Цена сокровищ: Опасные тайны Китеж-града
Шрифт:
Группа, закодированная руной «Опфер», не имела в своем составе ни проводника, знавшего местность, ни человека из самих участников экспедиции, хотя бы немного понимавшего по-русски. Из чего следует: первое – повышенный уровень секретности операции, второе – они точно знали, куда идти, и были готовы к самопожертвованию. И почти наверняка получили указание – либо вывезти найденные сокровища, либо их уничтожить любой ценой – даже ценой собственной жизни. О чем свидетельствовало и вооружение группы, больше напоминавшее экипировку смертников-бомбистов, – несколько сот килограммов взрывчатки в шашках, подрывные батареи, бикфордов шнур, запалы, капсюли, гранаты разных систем, противопехотные и магнитные мины. Неплохой «сувенирный набор», дополнявшийся арсеналом из парабеллумов, наганов, пистолетов и автоматов. Доставляли десантников и грузы трофейные американские «дугласы», которые не должны были привлечь к себе внимания советских ПВО – их вполне могли счесть за сбившуюся с пути воздушную группу союзнического конвоя.
Все было с немецкой педантичностью продумано до мелочей – никаких документов или карт, никаких следов для опознания. Группе не полагалась рация, запрещено пользоваться любыми средствами связи, которые могли бы выдать местонахождение группы. Строжайше запрещено вступать в любые контакты с населением. Запас продовольствия для группы был рассчитан на месяц. Максим предположил, и это показалось мне вполне разумным, что в случае успеха место выхода десанта к своим было заранее согласовано, их должны были ждать в условленном месте в течение определенного периода времени, после чего операция считалась завершенной. Для подачи сигнала группе придавались ракетницы – по одной на каждого из членов команды, не исключено, что очередность и количество сигналов являлись кодом для встречающей стороны. Инструкция для участника группы «Опфер» была составлена, я бы сказал, безнадежно жестко, в ней не было даже духа научной экспедиции. Свое задание каждый из десантников, по-видимому, знал наизусть. Можно только представить себе, как тщательно и изнурительно планомерно велась подготовка и отработка маршрута, если единственными приборами, измеряющими направление движения, у них были компас и теодолит. Даже в отчете не назывались настоящие имена парашютистов – только порядковые номера: первый, второй и так далее, а их одежда была соответственно маркирована. Каждому участнику группы в верхний коренной зуб была вмонтирована капсула с быстродействующим ядом, прибегать к которому следовало в ситуации крайней необходимости, а в остальном десантнику рекомендовалось есть левой стороной челюсти, сильно не прикусывая, и употреблять в пищу исключительно мясное и овощное пюре с кашами из специальных продуктовых пакетов из растворимой фольги. Организаторы этой «экологически чистой экспедиции» позаботились и о том, чтобы избежать возможности преждевременного срабатывания взрывных устройств – детонирующие части мин были распределены между всеми членами группы, взрыватели хранились у старшего группы, имевшего порядковый номер девять, число-перевертыш. В распоряжении десантников было самое необходимое из набора геолога, а также инвентарь, который обычно используют спелеологи, включая оборудование для обследования подводной части пещер. А еще – лопаты, фонари, топоры, бинокли, плащ-палатки, аптечки с хирургическими инструментами, накомарники, полушубки, валенки и унты. В остальном же экипировка десантной группы отчасти напоминала снаряжение альпийских стрелков – ботинки на специальной подошве с выпускающимися при необходимости металлическими зубчиками, ножи, ледорубы, веревки, крюки и карабины, солнцезащитные очки и шерстяные перчатки. Судя по всему, Максим тоже обратил внимание на этот факт и безрезультатно пытался отыскать в разных источниках упоминание об участии горных стрелков «Эдельвейса» в других операциях кроме европейских и кавказских. Но вряд ли это были собственно и только «эдельвейсы». Альпийские стрелки – скалолазы и снайперы, а здесь чувствовалась более солидная