Цена посвящения: Время Зверя
Шрифт:
— Лучше через Брест. У меня там таможенник «на подсосе».
— Нравится? У меня к ним еще кулон есть. Тоже с сапфирчиками.
— Ну, значит, вытащили мы того лоха, приложили пару раз об капот, он и потек. Ключи от тачки, барсетку, мобилу — все отдал. Только отъехали, я в барсетку за документами сунулся, гляжу, блин, а мы не того обули! Вернулись назад, а он уже ноги нарисовал. Прикинь, да?
— У меня принцип, хоть под негром меня
— Ага, тебе легко. А мой вместе с негром грохнет и в одной могиле закопает.
— М-м, кстати, хочешь негра попробовать? Есть хороший мальчик из «Лумумбы».
— Считайте сами: армия, МВД, ФСБ с МСЧ, лужковские строители, железнодорожники, сантехники, дворники, электрики и прочая срань из ДЭЗов. Кто еще? А — бюрократия вся поголовно. Им как прикажут, так и проголосуют. А сколько их? Минимум половина населения! Так что за выборы можно не опасаться. Хоть меня назначьте — выберут! Еще по одной?
— Не туда смотришь. Вон у стойки кадр стоит. Класс, да?
— Да ты чё, заяц беззубый, гонишь? Он мне хлебником был по первой ходке, понял, да!
— Обожаю «Кюросао»! Котик, я что-то не так сказала?
— Из бюджета берешь, сколько хочешь, и можешь вообще не отдавать. А из «общака» берешь, сколько надо, и отдаешь до копейки. Мне удобнее работать с бюджетом.
— Как эта гадость называется? Трепанг…. Мудацкое какое-то название. Но, ничего, вкусно.
— Жена с детьми в Германии. И им, и мне так спокойнее. Выпьем, девочка моя?
— Последний раз жирую, завтра на кичу. Папа дал команду всем сесть.
— Посмотри, она же вся в складках! Как ее Леопольд бросил, так и развезло.
— Что ты хочешь, нервы. Он ей квартиру, кстати, оставил? Нет?! Так ей, кобыле, и надо.
— А потому, что так приучены. Раз начальник, лобызай в задницу. Кириенко, кто его знал? Месяц как вытащили, а рейтинг вырос на сорок процентов. С полного нуля — до сорока! Вот вам и Россия, наш дом! Повторим?
— Вадик, мне скучно! Мы с Людой хотим в сауну.
— Замерзла? Попрыгай, согреешься.
— Триста «налом» и дом в Баковке. Считаешь, этого мало?
— Я что, клюкнутый на всю голову? Против папы не попрешь. Или тут под джипешник положит или на зоне под лесовоз бросят.
— Убери лапы, люди смотрят.
— Это менты его заколбасили, бля буду.
— Мясо жестковато. У вас как?
— Что
— Отпад! Сверху вот так. И разрез — до попы. Всего пятьсот «баксов».
— Евреи устриц не едят. Им Коран запрещает хавать все, что в грязи лежало. Ну не Коран… Как ее? Первая часть Библии, блин. Как она называется, Жижа?
— Библия и называется.
— Руку убери. Серж увидит, убьет обоих.
— Между пятой и седьмой — промежутка нет совсем! Га-га-га!
Глеб направил «фокус внимания», представив его сияющим шариком, через зал к нише. «Шарик» пропрыгал по ступенькам и вкатился в бильярдную…
Модный старался говорить уверенным, не терпящим возражений тоном, но в голосе слышалась трещинка.
— Как, как? Берешь десяток лохов, сажаешь их, на фиг, в гараже, стеклорезы в руки — и вперед! За ночь чтобы все мониторы раскурочили.
— Ты представляешь, Модный, сколько в фуре тех мониторов? Проще у Глешки номера узнать.
— Обойдемся! Сказал, резать, значит, резать. Что буркалы выпучил?
— Модный, Басурман прав, это стрем.
— А тебя никто не спрашивал!
— Ты бы хоть с батей перетер, — прогудел голос Басурмана. — Про Глешкину «крышу» только он знает.
— Вот где я видал твоего Глешку! — Модный задышал нервно, с присвистом. — То же мне, положенец нашелся! Я таких из параши жрать заставлял.
— Если Глешку без спроса кинем, батя всех в параше перетопит.
— Что-то ты, Басурман, базарить не по делу начал. Зассал, так и скажи. Вон, Родик вместо тебя поедет.
— А что, поеду! Ночь туда, день обратно. Три «лимона» — ходка.
— Губу закатай, родимый! Ты на первом же посту ГАИ спалишься.
— Не понял?
— Цыц! Короче, Басурман, ты едешь или нет?
— Еду. Но только за товаром. Остальное меня не колышет. Хочешь кидать Глеба, твое дело. Я не подписываюсь. При всех заявляю.
— Мал ты еще заявы объявлять. — Туфли Модного проскрипели к углу, где жарко дышал пес. — Башли на дорогу я дам. Сколько надо?
Глеб резко, словно выплюнул команду, выдохнул.
Из ниши вырвался истошный рев. Заглушил шум в зале. В миг сделалось пронзительно тихо, все звуки умерли. Остался только этот крик раненого животного. Потом к нему подключился еще один, сначала низкий, животный, он в секунду взлетел до свербящего поросячьего визга.