Цена империи
Шрифт:
— Итак, общим решением бывший начальник отдела лжесвидетельств Нисрок назначается на должность демона-искусителя второго ранга и навечно прикомандировывается к некоему гражданину Лавочкину Вениамину Сергеевичу.
— Пощады… — тихо выдохнул обреченный, горько проклиная тот день и час, когда он решил избежать такой перспективной, милой, спокойной и безопасной работы подносчика дров. Но в разразившемся громе аплодисментов тихого возгласа несчастного никто не услышал.
— Второй вопрос повестки дня, — дождавшись, когда стихнут бурные овации, продолжил Вельзевул, —
Над залом взлетел лес рук.
— Единог… — начал Вельзевул и тут же оборвал сам себя: — Астарта, а ты? Ты что, воздержалась? — Он с изумлением взглянул на все так же прекрасную демоницу, осторожно примостившуюся в уголке на самом кончике стула. Демоница была какой-то странной — тихо сидела, мечтательно полузакрыв глаза и невпопад отвечая на обращенные к ней вопросы. Окружающие понимающе переглядываясь, не трогали несчастную — всем было известно, что в секторе соблазнительниц проклятый всеми чертями сюрвайвер задержался дольше всего, пробыв там чуть ли не половину времени, проведенного в аду.
— Нет… Не воздержалась, — открыв затянутые какой-то странной, томной поволокой глаза, с изрядной задержкой отозвалась Астарта. — Я против…
— Против? — От изумления Вельзевул даже потряс головой и поковырял длинным когтем в мохнатом ухе, решив, что ослышался.
— Да, против! Наоборот, призывать… Еще и еще!!! Венечку… Как только он зашел в своем камуфляже, с дробовиком наперевес… Я уже приготовилась вернуться в пламя, но он сказал, что настоящий мужчина женщин не обижает…
— И что?
— И не обидел, — мечтательно выдохнула демоница.
— Кхм… — откашлялся Вельзевул. — В общем, за законопроект проголосовали почти единогласно. Принято! — Третий вопрос повестки дня — ремонтные работы. Как докладывают строительные бригады дэвов, реставрация главного дворца его темнейшества займет еще не менее…
— Слушай, а Веня-то где? — лихо опрокинув в себя очередной стакан водки, заинтересовался Геннадий Валерьевич Вешцов, обеспокоенный отсутствием друга. — Третий тост уже пропускает. Непохоже это на него.
— Отлить, наверно, пошел… Или отдыхает, — откликнулся Филимон Матвеевич Карасиков, для краткости за возраст и охотничий опыт прозываемый Дедом. — Третью бутылку приканчиваем, вот и утомился человек…
— Да что ему эта доза, — решил постоять за честь друга Гена. — Он ее небось и не заметил-то! Ему, чтобы устать, раз пять по столько требуется!
— А вон и Веня идет, — не поддержал беседу Дед. — Я говорю же, отлить ходил. Хотя нет, — приглядевшись, поправился Филимон Матвеевич. — Мешок какой-то прет, тяжелый, похоже.
Молча подтащив к небольшому костерку свой и впрямь, кажется, весьма тяжелый и необычной формы и размеров груз, Лавочкин сбросил его с плеча и, тяжело выдохнув, немедленно ухватил наполненный стакан. Выпил его так же молча, потом с некоторой осторожностью сел на свое место, отрезал кусок копченого сала и с удовольствием его съел.
— Ну где ты был? — не выдержал наблюдавший за этим Гена. — Куда ходил? Четвертый тост, между прочим, пропускаешь! И что это у тебя такое? — Он кивнул в сторону сброшенного Веней груза.
Сейчас, при свете костра, было видно, что это не совсем мешок, а большой кусок дорогой парчовой занавеси ярко-алого цвета, в который были уложены довольно массивные предметы.
— А… — безнадежно махнул рукой Веня. — Какой смысл рассказывать, все равно не поверите. Лучше еще водки налей, тогда, может, и расскажу, и даже покажу кой-чего. — Он слегка пнул свой мешок, и Гена обратил внимание, что когда-то отличная ткань ныне вся покрыта какими-то подозрительными пятнами, разводами и подпалинами.
— Ну это само собой, — степенно отозвался Филимон Матвеевич, до краев наполняя граненый стакан. — А все же любопытственно, что было-то?
Когда Веня закончил свой рассказ, Дед глубокомысленно помолчал, степенно отхлебнул из своей кружки, после чего обернулся к Гене.
— А ты говорил, к водке устойчивый… — с некоторой укоризной произнес он, обращаясь к Вешцову. — А ты, мил друг, не волнуйся. — Дед вновь обернулся к Вене. — Белочка, она вещь, конечно, неприятная, но и с ней сладить можно. Ты, главное, ружьецо в сторонку-то отложи да иди поспи маленько. Завтра в город вернемся, врачу покажешься, все хорошо будет…
— Не верите, значит, — ухмыльнулся Веня. — А я ведь правду вам говорю. Коль у меня белочка была, то что это такое и откуда оно у меня взялось? Тоже пушехвостая принесла, скажете?
С этими словами он встряхнул свой мешок, вываливая на поляну перед костром несколько странных, похожих на козлиные голов с пятачками вместо носа, длинными клыками и небольшими, но весьма острыми рогами.
Затем из мешка выпала пара длинных плетей с рукоятками из темного матового металла, украшенного неведомыми значками, багрово сияющими в темноте ночи, и змеями — некогда, видимо, живыми, а сейчас безнадежно мертвыми, неведомо как прикрепленными за хвост вместо кожаного ремня.
После плетей появился короткий ятаган со сбегающими вниз по клинку каплями багрового огня и яростно пылающими рубинами в рукояти. На гарду ятагана приземлились полупрозрачные женские трусики с небольшим, изящно украшенным нежнейшим кружевом отверстием для хвоста, которые вдруг засмущавшийся Веня быстро убрал в карман.
Ну и наконец, покопавшись в мешке, Веня извлек пару каких-то невзрачных, измятых комков некогда белых перьев. Встряхнув и скептически посмотрев на них, Веня брезгливо бросил эту добычу через левое плечо, но тут же настороженно обернулся. Ему явственно послышался тихий вскрик: «Мои крылья, отдай, гад» — и шум какой-то драки. Однако позади гнома-сурвайвера было только тихое ночное озеро… Впрочем, того, что некогда было крыльями укравшего его дробовик воришки, позади почему-то тоже не наблюдалось.