Цена одного дня
Шрифт:
— Я ненавижу тебя, — произношу я с выплескиваемой в шипении агрессией. — Презираю за то, как ты играешь чужими судьбами. Но я виновата в том, что мой ребенок так и не появился на свет, а его убийца на свободе. — Теперь предательские слезы непослушно текут по моим щекам. — Я никто, чтобы судить тебя. Могу только дать совет: если не хочешь потерять все, что тебе дорого, начни его беречь.
Так и не сказав ни слова, Люков смягчается. Его пальцы разжимаются, и он с особой осторожностью вытирает мои щеки от мокрых дорожек. Поглаживает тыльной
— А ты меня научишь?
Глава 21. Люков
Не этого птичка ждала от меня. Думала, вспылю, как обычно. Мелко дрожит передо мной, замерзшая дуреха, и чуть носом шмыгает.
Сняв с себя рубашку, накидываю на ее плечи. Невесть что, но хоть так, чем одно мокрое полотенце.
Напрасно я надеюсь, что птичка поблагодарит меня. Признательность она выражает звонкой пощечиной, обжегшей мое лицо. Не дает мне и доли секунды осознать, что произошло, и начинает кулаками бить меня в грудь, пытается толкнуть, причинить боль, но тщетно. Ее сил не хватает даже сдвинуть меня, и эта невозможность выплеснуть в полную меру накопившуюся обиду и злость бесит ее еще сильнее.
— Будь ты проклят, чертов осел!
Я хватаю ее за запястья, толкаю к машине и пригвождаю к капоту. Дышит она тяжело, яро. Отворачивается от меня, как от куска дерьма, и поджимает губы. Да я и сам себе противен, птичка. Можешь не стесняться.
Дергаясь в моих тисках, словно в сетях, она снова распаляет меня. Ее бедра оголяются. Угол полотенца едва прикрывает укромное место, куда то и дело падает мой взгляд. Будь моя воля, я бы прямо на капоте трахнул ее в позе звезды, только мне уже не хочется обращаться с ней, как со шлюхой.
— Да, я мерзавец! — рычу я. — Но впервые в жизни я хочу стать лучше!
— Почему меня это должно волновать? Ты же только о себе думаешь. — Она смотрит на меня со жгучим осуждением, уничтожая без оружия. — Подозревая меня в том, чего я не совершала, ты лишил меня свободы, заставил работать на тебя, подверг смертельной опасности. Ты не дал мне шанса, но просишь его для себя.
— Так научи меня прощать! — мой голос эхом прокатывается по полю, смешиваясь с шелестом кукурузных стеблей.
Птичка напрягается, уставившись на меня с испугом. Ее разомкнувшиеся губы привлекают мое внимание. Я провожу по ним подушечкой большого пальца и до покалывания в груди хочу поцеловать.
Она опять брыкается, целясь заехать мне между ног. Но я умею укрощать дикарок. Ловко развожу ее бедра, руки заламываю за спину и, скрестив запястья, крепко захватываю. Второй рукой хватаю ее за шею, заставляя смотреть мне в глаза.
Черт, птичка, да ты же полыхающий огонь… Останови же меня, пока я не натворил то, о чем буду жалеть…
Но она молчит, вместо того чтобы послать меня ко всем херам.
Не оттолкнет. Хочет, птичка, меня. Соскучилась по мужику. Дрожит не столько от холода и страха, сколько от предательского возбуждения. Зря она дает мне зеленый свет. Потом не остановит зверя.
Руки ее ослабевают. Неужто сдается? Нет, птичка, только не делай мне одолжение. Я хочу тебя настоящую.
Член уже ноет от перевозбуждения. Перед глазами мелькают красные вспышки. А во мне просыпается совесть, не позволяющая взять ее силой.
Медленно отпускаю ее и делаю шаг назад. Но птичка в этот момент стервенеет. Хватает меня за руку, дергает на себя и сама бросается с поцелуем.
Ох, не пожалей, чокнутая ты моя…
Рубашка спадает с ее плеч, вслед за ней я срываю полотенце, скрывающее самое потрясное женское тело в мире. Руки начинают жить своей жизнью, бродя по ее изгибам, гладкой коже, замирая на упругих бугорках аккуратной груди, чем вызывают у птички протяжный стон мне в губы.
Она томно выдыхает, запрокинув голову и закрыв глаза. Сошедшая с небес богиня, почтившая меня своим вниманием.
Я хочу ее всю. Целовать, ласкать, прижимать к себе. Хочу дикого, но не грязного секса. Хочу стать для нее лучшим любовником.
Она сладкая и свежая всюду. Я губами скольжу по ее тонкой шее, поцелуями осыпаю ключицу, зубами прикусываю налившиеся соски, отчего птичка выпускает коготки и впивается в мои плечи.
Единственная женщина, перед которой мне не стыдно встать на колени. Которая заслужила это.
Я опускаюсь вниз, шире развожу ее ноги и, подтянув к себе, присасываюсь к ее киске.
Дьявол, какая же она влажная и вкусная! Я готов вылизывать ее хоть до утра. И чем громче она стонет, чем сильнее выгибается, тем больше уверенности я испытываю.
Она сама останавливает меня, когда языка ей становится мало. Подтягивает к себе, расстегивает ремень брюк и засовывает свою ручку в мои трусы.
Да, птичка, это называется член, про себя смеюсь я, глядя на новый испуг в ее глазах. Я знаю, что ты узкая и тесная. Не бойся, я буду аккуратным.
Снова припадаю к ее губкам и стволом вонзаюсь в ее манящую щелку. Птичка вскрикивает, крепче прижавшись ко мне и укусив за губу. Я стараюсь быть медленным, осторожным, толчками раскачивая машину и едва скрывая довольную ухмылку. Заниматься сексом с женщиной, от которой ты без ума, это нечто особенное. Если отношения с другими у меня всегда обеднялись до примитивного удовольствия, то сейчас я чувствую, что дышу птичкой.
Она стонет, кричит, двигается навстречу, царапает и кусает меня, но делает это естественно. Сама задает мне темп, сама разворачивается спиной и позволяет брать ее грубо: тянуть за волосы, душить, покусывать мочку уха. Она доказывает мне, что не кукла, уведя меня в машину, где оседлав, изящной кошкой извивается в своих движениях.
Ополоумев от этой изголодавшейся птички, я едва спохватываюсь, резко задержав ее, чтобы выйти, но она пальцами впивается в мои плечи и, глядя мне прямо в глаза, доводит дело до конца.