Царство Флоры
Шрифт:
Не было никакого нападения. Он врал. Ну, пусть не врал, а фантазировал, воображал, вешал лапшу. Но с какой целью? Зачем? Может, та идея насчет наркоты и не лишена основания? Жена-то его, эта француженка Флоранс, тоже того, явно с приветом. Может, они на пару марихуаной с ней дымят? А что — чем травка не растение, а он как раз флорист, ботаник. Фильм был классный «Карты, деньги, два ствола». Так там тоже такие были ботаники, что только держись. Плантаторы — спецы по культивации травки. Может, и этот тоже подобным промышляет? Надо съездить к нему в Воронцово на эту сельхозбазу, посмотреть, чего они там на пару со своим компаньоном выращивают.
Стоп. Насчет компаньона. Катя в лицах пересказала, как беседовала с этим самым Тихомировым
Про крокусы он еще что-то когда-то слыхал краем уха. А вот эта лиана смилакс — про такие, пардон, не знаем. Выходит, есть такая в этой самой флоре, ботанике. Где-то растет в ихних горшках оранжерейных. Интересно, а почему этот самый крокус был пластиковым, а не натуральным? И что вообще все это означало? Вся эта демонстрация с возложением цветов на трупы? И еще вопрос: откуда эта дрянь вообще взялась? Вот Катя была там у них в этом «Царстве Флоры», а такой важной вещи не выяснила — приобретались ли эти самые крокус искусственный и смилакс-лиана там, у них в магазине, вместе с остальными цветами, которыми была буквально завалена машина Аркаши Козырного?
Там, в баре, за этот явный прокол он Кате не попенял. Вообще сидел как дурак, хлопал глазами, жевал этот стейк. Потом еще танцевали. Катя положила ему руки на плечи, но дистанцию держала. Соблюдала дистанцию железно. И едва лишь он давал себе волю — сжимал ее крепко, пытался притянуть к себе, — очень умело и тактично отстранялась. Чужая жена… Черт… Блин… А он-то размечтался…
Он довез ее до дома на Фрунзенской набережной. Сколько раз он вот так ее подвозил? Пока ехали, все храбрости набирался, куража — напроситься на чашку кофе. Но так и не решился. «Все, пока, Никита, завтра я тебе позвоню, новости расскажешь», — Катя улизнула в подъезд. Он вырулил из двора на набережную. Но домой не поехал. Вышел из машины. Подошел к гранитному парапету. Река Москва — Москва-река… Ночью — а была уже поздняя ночь — летом хорошо на Москве-реке. Как-то однажды они сели с Катей на речной теплоходик. И надо же, напоролись на какое-то хулиганье. Такой момент, гады, порушили! Он, может, год такого момента ждал — быть с ней наедине на пустой палубе. Пришлось вломить этим недоумкам, впрочем, и ему самому в той драке на теплоходе здорово вломили, числом их было больше.
А еще тут где-то неподалеку на набережной у пешеходного моста был тот марокканский ресторан. И там было это дело об отравлении. Катя ему тогда здорово помогла. [5] Она вообще ему помогала всегда и во всем. Вспоминать об этом было приятно. И больно.
По ночной реке проскрипела баржа, гукнула сиреной — эх ты, недотепа! Раз не можешь на своем настоять, стой как болван под окнами на набережной… с букетом.
Он сплюнул в воду — ладно, не гуди, не учи, сволочь ржавая. Плавали — знаем. Повернулся решительно к своей машине, и вот тут-то все и произошло.
5
Подробнее об этом читайте в романе Татьяны Степановой «29 отравленных принцев», издательство «Эксмо».
Он стоял на темной набережной. Было около половины третьего. Ночи в июне короткие, шальные. И никого не было рядом — ни одной живой души. И в это время у него зазвонил мобильный. Он подумал — дежурный, как всегда, что-то стряслось, хорошо, что он еще на ногах, точнее, на колесах, а не в постели…
— Алло, Колосов слушает.
Молчание.
— Я слушаю.
Тишина. Не мертвая, а выжидающая, исполненная чьего-то скрытого присутствия.
