Царское посольство
Шрифт:
— Синьора Анжиолетта прислала меня… Она ждет вас неподалеку… ей очень надо немедля вас видеть…
Александр, всецело поглощенный в это время гимнастическими чудесами, вздрогнул от неожиданности и обернулся. Кругом его были мужчины и женщины, в масках и без масок, и все внимательно глядели на представление, то и дело громко выражая мысли и чувства, возбуждаемые в них ловкостью и необыкновенной силой гимнастов.
«С нами крестная сила! — подумал Александр, даже несколько оторопев. — Что мне это почудилось?!»
Он снова стал глядеть на «forze d'Ercole», но вот опять, почти
— Синьора Анжиолетта просила не медлить… очень надо… прошу вас следовать за мною…
И кто-то слегка дернул его за рукав.
Теперь он наконец заметил всклокоченного мальчишку, пристально глядевшего на него огненными глазами, загадочно ему улыбавшегося и выразительными знаками подтверждавшего слова свои.
— Идите, синьор, за мною… я вам буду расчищать дорогу, я проведу вас.
Александр ни на одно мгновение не усомнился в действительности посольства Анжиолетты и не стал разбирать, почему это она прислала какого-то оборванца, каким образом ждет его где-то на улице, когда несколько часов тому назад сказала ему, что будет ждать его у себя и весь день никуда не выйдет из дому. Он сознавал только, что она близко, что она ждет его, что он должен сейчас же идти к ней.
Сказать Чемоданову, что он оставит его одного, — нечего и думать: тот силою удерживать станет. В толпе же легко можно потеряться, толпа может оттереть их друг от друта! И бедный Алексей Прохорович был безжалостно забыт и предоставлен на волю судьбы.
«Не пропадет… что с ним станется… сядет в гондолу — и его прямо привезут домой», — подумал Александр, решительно пробираясь по стопам мальчишки, ловко расчищавшего дорогу.
Вышли они из толпы, миновали залитую огнями площадь и очутились среди темных, сплошных громад зданий, в грязном переулочке, всего шага в два-три шириною. Хотя площадь была очень близко и явственно слышался ее немолчный гул, здесь царствовало полное безлюдье. Ночной мрак кое-где лишь слабо озарялся тусклым фонарем, висевшим на железном пруте, проведенном через переулок от одной стены к другой.
— Где же это? Далеко? Я ничего не вижу, — говорил Александр, пробираясь почти ощупью.
— Синьор, не беспокойтесь, — своим странным, свистящим шепотом отвечал ему мальчишка, — идите только прямо, за мною, держитесь за меня.
Он шел, увлекаемый мальчишкой все дальше и дальше, по еще более темным и узким переулкам и закоулкам. Вот и гул площади совсем затих; наступила жуткая тишина… заплескалась было под маленьким темным мостиком вода канала, но опять закоулок, другой, третий…
Вдруг мальчишка шепнул: «Стойте!..» — побежал, и скоро замер звук его шагов по гулким камням.
Прошла минута, другая. Александр стоял среди полнейшей тишины и мрака, решительно не имея никакого понятия — где он. Прошло еще несколько минут — и ему стало казаться, что он ждет уже очень долго, что мальчишка должен был бы давно вернуться. И зачем он убежал? Если ему было поручено проводить его к Анжиолетте — он и провел бы его туда, где она. Что же все это значит?..
А время идет, кругом та же тишина, тот же мрак. Прошло всего семь, восемь минут, но Александру показалось, что он ждет здесь не меньше получаса, а быть может, и гораздо больше. Это ожидание в темном пустынном закоулке было так невыносимо, что наконец явилась мысль, которая у человека более опытного и более знакомого с венецианскими нравами явилась бы давно.
«Мальчишка подослан кем-нибудь… меня обманули… это ловушка!» — решил он.
Он огляделся. За ним мрак, поворачивающие то направо, то налево закоулки и переулки, и он, конечно, не может вспомнить, каким образом шел. Впереди издали мелькает фонарь.
Он пошел на этот свет, миновал фонарь, опять очутился в полнейшей темноте и, наконец, пройдя еще шагов сто, наткнулся на стену. Как ни обшаривал вокруг себя холодные, серые стены — не мог заметить ни малейшего признака какой-либо двери или вообще отверстия. С трех сторон возвышались задние стены домов. Может быть, там, выше, и были окна, но теперь там ничего не светилось, и только над самой головой ярко горели две звезды на узенькой, остающейся свободной между тесно сошедшимися стенами полоске черного неба.
Куда же девался мальчишка? Ведь он побежал по этому направлению, ведь должен же он был проскользнуть где-либо?.. Но это был праздный вопрос, и Александру представилось самым вероятным, что мальчишка… или чертенок, заведший его сюда, просто проложил себе путь через стену.
Александр, однако, не мог прошибить стену лбом, сама она перед ним не открывалась, и единственное, что оставалось делать, — идти назад. Он и пошел. Миновал фонарь, завернул, по памяти, направо и все шел, соображая и прислушиваясь.
Вот ему и послышался где-то вблизи плеск воды. Это, наверное, тот мостик… Так и есть… на углу, у самого мостика, фонарь. Скорее!..
Но на мостике Александр прямо натолкнулся на что-то, и, прежде чем он оглянулся от неожиданности, строгий и внушительный голос произнес:
— Синьор, по какому праву вы меня так толкнули?
Александр различил в полутьме перед собою закутанную в плащ и с маской на лице огромную человеческую фигуру.
— Извините, — сказал он, — я вовсе не хотел толкать вас, я вас не видел… здесь так темно.
— Пустые отговорки, синьор! — с мрачной важностью сказала фигура. — Здесь вовсе не так темно, чтобы не заметить меня… я не насекомое… и вы напрасно к оскорблению, нанесенному мне вашим дерзким толчком, прибавляете еще новое оскорбление…
— Уверяю вас… — начал было Александр, но тот не дал ему договорить.
— Смею вас уверить, синьор, что еще не родился человек, который мог бы безнаказанно оскорблять меня, да, надеюсь, он и не родится…
Александр понял не столько умом, сколько внезапно охватившим его ощущением, что перед ним убийца, что жизнь его в опасности, что ему надо защищаться. В один миг, без всякого соображения, повинуясь инстинкту, он напряг все свои силы, кинулся на стоявшего перед ним человека и оглушил его ударом своего железного кулака. Удар был случайный, но пришелся прямо по виску. Огромная фигура пошатнулась, поскользнулась, упала на сторону, видимо, хотела подняться, но движение было неловко — и тяжелое тело грохнулось прямо в воду канала.