Ценный подарок (сборник)
Шрифт:
— Спасибо, — сказал Анисим Савельевич, тяжело поднимаясь с низенького кресла.
До начала юбилея Брагина оставалось больше часа. Анисим Савельевич, стоя у зеркала, третий раз перевязывал галстук.
— Нелюша, пойди сюда, — позвал он Нелли Кондратьевну, и она вышла из соседней комнаты. На ней было домашнее платье и тапочки.
— Как же так?.. Что ты?.. Еще не одета, — удивился Анисим Савельевич.
— Я не пойду, Анися, мне нездоровится.
— Простудилась, у тебя температура? — встревожился
— Нет, просто я себя плохо чувствую.
— Как же так?.. Концерт Игоря, юбилей… Я понимаю, тебе нездоровится, но жаль.
— Дай я тебе повяжу галстук, — сказала Нелли Кондратьевна. И она так красиво вывязала галстук, как умела делать только она одна.
— Спасибо, — сказал Анисим Савельевич, — значит, не сможешь?
— Хризантемы уже там? — спросила Нелли Кондратьевна.
— Да, корзину отвезли к администратору, а потом поднимут наверх. Ну, пожалуй, пора идти. Я пойду, а ты отдыхай. Жаль, конечно.
Большой концертный зал был переполнен. Анисим Савельевич стоял с правой стороны концертной эстрады, в углублении, изредка поглядывая на свою корзину с хризантемами. Вокруг толпились люди с букетами цветов. Двое молодых людей, высокий и маленький, болтали о каких-то пустяках. Время от времени маленький спрашивал высокого:
— Где же наша корзина?
— Не дергайся, принесут.
Вглядываясь в зал, Анисим Савельевич находил знакомых музыкантов, но большинства слушателей он, конечно, не знал.
Все держали в руках программки, и только у одной женщины, в первом ряду, не было ничего. Эта молодая красивая женщина с неподвижным фарфоровым лицом была одета и причесана так же, как остальные, но было в ней что-то чужое, и Анисим Савельевич понял, что это иностранная жена Игоря.
Оркестр кончил настраивать инструменты. Дирижер занял свое место, зазвучала фантазия Чайковского. Анисим Савельевич слушал ее рассеянно. Когда эта увертюра к концерту окончилась, дирижер поднял оркестр, раскланялся с публикой и ушел. Наступила пауза. Анисиму Савельевичу она показалась бесконечно долгой.
Оркестранты отодвинули на несколько шагов назад первые ряды стульев, маленькая флейта, тромбоны, арфа ушли. Анисим Савельевич ждал Игоря. Наконец-то он появился на эстраде, за ним шел дирижер. Игорь шел легко и быстро, как всегда, высоко подняв голову. Оркестранты, встав с мест, постукивали смычками по струнам, зал разразился аплодисментами.
Анисим Савельевич жадно рассматривал Игоря. Конечно, он изменился за эти долгие годы, черные пружинки его волос стали серебряными, но было в этом пожилом человеке что-то от дерзкого непокорного мальчика.
Оркестранты сели. Дирижер занял свое место. Игорь встал слева от дирижера, тот взмахнул палочкой, звуки концерта Чайковского полились в зал.
Анисим Савельевич не раз слышал
В перерыве Анисим Савельевич, забыв о корзине с хризантемами, все еще был охвачен услышанным, и ему казалось, что Чайковский писал концерт, предчувствуя, что его будет играть Игорь Брагин.
Началось второе отделение. Эстрада была пуста. Вышел Игорь, ступая так, будто каждый шаг дается ему с трудом. Анисим Савельевич смотрел на него, в тревоге думая, что Игорь одинок в этом зале и, наверное, одинок в жизни.
Анисим Савельевич никогда не решался играть Первый концерт Шостаковича, чувствуя, что для этого у него не хватит душевных сил.
Сейчас он слушал Игоря, и трагическая мощь музыки потрясла его. Не думая, даже не сердцем, а подсознательно переживал он давно ушедшее: гибель отца, смерть матери и Анечки, то, что он видел на войне.
Игорь кончил играть. Анисим Савельевич, отвернувшись, утирал слезы. В памяти невольно возникла тревожная фраза, давным-давно сказанная мальчиком Игорем: «Художник должен испытать несчастье, иначе он будет пуст, как барабан».
Началось чествование. Один за другим выходили на эстраду женщины и мужчины с букетами и корзинами цветов. Игорь встречал их вежливо и рассеянно, он смотрел в зал и жестом звал кого-то.
Анисим Савельевич увидел, как в первом ряду встала женщина, показавшаяся ему чужой. Не спеша, словно выполняя надоевшую ей обязанность, она вышла на эстраду. Игорь устремился ей навстречу, поцеловал руку и подвел к группе людей, поздравлявших его. Все зааплодировали. Анисиму Савельевичу стало обидно. Будто она, чужая женщина, а не Игорь, играла концерт Чайковского и заставила плакать над Шостаковичем.
Чествование продолжалось. Анисим Савельевич подвинулся к эстраде, чтобы лучше видеть Игоря. Он не заметил, как двое молодых людей из Музыкального общества подошли к его корзине с хризантемами.
— Смотри, вот она, — сказал высокий, — когда же они принесли?
— Олухи мы! — засмеялся маленький. — Идем! Видишь, музыкальное училище пошло, так и школа нас обойдет.
Подхватив корзину, они пошли быстро. Анисим Савельевич увидел их, когда они уже были на эстраде. Он видел их, видел, что они несут его хризантемы, и не в силах был помешать. Не мог же он кинуться на эстраду, крича: «Отдайте! Это мои хризантемы».
Ловко лавируя среди поздравляющих, молодые люди скоро оказались в первом ряду, поставили корзину у ног Игоря и произнесли несколько слов.