Ценный подарок (сборник)
Шрифт:
— Живет, — радовался Устюжанинов, — тридцать лет живет. Ну, давайте дальше.
Он перевернул страницу и прочел: «Прогулка». Тут же он остановился:
— Интересно, что-то написано на полях карандашиком? Минутку… Посмотрим: «Брови, как подковы» — банально. — «Такой красивой я еще не видел» — перепев Есенина.
— Афанасий Ильич, — жалко оправдывался Бескозырный, но именитый поэт, словно не видя его, переворачивал ветхие листочки, читая то, что написано на полях: «Неграмотно,
— Хук левой, — захохотал Динин боксер и потянулся к бутылке, но Дина резко ударила по руке:
— Хватит, я сказала тебе, хватит!
Афанасий Ильич продолжал читать заметки на полях: «Мысль неплохая, но сказано бессвязно», «Ритм где? Будто по деревянной мостовой скачет».
Все гости словно протрезвились, тишина стояла такая, как на гражданской панихиде, и только критик Термос хихикал в платок.
Вадим еле держался на ногах, боясь выронить бокал. Наденька все еще не понимала, что случилось, но чувство тревоги охватывало ее, а человек без возраста, уже насытившись и напившись, прижимаясь к ней боком, невнятно бурчал:
— Девушка, хотите, я прочту вам свои стихи про любовь, они нравятся всем девушкам.
— Уйдите, уйдите, — отталкивала его Наденька, а он все мычал:
— Стихи… Девушкам нравятся. Одна моя жена не понимает.
— Прими валидол, — умоляла мужа Татьяна Ивановна, — у тебя сердце.
— Оставь, — отмахнулся он.
Прочтя заметки до последней страницы, Устюжанинов в упор посмотрел на Вадима.
— Так, Вадим Владиславович, спасибо за критику.
— Афанасий Ильич, честное слово, — как мальчик оправдывался Бескозырный, — это не я.
— Не юли! Критик должен быть честен. За твое здоровье, правдолюбец. Любуйтесь им, друзья. Вот автор этих заметок.
Поднялся гул возмущенья, и особенно громко кричал самый бездарный из начинающих поэтов.
— Это не я, — повторил Вадим и, поставив бокал с вином на стол, бросился к выходу, забыв о жене.
— Вадик! — вскочила Наденька, но человек без возраста удерживал ее за платье, говоря:
— Девушка, не покидайте меня… Я вам прочту…
Наденька вырвалась из его рук, так что затрещало платье, и кинулась в переднюю. Дина устремилась за ней.
В передней Вадим уже в пальто растерянно искал Наденьку, а когда увидел ее, задыхаясь, сказал:
— Идем, скорее идем!
— Сейчас, Вадик, — с лихорадочной быстротой меняла Наденька туфли на сапоги, а Дина успела спросить:
— Ну, как тебе мой?
— Красивый, но, прости, по-моему, глупый.
— Подумаешь! Для мужчины это не имеет значения.
На улице было холодно, мелкий, острый снег тысячью иголок вонзался в лицо.
—
— Нет, лучше пойдем пешком, — сказала Наденька, хотя она и любила ездить в машинах.
Она крепко взяла Вадима под руку, и они долго шли молча.
— Теперь все, — сказал Бескозырный, — теперь он меня в Союз не примет.
— Чепуха! Вот у нас в одном ателье искалечили платье жене большого начальника. Она сердилась, ногами топала, заведующая вся дрожала, а потом обошлось: эта заказчица снова к нам пришла.
— Ну, зачем я купил эту книжку? — горестно произнес Бескозырный. — Лучше бы золотое перо, хоть это — пошлость, но вреда от него бы не было.
— Ты купил эту книжку? — жалостливо посмотрела на мужа Наденька. — Не сочиняй! Это я затащила тебя в книжный магазин. Я виновата.
Бескозырный, взглянув на жену, улыбнулся, подумав, что она — лучшая из жен на свете и что нужно будет написать статью о том, как еще не раскрыт образ жены в художественной литературе.
Через две недели Афанасий Ильич позвонил Бескозырному:
— Добрый день, Вадим, вы свободны сегодня вечером? Можете прийти ко мне в семь часов?
— