Целитель 11
Шрифт:
Байконур, площадка № 112
Это был настоящий подвиг — встать затемно, сварганить себе яичницу, сонно сопя на скворчащее яство… Спуститься по пустынному подъезду, впервые посочувствовав прикрепленным, что ночевали в «Москвиче» через улицу, и сесть в подкатившую «Волгу».
— Етта… Как спалось? — браво спросил Вайткус, выкручивая баранку.
— Вашими молитвами, — буркнул я.
Ромуальдыч хохотнул, набавляя скорости. Фары,
— Зато увидишь старт вблизи! — громко толковал водитель. — Говорят, незабываемое зрелище.
Успев задремать, я ответил, не раскрывая глаз:
— Лучше бы сон досмотреть, хоть он и забудется!
— Есть кофе в термосе, — глянув на меня, деловито сообщил Вайткус. — Дать?
— На меня кофе не действует… Ну, дайте…
Наверное, Ромуальдыч заварил особые зерна — я выхлебал половину алюминиевого стаканчика, и сонливые мозги будто кто щеткой протер.
— Крепок, зараза…
— А то!
На востоке, у далекого края степи, лишь зачинался рассвет, вытягиваясь серыми сумерками, а на космодроме всё давно пришло в движение. Бодро горели желтые фонари, голубоватые лучи прожекторов выхватывали из тьмы великанскую башню обслуживания.
Досталось электрического сияния и ракете. Н-1 только-только подвезли, и громадный транспортер-установщик с усилием расправлял свои гидравлические члены. Ракета, вытянувшись под углом, медленно, как минутная стрелка часов, поднималась к вертикали — вся серая, и только последняя ступень опрятно белела.
— Етта… Красавица!
— Угу…
Ромуальдыч свернул к МИКу, где снаряжали космические аппараты, и остановился у ангара. Возле запертых ворот бдели десантники — я узнал того самого громилу, которого встретил вчера на КПП. Жека звал его «Квадратом» — один в один!
«Квадрат» ухмыльнулся, словно читая мои мысли, и лихо козырнул. Но документы все равно проверил — служба.
— Бди, бди… — проворчал Вайткус, пряча пропуск. — А то ходят тут всякие…
Мы вошли в гулкое помещение, и включили свет. Корнеев, дежуривший ночью, заморгал, прикрывая глаза ладонью.
— Поспать уже не дадут… — забрюзжал он, причесывая растопыренными пальцами взлохмаченную шевелюру.
— Дрыхнем на посту? — грянул я с театральным негодованием. — Ромуальдыч, к стенке его!
— Етто можно! — кровожадно улыбнулся техдиректор.
— Да ну вас! — обиделся Витёк. — Я чуть не поверил, что… того… в расход… Спросонья!
Посмеиваясь, я обошел ангар. Грозный «Факел» под белым обтекателем соседствовал с «танком», и МИУ казалась «Запорожцем», припаркованным рядом с «БелАЗом».
— Хэ-э-э… — раззевался Корнеев, и мой рот тоже повело вкось.
Если хорошо подумать, в нашем дежурстве не было особой нужды. Только, если вдруг Москва передумает — и даст команду
«Не-е… — зевнул я, уверенный в миролюбии Кремля. — Не даст…»
Ромуальдыч, хоть и не чистокровный прибалт, но сердцем разделял идеи немецкого орднунга. А посему трудолюбиво запускал ЭВМ и прогонял тесты по «Факелу».
Ну, а мне, стопроцентному русскому, сам бог велел отлынивать. Я выглянул «на улицу», и столкнулся с Зенковым.
— Привет, «кусок»! — ухмылка моя вышла, как у гопника.
— Но-но-но! — заносчиво выразился Жека. — Эта роль ругательная, и я прошу ее ко мне не применять! Здравия желаю! Что, дублирующая полезная нагрузка?
— Типа того!
— А мне, между прочим, скоро поступать! — Зенков поднял палец и задирал его все выше с каждым определением: — В Рязанское гвардейское высшее воздушно-десантное командное…
— Да понял я, понял! — мой смешок сменился вздохом. — Все растут, один я…
— Так ты вырос уже, Мишка! Впору Михаилом Петровичем величать! Осталось в академики выйти, стать директором института, и…
—…Отлить себя в бронзе, — усмешливо кивнул я, продолжая ряд.
Мы помолчали, глядя на восход. Там небо по всему горизонту наливалось розовым. Зоревые лучи расталкивали ночную тьму, освобождая дорогу солнцу. И вот краешек светила заалел, вытягивая смутные тени. С добрым утром!
— А Пашка где сейчас, не знаешь? — спросил Женька, прищуром встречая зарю.
— Их сейчас щупают, просвечивают, просят сказать: «А-а-а»… Или, может, уже скафандры примеряют.
— Да-а… — зажмурился Зенков. — Хороший у нас класс был!
— Почему был? Он и сейчас никуда не делся.
— Ну, да! Вот, и академик из наших выйдет, и кинозвезда, и межпланетник…
—…И генерал, — подхватил я, и растопырил пальцы буквой «V». — Два генерала!
— Объявляется часовая готовность! — разнеслось по громкой связи.
Мне вдруг стало хорошо, радостно даже, а в голове зазвучала песенка, еще не сочиненная в реале: «От чистого истока в прекрасное далёко, в прекрасное далёко я начинаю путь…»
«Давно начал, — поправил я себя. — Прямо туда и иду».
Часом позже развиднелось совершенно, и над космодромом раскинулось необъятное синее небо. Лучезарный воздух сквозил, донося травяной дух, а ракета высилась пугающе близко — исполинская, как «Сатурн-5», но, в отличие от американского супертяжа, красивая и законченная в своем совершенстве.
Автобус давно убрался со стартового комплекса. Ромуальдыч погонял автоматику, погонял нас с Корнеевым, успокоился — и деловито отворял двери подземного бункера.
При запуске прячутся все… кроме космонавтов. Трое «межпланетников» терпеливо выжидали старт в огромном ТМК.