Царственный паяц
Шрифт:
перестаю. И не перестану. Да. Кратко и утвердительно. Меня к Вам влечет. Мне
лазурно с Вами. Она омрачится, эта лазурь. Но какая же лазурь не омрачается?., если,
конечно, живая она?.. И небо. И море. И вновь - светло. Свет. Тьма. Свет. Жизнь - это!
Лида, призовите меня.
Игорь
53
2
апрель 1913 г.?
События последних дней, все эти переживания - сделали со мною то, что я сегодня
окончательно
Я сегодня весь день лежу, никого не принимая, и страдаю, всей душою страдаю,
моя дорогая, моя любимая Лида! Мне так нестерпимо тяжело, так больно и гадко, что
ты не осудишь меня, если я и к тебе не приду сегодня: мне надо отдохнуть, дорогая,
надо привести мысли в порядок.
Около меня враги, около меня мелкие, чужие мне люди. Я запираюсь от них, я один
в своей комнате.
Призови меня завтра, дай сегодня мне поправить себя.
Я скучаю, я тоскую, я болею.
Вчера все было скверно, я все сказал, как условились, она выслушала, не удивилась,
была холодна, сдержанна, обещала все прекра-
тить. Я видеть тебя хочу, но мученья мои ужасны. Понимаешь ли ты, как все правы
и несчастны.
Прости, я не могу больше писать, я так истерзан. Ободри, ободри меня, Лида, моя
чуткая, способная все оправдать.
Приникаю к рукам твоим
нежно и грустно — в изнеможении.
Игорь твой
3
21
мая 1913 г.
Ст. Веймарн, Балтийской ж. д.,
Мыза кн. Л. А. Оболенской — «Пустомержа» 21-го мая 1913 г.
Дорогая Лида!
Прости меня, что так долго не собрался тебе ответить на твое, - я сказал бы
несколько странное, - письмо, в котором ты предостерегаешь меня против... алкоголя.
Из этого «предостережения» я мог вынести впечатление, что ты — но какие же у тебя
основания? — считаешь меня и действительно алкоголиком. Неужели каждый,
выпивающий несколько рюмок вина или, даже допустим, изредка бутылку -
непременно уж пьяница, непременно уж алкоголик? Позволь, Лида, мне протестовать
против этого... наименования. Я, право же, пью умеренно.
Что касается твоих писем, ты можешь быть совершенно спокойна: их больше нет,
ведь ты меня, уезжая, так просила.
Я не пишу тебе подробно и много, думая, что ты уже в Малаховке, но, если ты
получишь это письмо, я могу писать тебе и на дачу. Если ты, конечно, желаешь. Я
переехал сюда десятого — вместе с Еленой и Валерией, погрузившись сразу в тишь и
уединение, о которых так тосковала
сент<ября>, а 2-го ок- т<ября> мы - Ф<едор> К<узмич>, А<настасия> Н<иколаевна> и
я - вновь поедем, — во второе, — турнэ по городам Прибалтийского края, в зимой - по
Сибири.
Летом надо хорошенько отдохнуть... после Кавказа, надо многое сделать. Нервы
мои утихли «в этих раскидистых кленах», и я уже порядочно здесь написал. Пока еще
никто ко мне не приезжал; на днях, сУДя по их письмам, собираются Сологубы.
Последний в этом сезоне всчер был у них перед моим сюда отъездом — 8-го мая. Я
встретил там Мережковского, ГТиппиус, Тэффи, Глебову, «офицерика Колю» и дру
г<их>. Много лестного услышал я о себе на этом вечере, и много читал новых и
старых!
– стихов. Читал и «Качалку грёзэрки». Ежедневно получаю массу вырезок о
«Кубке»; из газет узнал о приезде Бальмонта, которому, если встретишь, передай, что я
54
рад его возвращению и приветствую его.
Сердечно кланяюсь С<ергею> А<лексеевичу>, тебя целую. Теперь пиши о себе,
милая Лида.
Игорь-
4
5
июня 1913 г.
Веймарн, «Пустомержа» 5 июня 1913 г.
Дорогая Лида!
Спасибо за письмо, но не пиши впредь заказными, - у нас их неудобно получать,
приходится ходить самому на станцию, а что может быть хуже станции, не правда ли?
Вообще, письма здесь никогда не пропадают.
Впрочем, и глухие, - как, наприм<ер>, Веймарн, - станции имеют своеобразную
прелесть: интересно смотреть на проезжающих хорошеньких; Балт<ийская> же дорога
в этом отношении имеет еще и то преимущество, что по ней едут преимущественно на
курорты, вроде Мариенгофа, Гунгербурга, Дёббельна и проч.
– через Ригу, Ревель,
Нарву. Едущие же на курорты, большей частью хорошенькие. Так уж водится.
В Троицу приезжали к нам Сологубы. Я показал им местные
достопримечательности и свел на прогулку, приблизительно — верст в шестнадцать.
Они порядком утомились. Уехали после полуночи.
Вероятно, Сергей Алексеевич уже получил мое письмо, на Малаховку
адресованное. Я очень рад твоим сценическим успехам и желанию съездить за границу,
чтобы поиграть и там. Все это так возможно, конечно.
Только напрасно ты думаешь, что то мое письмо - злое и нехорошее: сам я добрый и
хороший, значит - такое же и письмо. Или это тебе так показалось. Ну, прости.