за границы родного племянника, которого решила подготовить к обязанностям будущего правителя русского государства и возвести его на престол Петра Великого. Благодаря этому событию четырнадцатилетний Петр явился одновременно кандидатом на два престола: по родственным связям и договорам отца он считался кандидатом на шведский трон, а по крови матери и желаниям родной тетки он был объявлен наследником русского престола.
VI.
Встреча царственной тетки с племянником была очень трогательная. Елизавета Петровна, как женщина доброго и нежного сердца, была несказанно рада видеть около себя сына сестры и единственного представителя рода ее незабвенного родителя. Ее огорчал только болезненный, хилый вид прибывшего принца,
– - Я вижу, что его высочество часто скучает и должен еще научиться многому хорошему: и потому приставляю к нему человека, который займет его полезно и приятно.
На первых порах было обращено особенное внимание на изучение русского и французского языков. Заметив в воспитаннике особенное пристрастие ко всему военному, Штеллин, чтобы приучить его в первое время к процессу занятий, поступал так. Он прочитывал с ним книги с картинами, в особенности -- изображением крепостей, осадных и инженерных орудий; делал разные математические модели в малом виде и на большом столе устраивал из них полные опыты. На урок, по временам, он приносил старинные русские монеты, причем наставник объяснял ученику древнюю русскую историю, а по медалям Петра I -- новейшую историю государства. Два раза в неделю Штеллин читал ему иностранные газеты и незаметно знакомил его с историей европейских держав; при этом занимал его ландкартами иностранных государств и показывал положение их на глобусе; знакомил с планами, чертежами и проч., рассматривал план комнат наследника и всего двора с прочими строениями, далее план Москвы вообще и Кремля в особенности. Когда Петр уставал, Штеллин разгуливал с ним по комнатам, стараясь в то же время наполнить время какими-нибудь полезными разговорами.
Метод и приемы воспитания, выбранные для будущего наследника профессором, могли принести несомненную пользу, если бы он встречал в своих задачах поддержку со стороны окружающих. К сожалению, этого не было. Слишком шумная, наполненная весельем и забавами жизнь тогдашнего двора постоянно разлучала воспитателя с воспитанником, который, по желанию тетки, обязательно должен был принимать участие во всех балах, маскарадах и празднествах. Кроме Елизаветы Петровны, не умевшей стоять на высоте воспитательной задачи, Штеллин встречал для себя помеху и в других, приставленных к великому князю, лицах, прибывших с ним из Голштинии, в особенности -- со стороны гофмаршала Брюммера. Этот чванный и надменный немец, заправлявший всем воспитанием молодого принца, не умел расположить его к себе, оскорблял его самолюбие, обижал и не прилагал никакого старания сделать что-нибудь полезное племяннику Елизаветы.
У последнего не было никакого хорошего общества сверстников, и все свое время, свободное от уроков или придворных увеселений, он проводил в обществе лакеев, карлика Андрея и егеря Бастиана, который обучал его игре на скрипке. Чтение, занятия науками не привлекали малоразвитого и малоспособного голштинского принца, и он, по воспоминаниям и привычке прежних лет, всему предпочитал игру в оловянные солдатики, в фантастические кукольные военные упражнения и таковые же войны. Эти игры продолжались даже после его женитьбы и по достижении им совершеннолетия.
Профессор, не имея возможности устранить эти странные упражнения вне учебных занятий, чтоб представить их смешными для четырнадцатилетнего юноши, составил им список и, по прошествии полугода, прочитав их принцу, спросил его: "Что подумает свет о его высочестве, если прочтет этот список его времяпрепровождения?" Это, однако, не устранило пустых игрушек, и забавы продолжались по временам с разными изменениями. Едва можно было спасти от них утренние и послеобеденные часы, назначенные для чтения. Последнее шло попеременно, -- то с охотою, то без охоты, то со вниманием, то с рассеянностью. Вот краткая выдержка из дневника классных занятий, который вел аккуратно Штеллин и из коего всего нагляднее видно, куда направлялись внимание и симпатии царственного ученика.
