Царство Флоры
Шрифт:
— Почему подсолнухом? Я что, глупая, как подсолнух, да?
— Вы умница. Вы вообще редкая девушка. А подсолнух — это я так, к слову. Просто я подумал — это гнусное зеленое болото, — Балмашов обвел рукой инсталляцию, — неплохо было бы разбавить чем-то таким… ярким, цепляющим глаз, бьющим такой вот солнечной, подсолнечной силой… Марина, вы сейчас думаете о том, что я вам сказал?
— Думаю. О чем? — Марина спохватилась.
— О его смерти.
— Но я… нет, то есть да… Это ужасно, конечно. Но он был мне почти незнаком. Я знала, что он
— Смерть — это не страшно. — Балмашов положил руку ей на плечо. — Когда-нибудь я объясню вам это. И вы поймете. Надеюсь, что поймете.
— Объясните сейчас.
— Нет, это долгий разговор.
— Вы обещали, что покажете мне план будущего парка здесь… ландшафтный проект… И как это будет выглядеть на местности. Мы могли бы пройтись и поговорить.
— Мы поговорим об этом потом, — Балмашов смотрел на ее рыжие волосы. — Вы такая красивая, Марина, золотая. Видно, Иерусалим пошел вам на пользу.
«Это не Иерусалим, это ты, ты, ты!» — хотелось крикнуть ей. Крикнуть прямо ему в лицо, оглушить, схватить за руки, сжать, удержать, не отпустить, не дать уехать отсюда, из этого сада под крышей — из этой чужой, душной, богатой оранжереи. Не отпустить от себя. Но она не крикнула. Поправила очки на носу.
— Я на машине, могу вас подбросить, — предложил он.
— Я тоже приехала сюда на машине, — сказала она. — А как же быть с полынью Стеллера и мхами? Везти назад?
— Нет, оставьте здесь. Может, потом пригодятся, если, конечно, я вернусь к этой работе.
— Вы хотите отказаться от панно? Но как же это?
— Не берите в голову. И вообще, вам надо меньше работать, больше отдыхать. — Он улыбался. — Марина, вы любите танцевать?
— Я?
— Как-нибудь непременно отправимся с вами в клуб, потанцуем. Как вам идея? Не откажетесь от моего приглашения?
Марина молчала. Что это с ним произошло? Раньше он никогда не высказывал таких вот потрясающих идей. Потанцевать? И только? Она буквально пожирала его взглядом сквозь затуманенные очки. «И это все, что вы… Что ты можешь мне предложить? А ведь я для тебя готова…»
Она видела только его в этот миг. Оранжерея, китайцы, смерть адвоката Голикова, мхи и полынь Стеллера — весь мир вдруг перестал существовать.
— Марина, если мне будут звонить, разыскивать меня, — донесся до нее голос Балмашова, — например, из милиции… скажите, что я поехал домой, к жене.
Глава 22 ВЕРДИКТ БОТАНИКОВ
Запись в диктофоне кончилась. Голос Фаины смолк. Катя, слушавшая напряженно, внимательно, тоже молчала.
— Вот так и сдала свою пассию Алевтину и бровью не повела, — подвел итог Колосов.
— Что с той «Волгой»? Достали ее со дна наконец? — спросила Катя после долгой паузы.
— Подняли. Угнана, затоплена, в багажнике эксперты обнаружили следы крови, там будет биологическая экспертиза на группу и на ДНК.
— Чья это машина — наша или московская?
— Если бы наша была, тут бы все уже удостоверения на стол положили. «Волга», как мы установили, принадлежала ППС Каляевского ПОМа, владимирский номер, угнана две недели назад.
— Две недели? И ее не хватились? А что с патроном? Вы его проверили?
Колосов достал из ящика стола прозрачный пакет для упаковки вещдоков. Патрон был внутри. Потом он извлек еще один пакет с упакованным там ножом. К пакету были подколоты документы.
— Патрон винтовочный, — сказал он. — И калибр другой. Тот, кто стрелял в Аркашу с Арнольдом и в Голикова, пользовался другими игрушками.
— Другими? Господи, Никита, я окончательно запуталась. А нож-то чей? — спросила Катя, разглядывая рукоятку из оленьего рога.
— Я же тебе говорил: у Тихомирова изъял. Приехал к нему, а он с этим ножом мастера Самоделкина изображает. Я изъял на предмет исследования. Ногу-то Гликову уродовали ведь чем-то.
— И что эксперты сказали?
— Ничего. Следов крови на лезвии нет. И вообще, само оно не той формы. Здесь у нас обычное — прямое, а в случае с адвокатом-охотником раны наносились колюще-режущим предметом с коротким и кривым лезвием. Так что пустышка за пустышкой, — Колосов хмыкнул. — Эх, а как бы хорошо было этого флориста Серегу Геннадьевича в камеру забить на семьдесят два часика предвариловки.
— Ты что — подозреваешь Тихомирова?
— Я справки навел об обоих. Люди с высшим образованием, обеспеченные. У Балмашова дом загородный, Тихомиров с семьей на съемной даче кантуется, а сам, оказывается, тоже себе участок земли прикупил, строится активно на Клязьме. Так что, Катюша…
— Алю эту будешь допрашивать?
— По пульке-то? А как же. Завтра. Хотел, чтобы ее с утра пораньше привезли, пока ее Фаина дражайшая дрыхнет, но меня в министерство вызывают срочно.
— Ой, а я тоже завтра с утра в министерстве. Там награды сотрудникам вручают за мужество и героизм, я очерк об этом должна накатать. — Катя посмотрела на Колосова. — Никита… это что же, и тебя там награждают?
Колосов убрал вещдоки.
— Ну, значит, завтра я тебя из министерства в главк довезу, — ответил он (сама скромность и благородная сдержанность).
— Никита, да это же здорово! — Катя обрадовалась. — Это за мамоновскую эпопею, да? Давно пора было наградить. Анфиса мне все уши прожужжала про тебя, она тебя героем считает.
— Катя, ладно, все — ша! Эту тему закрываем, — Колосов зарделся. — Я сейчас к следователю в прокуратуру, запись допроса еще раз с ним послушаем, порешаем — что и как дальше.
— До завтра, Никита, встретимся в торжественной обстановке под звуки духового оркестра. — Катя была уже в дверях. — А ты в форме будешь? Я тысячу лет тебя в форме не имела счастья лицезреть. На мобильник непременно сфотографирую, Анфиса потом размножит, растиражирует.