Цена моей одержимости
Шрифт:
— Поживем-увидим.
Последнее слово остается за госпожой Задорожной. Оставившей нас наедине. Рядом, друг с другом.
Оба молчим. Смотрим глаза в глаза. Дышим рвано. Сердца бьются в унисон. Окружающий мир как будто перестает существовать. Словно нас накрывает своеобразный купол.
— Алиса, девочка моя, — целую ее холодные пальчики, ощущая через них сильнейшую дрожь. — Прости меня. За все. Что заставил долг выплачивать. Что обращался с тобой как игрушкой. Что из-за меня ты сейчас здесь лежишь. Что пять лет назад не стал тебя искать, оставил один на один с болью. В аду, среди тьмы. Поверил не тем, сделал неправильные выводы и…
— Мама говорит, Дина хотела ко мне попасть.
Удивленно приподнимаю брови вверх. А сестре то какого хрена тут понадобилось? Добить Алису окончательно своим ядом? Или мамаша прислала ее на разведку?
— Меня не было, когда она приходила.
А если бы и был, вышвырнул за шиворот из больницы. Нечего ей ошиваться рядом с Алисой. Они больше не подруги. Пусть катится на хрен. Плевать, что сестра мне. Откажусь от нее и глазом не моргну.
— Думаешь, она хотела навредить?
Проводит пальцем по воротнику рубашки. Трогает шею, улыбаясь так коварно, что внутри начинает пожар загораться. Одна маленькая искорка и будем взрыв.
— Увижу-узнаю, — отодвигаюсь от нее чуть подальше. — Алиска, детка, не шали. Тебе запрещены физические нагрузки.
— А если мне очень хочется тебя потютюшкать?
Слово то какое смешное. И где только она его услышала?
— Придется потерпеть.
Ты это своему бойцу скажи, Воронцов. Он бы прямо сейчас развязал войну на привлекательной территории. Неделю бы в плену держал, а то и две.
— Я же такая больная, — надувает губки, в которые охота впиться страстным поцелуем. Но ни-ни, иначе не смогу остановиться. — К тому же беременная. Мне нельзя отказывать.
— Вот именно, что беременная, — кладу руку ей на живот, уже представляя, как там будет расти наше чудо. — Тебе нужно быть очень осторожной. Больше отдыхать и исключить стресс. Случая пятилетней давности у нас не будет.
Говорю и язык прикусываю. Мысленно бью себя по чугунной башке, которая совсем не соображает. Ну вот зачем, зачем я вновь толкнул Алису в пучину болезненных, страшных воспоминаний?
— Я… не…
— Тимур, — напрягается. Все веселье исчезает из глаз, — я никогда не забуду мою Любочку, — одинокая слеза скатывается по щеке. — Она свет во тьме, которая меня окутала столь внезапно. Это страшно, невыносимо больно. Жутко такое пережить. Увидеть, как смерть забирает малышку в момент рождения. Я… я…
— Алиса, — прижимаю ее к своей груди, даю возможность выплакаться, — ты больше не пройдешь этот ад. Никогда. Я не позволю этому случиться. Все будет хорошо, — глажу по волосам, спине. — Любочка всегда будет с нами. Наш маленький ангелок.
Сижу неподвижно, наслаждаясь нашей близостью. Ощущаю, как маленькая вещица в кармане уже дыру прожигает. Добирается до кожи. Оставляет метку. Внутренний голос советует немедленно достать предмет и вручить любимой девушке. Но мне почему-то страшно. Ощущаю себя как малолетний пацан, нашкодивший и теперь ждущий сурового наказания. Аж ладони потеют, а воротник вдруг душить начинает.
Вдруг она откажется? Скажет, что я ей на фиг не нужен? Просто даст возможность видеться с ребенком, но моей полноценно не станет.
— Воронцов, что за дрожь такая? — серьезным тоном, с некой хрипотцой.
Сейчас или никогда.
— Задорожная, — нервничаю, как на экзамене в школе, — мне нужно тебе кое-что сказать, — выпускаю из своих объятий, вздыхаю и опускаюсь на одно колено.
— Твою мать, — закрывает ладонью рот, неверующе качая головой.
— Алиса, — достаю из кармана бархатную коробочку, — между нами много чего произошло. И виной тому только я один. Мерзавец. Засранец. Урод. Называй, как хочешь. Столько горя и несчастий принес тебе, моя милая девочка. И за это прошу прощения. Всю нашу жизнь готов просить. Каждую минуту. Каждый час. День. Месяц. Год. Обещаю, что сделаю все возможное, чтобы ты никогда не огорчалась, не лила понапрасну слезы. Ты мне очень и очень дорога. Любовь, — кладу руку на грудь, — поселилась в моей душе. Именно она толкает меня спросить у тебя. Ты станешь моей женой?
Раскрываю коробочку и протягиваю ей. Алиса молчит. Смотрит то на меня, то на кольцо. Не решается что-то сказать. Плохое предчувствие охватывает внутри. Холодок бежит по позвоночнику.
Откажет.
— Тимур, я хочу…
— Да, я понял, — поднимаюсь с колен. — Ты права. Не нужно было спешить, ведь… — в глаза ей не смотрю, весь на нервах, обида душит. — … можно и без штампа в паспорте жить. Буду воскресным папой для собственного сына или дочки.
— Воронцов, что ты несешь? — злобно прищуривается, намереваясь встать с кровати.
— Алиса, — вновь толкаю ее на кровать, — отдыхай. Набирайся сил. Я чуть позже к тебе подойду.
Не даю ей ничего сказать. Кладу коробку на столик и, не слушая ее голоса за спиной, вылетаю из палаты. Пару раз бью ладонью по стене, выплескивая все эмоции. Гнев, опустошение, разочарование.
Алиса не надела кольцо. Не станет моей женой. А значит… не так уж сильно и любит.
— Воронцов, ты такой дурак! — поворачиваюсь на звук ее грозного голоса.
Еле на ногах стоит. Держится за ручку двери, но смотрит так воинственно, что не решаюсь сделать к ней шаг. А так хочется сжать в объятьях и доказать, что она ошибается. Что я не только ради ребенка хочу под венец ее повести.
— Гляди, придурок, — ругается, размахивая перед лицом… пальцем, на которое надето кольцо. — Я согласна стать твоей женой, идиот!
Эпилог
Алиса, несколько лет спустя
— Мама, Артур меня обижает! — слышится плач моей дочки. — Говорит, что меня не возьмут на праздник, так как я еще маленькая.
— Конечно маленькая, — строго, прямо как его отец. — На целых пять минут. Поэтому с нами не поедешь. Останешься дома.
— Нет, я не хочу! — хнычет так громко, что я немедленно спешу на помощь.
Еле-еле ноги переставляю, так как в моем положении очень тяжело ходить. Совсем скоро еще одно ребенка подарю нашей дружной, но порой такой капризной семье.
— Милый, — осуждающе смотрю на сына, прижимая дочь к боку и давая ей выплакаться. — Не обижай Веронику. Вы же брат с сестрой. Зачем постоянно ссоритесь?
— Да он это из-за вредности делает, — дочка уже не такая обиженная. — Я рассказала Миле, что она ему очень нравится.