Царские забавы
Шрифт:
— Я у царицы Василисы Степановны сенной девкой служу…
— Знаю, далее! — терял терпение государь.
— Так вот, Иван Васильевич, как-то государыня велела мне свечи в коридоре загасить. Я при ней была, за рукоделием припозднилась, а когда вышла к лестнице, то увидела мужа статного…
— Вот как!
— …В царицыны покои он пробирался.
— Лжешь, гадина! Запорю! — отпрянул от девицы Иван Васильевич. — Не могла меня Василиса предать.
— Разве я посмела бы, государь, — перепугалась ярости царя девица. — Если бы не любовь к тебе, как
— Ты узнала, кто это был?
— Как же не узнать его, Иван Васильевич, когда каждый божий день во дворце его вижу.
— Так… кто он? Говори!
— Боярин Алексей Холмский, государь.
Покойницкой бледностью упало на лицо самодержца горе, оставив под его глазами темные тени.
— Вот оно как, господи, что же это у меня за судьба такая, если меня всегда предают самые близкие. Часто Холмский у царицы бывает?
— Девицы сегодня обмолвились о том, что бывает он у царицы едва ли не каждый день.
— Теперь понятно, почему мною государыня брезгует. Помоложе нашла. Ступай себе.
— Государь-батюшка, а может, ты меня монеткой одаришь? Матушка у меня шибко хворая, а я бы ей на твою денежку медку купила.
— Нет у меня при себе монет, девка. Возьми этот перстень, — легко расстался с подарком Василисы самодержец. — И служи своему государю крепко. Ежели измену еще какую признаешь, сообщи немедля!
Глава 10
Две недели спустя Иван Васильевич ожидал послов от Стефана Батория. Польский король желал присоединить к своим владениям не только всю Ливонию, но и Псков с Великим Новгородом.
Прочитав злое письмо, Иван Васильевич хмуро заметил:
— Скоро шляхтичи скажут, что им уже Нарвы маловато. Не удивлюсь, ежели через месяц они попросят Москву.
Весь день Иван Васильевич был хмурым. Еще утром отпустил из Передней бояр и окольничих, а Василису, пытавшуюся трижды попасть в государевы покои, велел выставлять вон. Однако, несмотря на усиливающуюся недужность, встречу с польскими посланцами решил не откладывать.
Государю хорошо было известно о том, что воинство Батория подустало, что многие шляхтичи, вспомнив про былые вольности, забирают своих людей и отправляются в имения. Еще год такой войны, и Баторий будет воевать с русским царем в одиночестве.
Ивану Васильевичу хорошо было известно и о том, что непросто прошла летняя мобилизация на северных окраинах Руси. Князья отказывались служить московскому государю и втихомолку подсмеивались над его строгими приказами. Каждый из вотчинников ведал о том, что власть самодержца заканчивается там, где начинаются бесконечные леса и топи, уходящие в глубину севера на тысячи верст. Князья заблаговременно узнавали о приближении отряда стрельцов во главе с полковым воеводой, и потому служивые люди встречали на своем пути только пустующие деревни и брошенные имения.
Иван Васильевич на розыски «нетчиков» посылал усиленные многочисленные отряды. Новиков отлавливали на дорогах и в лесах, в городах
Как ни старался государь, но собрал нужное количество полков с опозданием на три месяца. За это время воинство Стефана Батория сумело вклиниться глубоко в Русь, а сам король стал терпеливо дожидаться, пока Московия сама упадет коленями в грязь, склонив бесталанную голову к трону польских королей.
Иван Васильевич, преодолев в себе религиозную брезгливость, обратился за помощью к самому папе. Обещав за мир с королем Баторием быть верным союзником в борьбе с мощной Оттоманской Портой.
Предстоящая встреча должна стать определяющей, именно она обязана решить не только судьбу Польского и Русского государств, но и, возможно, территориальный передел всей Европы.
Готовясь ко встрече с польским послом, Иван велел принести ковш святой водицы, чтобы отмыть руки, которые придется осквернить рукопожатием латинянина.
Польского посланника проводили в государевы покои точно в назначенный час. Иван Васильевич поднялся со своего места и сделал навстречу послу четыре крохотных шага, а потом, помешкав малость, протянул три пальца.
Рукопожатие состоялось.
— Пусть будет в добром здравии брат мой Стефан Баторий.
Русский самодержец как в воду смотрел: и года не прошло, как Генрих съехал во Францию, чтобы занять престол, опустевший после смерти своего старшего брата Карла IX. Польшу он покинул тайно, прихватив с собой остатки казны. Вместо него на вершину власти поднялся Стефан Баторий, воспитанник турецкого султана Сулеймана Великолепного. Нынешний польский король был немолод, хром и очень болезнен, но что его отличало от прочих предшественников, так это необыкновенная воля и военный талант.
За спиной государя уже стояло двое рынд, один с полотенцем, другой — с ковшом.
— Наш король велел кланяться тебе, князь Иван, и тоже желал многих лет жизни.
Иван Васильевич, казалось, не желал услышать произнесенных слов — повернулся в сторону мордастого рынды, держащего ковш со святой водой, и напомнил сердито:
— Ну, чего харей мух ловишь?! На руки государю лей, а то запакостило меня латинянское приветствие. Кроме святой воды, эту грязь ничем не вытравишь, — и подставил сложенные ладони под очистительную струю.
Посол продолжал улыбаться, напоминая огромную восковую куклу, с которой прихожане совершают карнавальные шествия в канун Всех Святых. Он непременно расскажет Баторию о том, что русское гостеприимство было замешано на кислом вине, после которого три дня слабило живот, а пища была такой жирной и невкусной, что он мучился изжогой. В довершение всех неприятностей во время приветствия государь поморщился так, как будто голой стопой раздавил огромного таракана, а затем ополоснул руки, как будто замарался о коровий помет.