Царство страха

Томпсон Хантер С.

Туда-то я и пошел. Главное правило поведения в аэропортах таково: если уж у вас рыльце в пушку, держитесь поближе к полиции. Никогда не пытайтесь от нее убежать.

Милиционеры подозрительно покосились на меня, когда я уселся рядом с ними, но ничего не сказали.

«Даа, - подумал я, - доигрались». Я снял шляпу, скинул с нее огромного черного паука, затем закурил сигарету.

Люди из Института Людвига уже ждали нас за кордоном, но мы не могли с ними даже поговорить. Все остальные пассажиры уже благополучно вышли из здания аэропорта, а нас все еще мурыжили. Мы попали под подозрение, словно люди с Острова Дьявола. Солдаты внимательно обыскивали мои чемоданы

от Кевлара, тщательно перебирая предмет за предметом, а Хайди увели в комнату с рентгеном.

Мое первое ощущение настоящей опасности накатило, когда я услышал звук разбитого стекла из зоны досмотра. Этот звук ни с чем не спутаешь, так разбивает стекло каучуковый молоток, куда бы ты им не вмазал. Не тот юмор, с которым ты обычно хочешь прибыть в Коммунистическую военную зону.

Я мог видеть их за своим плечом, но пытался не обращать внимания. Солдаты демонстрировали друг другу молоток, и, наконец, один из них засмеялся. «Слава тебе, Господи, - по­думал я, - по крайней мере у этих людей есть извращенное чувство юмора...» Они также смеялись при виде Выкидного Ножа, наличие которого Хайди объясняла, приставляя его к своей груди.

Я находился в замешательстве от «теплого» приема, оказанного нам в аэропорту, да и ребятам из Института было не по себе. Нас встречали высокопоставленные сотрудники из отдела культурного обмена Института Людвига, немецкого фонда, сеющего на Кубе разумное, доброе и вечное. Они пользуются авторитетом в Гаване и не привыкли к тому, чтобы их гостей задерживали и перетряхивали в аэропорту. Когда мы-таки получили свой багаж, в зале прилета оставались только полицейские, которых я уже знал поименно. Они угрюмо смотрели нам вслед, когда мы уезжали в темноту, в на­правлении Гаваны. Я не мог избавиться от неприятного ощущения, что мы видим их не в последний раз.

Наш хозяин, фамильярный парень по имени Хельмо, постарался развеять осадок от неприятного приключения в аэропорту. После допроса Халсбанд перенес истерику средней степени, а Хайди все еще плакала. Чтобы расслабиться, мне потребовались выпить целую бутылку рома.

Жизнь стала относительно сносной, когда мы наконец подъехали по длинной, усаженной пальмами аллее к гостинице «Националь». Издалека отель показался мне отдален­но знакомым. Никогда прежде я не был в Гаване и даже не мечтал оказаться здесь; но зато я хорошо знаю отель «Брейкере» в Палм-Бич, а отель «Националь» выглядит в точности также. На входе в отель нас встречали бдительные носильщики, здорово смахивающие на своих коллег из «Брейкере». Да­же воздух напоминал освежающий бриз в Палм-Бич: та же опьяняющая смесь соленого воздуха, романтики и загадки. Гигантский холл, лифты - все в точности, как в «Брейкере». Единственным отличием оказалось то, что нас сразу препроводили к специальному лифту и отвезли в апартаменты с видом на океан на шестом этаже.

Я всегда ненавидел «Брейкере» и, признаться, «Националь» тоже с первого взгляда невзлюбил. Так уж повелось - не переношу заведения, которые красуются в туристических проспектах. В отели я приезжаю по делам, а не для того, чтобы отдыхать и развлекаться. Иногда, впрочем, кроме отдыха и развлечений ничего не происходит, но не всякий же раз. Мне кажется, что дела есть дела; и самое важное в отелях - чтобы тебя никто не парил, свежие устрицы подавали вовремя, а телефоны работали исправно.

Когда мы приехали, бар на террасе «Националя» пусто­вал. Бармен пристально взглянул на нас, но ничего не сказал. Стены покрывали фото американских знаменитостей 50-60-х: черно-белые фото Фрэнка Синатры, Эррола Флинна и Авы Гарднер, а

также политические знаменитости, такие, как Уинстон Черчилль и Мейер Лански^[17].

Очень странно - увидеть всех этих людей вместе в это время и в этом месте. На пустой террасе бара отеля «Националь» я впервые услышал историю Арти Даймонда, отси­девшего в «Синг-Синге»^[18] и запугавшего всю тюрьму, отку­сив ухо у главаря местной банды, обозвавшего его петухом. Этот рассказ, вызывающий в уме образ Майка Тайсона, нам неторопливо поведал бывалый урка из Нью-Йорка, кото­рый в свое время выступал на чемпионате мира по боксу в среднем весе одновременно с расцветом карьеры Тайсона, еще не воспринимавшего поступок Арти Даймонда слиш­ком серьезно.

Мы сидели на террасе за плетенным шатким столиком, с которого то и дело что-то падало или проливалось каждый раз, когда веял бриз. Одинокий официант шнырял с подно­сом, уставленным ромом и черным кубинским кофе.

* * *

Можно узнать массу интересного, просто прогуливаясь перед «Националем». Публика - сплошь преступники, ино­странцы и прекрасные женщины со специфическими плана­ми на вечер. В Гаване, в особенности у лучшей гостиницы страны, славящийся своим гостеприимством, никто не явля­ется тем, за кого себя выдает.

Набережная Маликон - это длинный широкий бульвар, протянувшийся через всю Гавану. Вода у берега - очень грязная, но уже в миле от берега, где протекает Гольфстрим, течение быстрое, а вода - чистая. На горизонте не видать ни одного острова. Между Гаваной и Ки Уэст^[19] нет ничего, кро­ме 150 километров глубокой воды и шести миллионов акул. Некоторые ездят в Мексиканский залив развлекаться, но та­ких немного. Тем более ночью тут не до развлечений - воду бороздят крупные морские лайнеры, рыбацкие катера, еле держащиеся на воде посудины, а порой - и человеческие скелеты.

Маликон - совсем другое дело. На бульваре кипит жизнь: по нему бродят влюбленные, такси снуют туда-сюда, а под фонарями собираются группки хулиганов, которые улюлюкают вслед проезжающим машинам и кидают рыбьи головы крокодилам, молнией выпрыгивающим из воды, сто­ит им почуять свежее мясо. Кубинские крокодилы славятся своей силой и жестокостью. Такой крокодильчик, дай ему волю, может в один прием проглотить маленького мальчика и две упаковки по шесть бутылок пива в придачу на запивку.

* * *

Билла Клинтона связывает с Кубой длинная и неприят­ная история. Все началось в 1980 году с депортацией из Мариэля, когда Кастро очистил свою страну от «диссиден­тов», выслав 125000 «беженцев» на Ки Уэст в течение счи­танных недель. Их посадили на корабли и отправили в США в лагеря для перемещенных лиц под Майами, где многие из них нашли работу и жилье, ассимилировавшись в огромной и процветающей антикастровской кубинской общине. Впрочем, не менее 50000 из них оказались закоре­нелыми преступниками, которые не собирались вливаться в дружное американское общество, но и обратно на Кубу отправить их не могли - политические беженцы как-никак. В результате их заковали в тяжелые кандалы и распредели­ли по государственным тюрьмам самого строго режима, таким, как «Денберри», «Ломпок» и «Марион». Там они немедленно принялись терроризировать остальных заключенных, а также охранников и надзирателей. То были ужасные люди, подлейшие из подлых, опасные и неконтролируемые.