— Какого черта? — Колосов дал отбой. Глянул на номер — определитель не сработал, вместо цифр шли одни нули.
Телефон тут же зазвонил снова. Колосов поднес его к уху. На том конце — он чувствовал — молчали и ждали. Чего-то ждали.
— Какого еще черта? — грубо повторил он. — Что надо?
Тишина излучала угрозу. Там, на темной пустынной набережной, он явно это ощутил. Угрозу и опасность. Смертельную опасность. Колосов почувствовал, как кровь прилила к щекам и одновременно стало холодно — точно сквозняком потянуло.
— Какого черта, я спрашиваю? — повторил он, чувствуя на лбу, на висках, под рубашкой холодные противные капельки испарины.
Послышалось? А может, и нет… Приснилось? Но ведь не спал он. Как свист, как шорох, как морок полночный — шипение змеи, которой наступили на хвост: «Берегиссссссь!»
Глава 13 НАРЦИСС
Когда сотрудники оперативно-технического отдела были откомандированы на Долгоруковскую улицу и за квартирой Пеговой было установлено наблюдение, выяснилось, что фигурантка проживает не одна, а то ли с подругой, то ли с помощницей по хозяйству. Помощницу засняли на пленку около полудня, когда она сначала выходила из подъезда, а затем возвращалась с сумкой, наполненной продуктами, — молодая, длинноногая, спортивного вида девушка в кроссовках, белых леггинсах и топе, открывавшем загорелые мускулистые руки.
А в это самое время Катя, возвращавшаяся с министерского брифинга на Житной, позвонила Анфисе Берг и решила заглянуть к ней в мастерскую на огонек. Просто так — пообщаться, оттаять душевно. Анфиса профессионально занималась фотографией. Она счастливо совмещала у себя талант и фоторепортера и фотохудожника, работала как заведенная, порой могла сутками не спать, выискивая, высматривая какой-то «потрясный» кадр или оригинальный ракурс. Ее снимки охотно брали даже европейские журналы. Она участвовала в модных фотовыставках. Иногда специально ездила на «стрелку» к «Красному Октябрю» и на «Винзавод» и снимала там опусы современного искусства, снимала самих художников, снимала детей, медсестер в больницах, пожарных на пожаре, актеров театра Петра Фоменко, клубные тусовки, гонки на собачьих упряжках, выставки яхт, свадьбы знаменитостей и традиционный марафонский забег по Садовому кольцу. Пристанищем ее была крохотная, тесная мастерская-офис, но зато в самом центре, на Гоголевском бульваре, которую вместе с коллегами-фотографами Анфиса арендовала вот уже несколько лет.
И вот уже почти полтора года все стены этой мастерской были увешаны портретами любимого человека Анфисы — Константина Лесоповалова, начальника отдела милиции в маленьком подмосковном городке, того самого, который сейчас жарился вместе со всем своим семейством на черноморском курорте.
Было как раз время обеда. Хозяйственная Анфиса сварила крепчайший кофе в кофеварке, извлекла из приткнутого в углу маленькой кухни холодильника половину яблочного пирога, коробочки с салатами, купленные в соседнем гастрономе, куриные крылышки в остром соусе, заливное и отварные креветки. Катя, глянув на «обилье — закусье», только покачала головой: ой-ей-ей.
— Считаешь меня обжорой? Безвольной? — с укором спросила Анфиса.
— Ты что? У тебя железная воля. А вот я… Анфис, я вчера на ночь глядя так бессовестно наелась, что…
И Катя рассказала (лучше сразу отвлечь внимание от больной темы еды, а то, не дай бог, Анфиса опять закомплексует по поводу лишнего веса) про вчерашний день. Про Никиту и про то, что стало прологом к посиделкам в баре, — про Афанасьевский переулок и цветочный магазин.
— А, «Царство Флоры», знаю, — кивнула Анфиса. — Тут недалеко они сидят, хорошие вещи делают, стильные, мы Жорику для его Женьки (это были Анфисины соратники-фотографы) там такую фигню заказывали — корзинку из цветов и фруктов на день рождения.