и широкая подготовка. И, я бы сказал, особая миссия и высокая честь. Что в сочетании с повышенной степенью конспирации придавало операции «Зеркало» черты реального события. Однако история знает немало примеров того, как тщательно и порой с каким грандиозным размахом обставлялись великие аферы и разного рода мошенники ловко играли на тщеславии и людском суеверии. Нацистское руководство было известно своей одержимостью мифами – они искали библейский ковчег, Священный Грааль, памирскую Шамбалу, Атлантиду и инопланетные «летающие тарелки» в Антарктиде, исследовали замки в Пиренеях, пещеры в горах Южной Америки и курганы на Балканах и Черноморском побережье. Не говоря уже о поисках легендарной Гипербореи на руническом пространстве северных морей в ареале Гренландии и Исландии. Им было дело до всего – до любых тысячелетних загадок человечества, и к расшифровке каждой из них они подходили очень серьезно, обставляя свои экспедиции с размахом и подводя под них сколь возможно научную базу. Никто так до сих пор и не нашел ни одного документального свидетельства в пользу их гипотез, однако эти мифы живут до сих пор. На что натолкнулся профессор Звонарев? На одну из таких затратных и оказавшихся совершенно бессмысленными операций нацистских докторов оккультных наук или ему действительно повезло и он, следуя по тропинке из хлебных крошек, случайно оставленных совсем не сказочными «хансами», нашел доказательство существования затонувшего города? Вот только – где именно? В комяцком озерном крае? В горах Северного Урала? В карельских лесах? Куда отправилась команда «Опфер»? Почему немцы были так уверены в выбранном маршруте? Они шли или победить, или умереть – очередные жертвы нацистской пропаганды или крестоносцы времен Второй мировой войны? Полагаю, и Звонарев, и Максим пытались сделать триангуляцию выбросов групп, входивших в операцию «Зеркало», но только профессор понял, куда должны быть направлены векторы лучей от двух первых десантов. Понял, или кто-то ему подсказал, или что-то, чего мы пока не видим, потому что знаем безнадежно мало и блуждаем в догадках наивных гипотез, которые еще следует проверять и проверять. А времени на это нет. Звонарев занимался разработкой своей теории много лет, меня подгоняет ультиматум похитителей Олега и Стеллы. Вот когда бы мне пригодилась удача…
Меня разбудила Анна Петровна, и я ужасно расстроился – проспал, и теперь всюду придется бежать. Я видел, что мои дамы готовы – вещи собраны и чемоданы стоят в прихожей, завтрак разогрет, и Татьяна сварила мне кофе. Светлана из деканата привезла в подарок из Туниса упаковку «Бен Йеддера», и я тянул его, стараясь не расходовать на утренний перекус, а неспешно смаковать и баловать себя его чудесным ароматом, но сегодня времени на споры и наставления женской половины у меня не было. К тому же это будет излишеством – Татьяна и впрямь решит, что я воспитываю ее на будущее.
Когда машина пришла, я грубовато сказал «девушкам» – нечего рассиживаться (обе мои гостьи неожиданно оказались суеверными и в голос заявили, что на хорошую дорогу следует перед выходом из дома посидеть молча на стуле, приподняв ноги над полом), вынес чемоданы на площадку консьержки и потом поднялся в квартиру еще раз, чтобы помочь Анне Петровне спуститься. Она, конечно, уверяла, что я чересчур усердствую, но легкая дрожь в локте, когда Анечка опиралась на мою руку, показала, как она еще слаба. Имел ли я право настаивать на ее отъезде, или было лучше удерживать ее в больнице все это время? Какое время? Как долго? Было бы для нее там безопаснее? Мог ли я рисковать ею? Что я мог знать о том, что ждет меня самого? Я чувствовал и свою вину, и свою ответственность за то, что произошло с Анной Петровной, и должен был принять решение за нее. И я сказал «поехали».
Когда, уставший и раздраженный суетой этого дня, я подошел в условленное время к столику в кафе, где меня ждал Максим, то с удивлением увидел, что он сидит не один.
– Познакомьтесь, – с какой-то повышенной радостью в голосе сказал Максим, указывая на свою спутницу, – это Ася, приемная дочь профессора Звонарева.
