Цена сокровищ: Опасные тайны Китеж-града
Шрифт:
Чувство досады, копившееся все эти дни, понемногу отмокло вместе со мной. Я почувствовал себя лучше, и прежняя беззаботность почти вернулась ко мне. Вот теперь можно перекусить и с приятным ощущением наполненного желудка отправиться спать.
Перемещаясь из гостиной в кухню и обратно, я включил автоответчик, прослушал несколько сообщений – ничего важного. Я забыл ответить коллеге, которому было скучно одному лететь на конференцию в Польшу, поэтому он решил «пристегнуть» в командировку и меня, но я еще пока не понял, надо ли мне это. Объявился отдохнувший на Селигере аспирант, и в который уже раз напомнил о себе студент-прогульщик. Ничего – пересдаст осенью и посидит без стипендии, умнее станет – если не в науке, так хотя бы по жизни, вдруг да поймет, что старших надо уважать…
Заснуть не удалось – отдых мозга, простимулированный водной процедурой, по обыкновению оказался кратковременным. Я вдохнул, выдохнул, и голова снова заработала, произведя на свет мысль, от которой все похолодело внутри. Интересно, почему мои «заказчики» не звонят? С тех пор как мы расстались с неизвестным, «подвозившим» меня до дома из больницы, обо мне как будто никто не вспоминал. Ни звонков с угрозами, ни вопросов, как скоро я завершу работу над «записной книжкой». Они так хорошо осведомлены в моем расписании? Или просто не спускают с меня глаз? А быть может, они все знают, потому что я сам им все рассказал? Нет, только не Максим – он правильный, но не до одури, которая могла бы вызвать у меня подозрение своим усердием. Максим не пытается мне понравиться, он просто азартен, потому что молодой и потому что настоящий журналист. Хорст? Не исключено. Зачем тратить силы и средства на слежку за мной, когда можно сказаться другом семьи и получать информацию из первых рук? Впрочем, тоже не очень похоже – слишком прямолинеен и велик, такие скорее сами ошибаются, чем ловчат. Кто-то третий, как он сказал, но кто?.. Сон уже не шел, и я решил еще раз взглянуть на текст, все это время лежавший на столе в кабинете.
Черт, я вздрогнул и снова выругался. Это называется доверяй, но проверяй. Анна Петровна знала, что портьеры в кабинете, выходившем на солнечную сторону, днем следует держать закрытыми, но сейчас она сюда, по-видимому, даже не заходила, и понятно – до того ли ей было! А Татьяна – разве может посторонний человек додуматься до такой простой вещи! Еще о чем-то мечтает – мама всегда говорила: стол должен стоять в хорошо освещаемой естественным светом комнате, свет должен падать на рабочий стол слева, но если папа не работает, портьеры следует закрывать, чтобы поберечь полировку и бумаги на столе. Солнце – свет, солнце – тепло, солнце – радость для души, но для вещей и бумаги оно может быть врагом. Мне казалось, я усвоил ее уроки, и вот – забыл проверить, все ли сделано, как должно быть. Солнце нагрело факсовую бумагу, и текст начал исчезать с нее. Первые несколько листов пострадали безвозвратно, те, что лежали ниже, большей частью сохранились. И хотя я успел перепечатать их, меня волновали пропавшие со страниц знаки. Еще днем, на экзамене, мне вдруг пришло в голову, что они не просто псевдонимы десантников, осуществлявших выполнение операции «Зеркало», написанные без положенной заостренной графики. Руны из текста напоминали цифры. Я хотел их собрать и покрутить – вдруг это код, или указание координат, или еще что-то, что укажет направление поиска? И вот теперь в моих изысканиях образовались линялые пустоты!
Но я не намерен был сдаваться и принялся восстанавливать все, что мог, – с лупой тщательно исследовал каждый выцветший лист в надежде рассмотреть утраченное. В результате я получил ряд знаков, чем-то отдаленно напоминавших числовые символы. Часть из них была похожа на римские цифры, часть – на греческие. Они не шли друг за другом, а скорее чередовались. Может быть, здесь имеет значение ритм этого чередования? За каждой цифрой телефонной клавиши стоит звук, я знаю, что некоторые «слухачи», обладающие музыкальной памятью и чутьем, запоминают не номер телефона, а мелодию, которая возникает при его наборе. Разумеется, мелодией в чисто музыкальном, классическом смысле слова такой набор звуков назвать нельзя, это больше похоже на тональный звукоряд, но он при желании вполне запоминаемый и служит хорошей тренировкой для памяти. А если при этом еще иметь в виду, что в цифровых телефонных аппаратах каждой числовой клавише соответствует буквенный вариант, то получится двойной шифр. Еще полвека назад так составляли номера телефонов – буква, соответствующая порядковому номеру районной станции, и набор чисел абонента, который набирала телефонистка. Сочетанием буквенных и одновременно римских и греческих цифровых обозначений пользуются при цитировании, чаще всего Библии, указывая таким образом на книгу того из апостолов, чье высказывание подразумевается, и делая ссылку на строфу и строку. Не особенно надеясь на совпадение, я взял с полки одно из нескольких дореволюционных изданий Библии, которые были в нашей библиотеке, и выписал все возможные цитаты. Но смысла в них не было, и не потому, что я его не нашел – его не было, и все. Быть может, речь могла идти о Библии, принадлежавшей Звонареву, и между строк указанных цитат именно в этом экземпляре были вписаны или отмечены указания на следующие ходы в дешифровке? Ах, как бы мне хотелось найти эту книгу в библиотеке профессора! Как бы здесь пригодилась помощь девочки Аси…
Почему я вдруг стал так плохо видеть? Это просто слипались глаза от усталости. Я с усилием встал из-за стола и, зевая, отправился в спальню.
