Царство страха

Томпсон Хантер С.

Такой образ мысли не просто вошел в моду, он стал доминирующим в прессе, бизнесе и политике: «Я сдам тебя копам, сынок, не только потому, что это пойдет тебе на пользу, но и потому, что ты - тот самый ублюдок, который сдал меня в прошлом году».

То, что разные нацисты из прессы пытаются очернить меня, не может ни радовать, ни ободрять. Я совсем одинок тут, на баррикадах, посреди опускающейся тьмы. Демонизация также превратила мое творчество в своего рода подпольные, подрывные записки, а меня самого сделала неожиданно богатым. Всю свою жизнь я воюю с мстительными ретро-фашистами из истеблишмента, которые постоянно преследовали меня. Эта война сделала меня мудрым, проницательным и вконец сумасшедшим. Меня поймет

только тот, кто сам по­знал такую борьбу.

У.М.: Некоторые библиотеки классифицируют «Страх и Отвращение в Лас-Вегасе» как приключенческую историю о путешествиях, кто-то - как нехудожественную литературу, другие - просто как роман. Насколько эта книга документальна? Как бы вы сами охарактеризовали ее? Однажды вы назвали ее «неудачным экспериментом в гонзо- журналистике», хотя многие критики признают ее шедевром. Как бы вы ее сейчас оценили?

Х.С.Т.: «Страх и Отвращение в Лас-Вегасе» - шедевр. Но настоящая гонзо-журналистика, как я ее понимаю, не терпит редактуры - все должно быть записано один раз, сразу, на месте.

Я классифицировал бы эту книгу, воспользовавшись словами Трумена Капоте: «Это документальный роман, почти все события которого действительно имели место».

Я выдумал пару деталей, в остальном же роман прав­див. «Страх и Отвращение в Лас-Вегасе» - скорее невероятно ловкий трюк для поддержания равновесия, нежели литература, потому-то я и назвал его «Страх и Отвращение». Это довольно чистый реальный опыт, немедленно конвертированный в литературу. Он не уступает «Великому Гетсби» и лучше Хемингуэевского «И восходит Солнце».

У.М.: Уже который год ваши читатели слышат о книге «Ромовый дневник». Вы все еще работаете над ней или уже приступили к другим проектам? Собираетесь ли вы и дальше заниматься художественной литературой? Вы состоялись как газетный колумнист, есть ли у вас другие интересы в журналистике?

Х.С.Т.: Я всегда хотел писать художественную литературу и хочу по-прежнему. В сущности, я никогда не собирался становиться журналистом, но события, судьба и мое чувство веселья заставляют меня работать в этой сфере. Это не упоминая денег, политических причин, а также того факта, что я - воин. Я до сих пор не нашел наркотика, который позволял мне достичь той степени блаженства, когда я сижу за столом и сочиняю истории, какими бы странными они ни выходили. Нет ничего прекрасней, чем постигать бесконечную странность этого мира и время от времени ненадолго заруливать на Шоссе Гордости.

Март 1990

Письмо Джону Уолшу

Джону Уолшу/ESPN

21 июня 2002 года

ДЖОН.

Дела тут творятся дикие, но я частенько вспоминаю тебя и хотел бы выразить тебе благодарность за ту элегантную оценку, которую ты дал Джен и тому отвратительному миру, в котором мы живем.

Не убоюсь я зла, ибо Господь близко. И хотя я иду в тени смерти, не убоюсь я зла, ибо Господь близко.

Спорить же можно. Он - наш туз в рукаве... А может, и нет. Кто знает, может Джон Эшкрофт круче, чем Господь. Кто знает. Эшкрофт - новый перспективный кадр в Корпорации Бушей, но он же глуп, как валенок. Его действия на­поминают какие-то атавистичные потуги под спидом, это стандартное тупое уебище, вся разница в том, что ему поручили должность генерального прокурора США, этому мсти­тельному ослу с ай-кью в 66 пунктов.

Доколе, Господи, доколе? Эти Свиньи все лезут и лезут. Они выплескиваются на нас, как тухлое мясо, что

медленно сползает с прилавка в магазине... И они становятся все подлее и все глупее.

Да-да. Поверь мне, дружочек, уж я-то в этом разбираюсь. Я знавал Эда Миза в самом зените его карьеры, и я не раз проклинал его, называя свиньей и убийцей, низшей формой жизни, что прилепилась к шее нашего народа, как ядовитый нарост. Он был последним отребьем, настоящим Монстром.

Но что он по сравнению с Джоном Митчеллом? Ничто! Этот анально фиксированный пьяница служил генеральным прокурором в администрации Никсона в ужасную пору Уотергейтского скандала. Он выставил себя на посмешище перед всей страной.

Джона Митчелла прежде знали как преуспевающего корпоративного юриста, работающего преимущественно с крупными клиентами. Женат был на неизлечимой алкоголичке из Арканзаса. По чистой случайности она стукнула на него и таким образом уничтожила федеральное правительство... Это было просто волшебно. Эти звери устремлялись в туннель, один за другим, и там их уничтожали, как требуху и мразь.

Такова сущность политики, когда ею занимаются профессионально. Многие пытают счастья в политике, но не всем удается пережить час расплаты. И кажется, именно к этому моменту сейчас уверенно движется наш Бедный Дурачок, президент-сынуля... Но ведь так всегда происходит, не так ли? Миром вечно правит отъявленное ворье. Такова на­ша доля. Мы - словно свиньи в пустыне.

Хантер.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

КОРРЕСПОНДЕНТ ЗА РУБЕЖОМ

Мое неприятие войны не основано на принципах пацифизма или непротивления насилию. Вполне вероятно, что нынешнее состоя­ние цивилизации таково, что определенные международные вопро­сы нельзя разрешить в ходе дискуссии, для этого, возможно, потре­буется сражение. Нам не следует забывать, что войны - это искусственно созданное зло, и зло это создается при помощи осо­бых технологий. Войны пиарят точно также, как развертывают любую другую кампанию. Сначала манипулируют людьми. При помощи хитрых подтасовок у людей вызывают недоверие и подо­зрительность к стране, с которой планируют воевать. Нужно воз­будить подозрения, нужно, чтобы другую страну в чем-то по­дозревали. Для этого потребуется всего-то навсего несколько пронырливых и бессовестных агентов, ну и пресса, чьи интересы совпадают с интересами устроителей войны. Нужной провокации долго ждать не придется. Чтобы заполучить ее, никаких усилий не потребуется, если два народа дошли до надлежащего градуса не­нависти друг к другу. Генри Форд

Что б вам жить в интересное время

Существует древнее китайское проклятье: «Что б вам жить в интересное время», которое я услышал от одного старого торчка дождливой ночью в Гонконге незадолго до окончания войны во Вьетнаме. Со стороны он казался обычным хлипким старикашкой на последнем издыхании, но я знал, и он знал, что я знал: он, как легендарный Колдун - повелитель раскинувшегося по всей Юго-Восточной Азии Королевства Опиума, которого боялись и уважали по всему континенту. Я зашел в его магазин в Коулуне^[6], чтобы получить консультацию по одному вопросу и запастись куском черного лекарства для моих друзей, застрявших в Сайгоне, и вокруг которых неотвратимо смыкались окружавшие их силы Северного Вьетнама. Они не хотели бежать из Сайгона, но чтобы выжить в этом обреченном и осажденном городе, им требовалось две вещи: наличные и высококачественный опиум.