Глава 7. Гроза
– Вообще-то я не приемная и вообще не дочь, – уточнила Ася, когда официант принял мой заказ и отошел от столика, – мама вышла замуж за Виталия Леонидовича десять лет назад. Мои родители развелись, и я осталась с папой. Но с мамой мы дружили, чего не могу сказать о ее новом муже. Я редко видела его. А мама умерла год назад от тромбоза. Почему он интересует вас?
– Я не стал ничего объяснять до встречи с вами, – пояснил Максим, и я мысленно похвалил его за выдержку. – Я был в архивном институте, спрашивал о профессоре, там о нем все еще нет сведений, но мне посоветовали поговорить с дочерью его жены, кто-то вспомнил ее фамилию, а я вычислил Асю через Интернет – нашел в «Одноклассниках» и попросил помочь нам.
– Максим написал, что он тележурналист, – добавила Ася. – Вы снимаете передачу о Звонареве? Он ведь у нас гений.
– Есть такая идея, – тут же вставил Максим, и мне показалось забавным, как он мгновенно отзывается на каждую ее реплику, на любое ее движение – тут же поднял упавшую салфетку, Аня задела локтем мобильный и чуть не уронила, но он успел подхватить. Кажется, девочка ему понравилась. Мне она тоже показалась очень милой, хотя и немного колючей. То ли это возрастное, то ли просто привыкла держать оборону, что неудивительно при ее жизненных обстоятельствах.
– Дело в том, Ася, что нам очень хотелось встретиться с… Виталием Леонидовичем. – Мне было неловко, что я только сегодня узнал имя профессора. – Я занят решением одной непростой логической задачи, я по профессии математик, и мне необходима его консультация.
– Максим сказал, что и вы профессор? – По-видимому, это слово однажды и накрепко рассердило ее.
– И доктор наук, – кивнул я, – но дело не в званиях, а в том, что вот уже довольно долгое время мы не можем разыскать вашего… то есть Виталия Леонидовича. Его мобильный не отвечает, дома автоответчик больше не принимает входящих сообщений. Где Звонарев, не знают ни в архивном институте, ни в институте, где он читал лекции. А вы не знаете, где он может быть и как нам его найти?
– А вы точно математик с телевидения? – Ася с подозрением посмотрела на меня и потом перевела свой многозначительный взгляд на Максима, так что он едва не подавился сандвичем.
– С телевидения у нас Максим, – я указал на своего «напарника», – а я математик. Будет классно, если вы станете воспринимать нас раздельно, а еще лучше – поверите в наши добрые намерения.
– Ася, – каким-то новым, незнакомым мне прежде голосом взмолился Максим, – поймите, все это очень серьезно. Профессор исчез, и мы в этом совершенно уверены!
– Но отчего так пугающе? – улыбнулась Ася. – Пропадать было его хобби. Точнее, он называл это работой. Отъезды – неотъемлемая часть его жизни, и, сколько его помню, Звонарев неизменно куда-то исчезал, потом возвращался, как будто что-то искал и не находил и снова возвращался к своим поискам.
– Он не рассказывал вам, что искал? – на всякий случай спросил я.
– Мне? – с хохотком выгнулась Ася. – Да он боялся меня! Чувствовал, что рыльце в пушку. Он даже маму просил, чтобы я не приходила, когда он дома. Так она, бедная, сделала мне отдельный ключ, чтобы мы могли с ней видеться, особенно когда она заболела.
– Похоже, у вас с ним были проблемы? – кивнул я.
– У меня? – Ася деланно рассмеялась. – У меня – нет. Но он почему-то считал меня своей проблемой. Впрочем, для него все, кроме него самого, представляли собой проблему. С людьми же надо общаться, их надо любить или ненавидеть, а у него были чувства только для себя любимого. Дикий нарциссизм!
– Надо же, – изумленно протянул Максим, – я думал, что он просто ученый зануда.
– У него этих прекрасных качеств, – Ася провела ладонью вдоль горла, – еще столько, что любой нормальный человек уже давно ими подавился бы.