1743
Окт. дня
Часы
Уроки
Отметки
6
до обеда
после --
составили профиль поданной линии на плане
очень хорошо
7
до обеда
начали читать о Дании
с нуждой
после --
еще рисовали по староголландскому плану профили, чтоб исполнить прежнюю ошибку
неутомимо
8
до обеда
после --
продолжали историю самозванцев с показанием выгод, какие хотели себе извлечь из России соседние державы, и частию извлекли
совершенно легкомысленно
9
10
до обеда
по случаю позднего начатия занимались с полчаса древнею историею Дании до Вольдемара III
буйно
после --
профиль с плана по Когорну
прекрасно
Этот дневник явно свидетельствует, что науки гражданские решительно не удовлетворяли вкусам ученика, и его исключительные симпатии лежали на стороне наук военных.
Уроки практической математики, например, фортификации и прочих инженерных укреплений, шли еще правильнее прочих, потому что отзывались военным делом. В прочие же дни, когда преподавались история, нравственность, статистика и государственные науки, Петр был невнимателен, рассеян и капризен.
В тот год, впрочем, из коего приведен выше отрывок учебного дневника, уроки были более упорядочены, и особенно было обращено внимание на уроки закона Божия и русской словесности, коим начали посвящать всякий день по два часа, от 8 до 10 утра. Иеромонаху Тодорскому было приказано торопиться в видах предстоящего миропомазания Петра с обучением его православному катехизису. Чтоб покончить счеты с голштинским происхождением и проистекающими отсюда его правами на шведский престол, Елизавета Петровна, решив сделать племянника своим наследником, приобщила его к православной церкви и таким образом узаконила его права на дедовский престол. Карл-Петр-Ульрих, по смерти матери, был воспитываем, как кандидат на шведский трон, в лютеранстве, а теперь, по желанию тетки, из видов политических, снова был возвращен православной церкви. Прямым следствием этого было то, что когда по смерти короля шведского представители от тамошних государственных чинов привезли великому князю предложение принять корону Швеции, такое предложение оказалось уже запоздалым и несбыточным: племянник Елизаветы оказался уже миропомазанным в православие, с наречением имени Петра Феодоровича, и объявленным прямым наследником русской государыни.
VII.
Кроме русского языка и закона Божия, остальные предметы распределялись в программе обучения так: по глобусу проходили математическую географию, учили историю соседних государств; два раза в неделю объяснялись хронология и положение текущих государственных дел, по указанию ее величества и канцлера Бестужева; изучали любимейшие предметы великого князя -- фортификацию и основания артиллерии, с обозрением существующих европейских укреплений. Елизавета Петровна, поощряя занятия племянника, сделала ему чрезвычайно любопытный подарок. Для него был заказан фортификационный кабинет, в котором в 24 ящиках (в роде английского бюро) находились все роды и методы укреплений, начиная с древних римских до современных, с подземными ходами, минами, частью во всем протяжении, частью в многоугольниках. Для ознакомления с укреплениями русского государства великому князю выдавалась большая тайная книга, под названием "Сила Империи", где были изображены все наши крепости, от Риги до турецких, персидских и китайских границ, в плане и профилях, с обозначением их положения и окрестностей. В связи с изучением содержания этой книги Штеллин тут же давал ему сведения по истории и географии России. По вечерам, когда во дворец не было съезда, что, впрочем, случалось редко, наставник знакомил великого князя с сочинениями и любопытными рисунками гражданской и военной архитектуры, как равно со взятыми из академии наук математическими и физическими инструментами, моделями из трех царств природы. Иногда для удовольствия великого князя устраивали маленькую охоту. Он выучился при этом стрелять из ружья и дошел до того, что мог, хотя более из самолюбия, чем из удовольствия, застрелить на лету ласточку. Приучали его и к пушечному огню; но он всегда чувствовал страх при стрельбе и охоте, особенно когда должен был подходить ближе. Его нельзя было принудить подойти или пройти мимо, поближе других, к медведю, лежащему на цепи, которому каждый без опасности давал из рук хлеба.