Разбудил меня ранний звонок. Здорово – я забыл его выключить!
– Это Ася, – сказал свежий и немного взволнованный девичий голос, – помните, в кафе с Максимом? Я сейчас в маминой квартире, здесь все перевернуто, вы не могли бы приехать ко мне?..
– Узнаете почерк? – спросил Максим, когда мы поднялись в квартиру Звонарева.
Максим перезвонил мне через несколько минут после звонка Аси, по-видимому, с ним она говорила прежде, и я, слушая ее, видел входящий вызов Максимова мобильного. «Вы уже знаете?» – почти закричал он в трубку так восторженно, что я не понял – он рад или волнуется за свою новую знакомую. «Я буду готов через час», – сказал я, чем, судя по возникшей паузе, сильно озадачил Максима. «Но…» – начал было он. «Я вчера работал допоздна, я должен проснуться. – Категоричность моего тона несколько усмирила его, и я услышал тихое «хорошо, через час, так через час». В машине мы почти не разговаривали. Максим немного дулся на меня, а я был рад, что нежданно-негаданно приобрел опытного и тихого водителя. Я успел еще немного вздремнуть, но когда Ася, открыв нам дверь, как-то растерянно, прямо с порога предложила: «Я только что кофе налила…» – первым благодарно кивнул ей – вот и отлично. Она подала нам по полчашки растворимого кофе и повела в зал и кабинет, где явно был учинен самый что ни на есть настоящий обыск.
– А почему Максим так странно сказал про чей-то почерк? – тихо спросила Ася, зависая над каким-то снимком, выпавшим из разбитой рамки. Я решил, что это фотография ее матери.
– Он пытался спросить, похожа ли картина на месте преступления на ту, что я застал в своей квартире, когда в нее вломились неизвестные, – пояснил я.
– Вас тоже ограбили? – Ася прижала фото к груди и с удивлением посмотрела на меня.
– Нет, – покачал я головой, – это была инсценировка, просто некто подавал мне знак, предупреждая, что я не могу отказаться от сделанного им предложения. А здесь все с точностью до наоборот. В этой квартире искали то, что профессор не захотел отдать или продать. И вполне возможно, нашли.
– Я думаю, нет, – сказала Ася, и мы с Максимом одновременно взглянули на нее. Ася аккуратно сложила найденную фотографию в свою сумочку, висевшую на спинке одного из стульев, и потом обернулась к нам: – Вы простите, что я нахамила вам тогда в кафе, просто наш разговор показался мне дурацким розыгрышем, а сейчас это уже дурной сон… Так вы считаете, что у Звонарева было что-то важное, из-за чего его могли убить?
– Ну так уж сразу и убить! – деланно рассмеялся Максим.
– А как вы объясните тот факт, – резко спросила Ася, – что дверь не взломана, а открыта родным ключом? Звонарев по натуре человек ужасно мнительный, он никогда бы не допустил, чтобы его ключи оказались в чужих руках. Мама сделала мне копию связки под большим секретом и всегда ужасно боялась, как бы он не узнал о ее поступке.
– Игорь Сергеевич… – Максим умоляюще взглянул на меня.
– Честно говоря, я не люблю гадать на кофейной гуще, любит – не любит, жив – не жив, – пожал я плечами, – мне другое интересно: почему вы, Ася, с такой уверенностью сказали – не нашли?
– Мама рассказывала… – Ася как-то тяжело вздохнула, помолчала, поднимая с пола какую-то книгу, положила ее на диван и договорила: – Она рассказывала, что Звонарев панически боялся, что его идеи у него украдут. Он никогда не оставлял свои записи на работе, носил в дорогом кожаном портфеле, но дома бумаги держал недолго, у него же феноменальная память, он выучивал самое важное, то, что было необходимо сейчас, сию минуту, а остальные документы где-то прятал. А вдруг на даче? Я видела там сейф в кабинете, он достался Звонареву по наследству, а шифр от него знал только он один.
– В этой квартире есть Библия? – спросил я.
– Не знаю, – пожала Ася плечами, – не помню, чтобы профессор ходил в церковь.
– Игорь Сергеевич говорит не об этом, – догадался Максим. – Вы думаете, там код?
– Пока это только предположение, – кивнул я, принимаясь помогать Асе подбирать раскинутые вещи.
– Я сейчас посмотрю на полках. – Максим с готовностью бросился на поиски.
– О каком коде он говорит? – Ася повернулась ко мне.
– До сих пор я искал код для расшифровки записей, которые имеют некоторое отношение к профессору Звонареву, но после ваших слов я начинаю думать, что это может быть код сейфа. Если, конечно, грабители уже не побывали и на даче.