Цена весны
Шрифт:
— Фаррер Дасин из дома Дасин, я стою перед вами здесь как юноша перед старейшиной, — сказал Данат. — Я стою перед вами и прошу вашего разрешения. Я прошу Ану, наследницу вашей крови, стать моей женой. Если вы недовольны, пожалуйста, скажите это и примите мои извинения.
Шептальники передали его слова через весь зал, словно ветер пробежал по пшенице. Ана Дасин стояла на коленях на подушке справа от родителей, Данат — слева от Оты. Халат девушки был предметом долгих и страстных споров, потому что ее живот безошибочно округлился. Благодаря нескольким небольшим изменениям, портным удалось бы почти спрятать его. Вместо этого она выбрала плотно обтягивавшее гальтское платье, с пояса которого свисали ленточки; оно ясно показывало любому — даже самому далекому — зрителю в храме, что лето придет после ребенка. Госпожи этикета обоих дворов работали большую часть недели, натаскивая их, как собак. Ота подумал, что с этой гирляндой из ленточек она выглядит замечательно. Ее отец, вероятно, подумал так же и вместо традиционного ответа: «Я не недоволен», Фаррер посмотрел Данату прямо в глаза и повернулся к Ане.
— Немного поздновато спрашивать, а? — сказал он.
Ота засмеялся, косвенно разрешая всему двору засмеяться вместе с ним. Данат усмехнулся и принял позу благодарности, немного более глубокую, чем требовалось. Он встал, подошел к Оте и опять опустился на колени.
— Высочайший? — спросил он, изогнув рот в странной улыбке. Ота сделал вид, что обдумывает вопрос. Двор опять засмеялся, и Ота встал на ноги. Встав, он почувствовал себя лучше, хотя знал, что задолго до того, как все кончится, будет мечтать о том, чтобы сесть.
— Да будет всем известно, что я одобрил этот союз. Пускай кровь дома Дасин в первый раз войдет в императорскую династию. И пусть все те, кто является честью Хайема, уважат этот брак и присоединятся к нашему празднику. Церемония начнется прямо сейчас.
Шептальники передали его слова дальше, и, спустя несколько мгновений, появился жрец и пропел старые слова, значение которых было более чем наполовину забыто. Мужчина оказался даже старше Оты, выражение его лица было спокойно и радостно, словно он так много выпил, что не мог даже удивляться. Ота принял позу приветствия, получил такую же в ответ, и отступил на шаг, чтобы дать церемонии начаться.
Данат принял длинную веревку, согнутую в петлю, и повесил ее на руку. Жрец продекламировал ритуальные вопросы, Данат дал ритуальные ответы. Спину Оты начало сводить, но он стоял неподвижно. Обрезанный конец веревки с завязанным на нем узлом перешел к жрецу, а потом в руку Аны. Поднявшийся рев заглушил шептальщиков, жреца, весь мир. Дворы обеих народов стояли и аплодировали, позабыв об этикете. Ана и Данат стояли вместе, на расстоянии сплетенного хлопка, улыбались и приветственно махали. Ота представил себе их ребенка, который шевелится в своем темном сне, ощущая звук, но не зная его значения.
Баласар Джайс, носивший одежду высшего советника, стоял в первых рядах толпы, хлопая маленькими ладонями; из его глаз текли слезы. Оту на мгновение уколола печаль. Синдзя не дожил. И Киян. Он глубоко вздохнул и напомнил себе, что мгновение — не его. Сегодня отмечают не его жизнь, любовь или союз его дома с владелицей постоялого двора в Удуне. Это мгновение принадлежит Данату и Ане, и они оба — великолепны.
Оставшаяся часть церемонии заняла вдвое больше времени, чем была должна, и к тому времени, когда процессия приготовилась выйти наружу и пройти по улицам Итани, от заката остались одни воспоминания.
Ота разрешил проводить себя на высокий балкон, с которого был виден город. Воздух стал кусаче-холодным, но слуги уже притащили чугунную жаровню, в которой ярко светились красные угли, так что левый бок Оты ощущал обжигающее тепло, а правый — обжигающий холод. Он закутался в толстый шерстяной плед и стал следить за свадебной процессией. Каждая улица, на которую она поворачивала, немедленно вспыхивала огнями, флаги и тканные ленты развевались в воздухе.
«Здесь все началось, — подумал он. — Слава всем богам, не я иду по улицам».
На балконе появилась служанка и приняла позу, объявлявшую о госте. Ота не собирался вытаскивать руки из пледа.
— Кто?
— Фаррер Дасин-тя, — сказала девушка.
— Приведи его сюда, — сказал Ота. — И принеси вина. Горячего.
Девушка приняла позу повиновению приказу и повернулась, чтобы идти.
— Подожди, — сказал Ота. — Как тебя звать?
— Тойяни Вауатан, высочайший, — ответила она.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать зим.
Ота кивнул. Откровенно говоря, она выглядела почти слишком молодой, только что из детской. Тем не менее в ее возрасте он плыл на корабле к восточным островам, и за ним остались две разные жизни. Он указал на город:
— Сейчас это совсем другой мир, Тойяни-тя. Ничего не останется таким, как было.
Девушка улыбнулась и приняла позу поздравления. Конечно, она не понимала. И было бы нечестно ожидать этого от нее. Ота улыбнулся и опять повернулся к городу, к празднику. Он не видел, как она ушла. Свадебная процессия только что повернула на длинную широкую улицу, которая вела к набережной, когда появился Фаррер; девушка Тойяни семенила за ним с двумя пиалами вина, из которых шел пар, и стулом для новоприбывшего. При этом она не выглядела неловкой или не на месте. Своего рода искусство, подумал Ота.
— Мы добились своего, — сказал Фаррер, когда девушка ушла.
— Да, — согласился Ота. — Но я не прекращаю ждать следующую катастрофу.
— Мне кажется, последняя еще не кончилась.
Ота отхлебнул вино. Дух не полностью испарился, чувствовался сильный и странный аромат. Он боялся этого разговора, но сейчас казалось, что тот не такой уж ужасный.
— Доклад пришел, — сказал Ота.
— Да, первый, — согласился Фаррер. — Сегодня утром все в Высшем совете получили копии. Прямо к празднику. Не совсем вовремя, но, как мне кажется, теперь у всех нас есть еще одна причина напиться вдрызг и рыдать в пиалы.
Ота принял позу вопроса, настолько простую, что даже гальт мог ее понять.
— Все города в руинах, за исключением Киринтона. Они сделали что-то умное с колокольчиками на улицах и веревками. Я не совсем понял, что. Отдаленные области пострадали, но не так сильно. Первые оценки — потребуется не меньше двух поколений, чтобы вернуть нас туда, где мы были.
— Предполагая, что ничего другого не произойдет, — сказал Ота. Под ними заревели фанфары.
— Ты имеешь в виду Эймон, — сказал Фаррер. — Да, верно, непростая проблема.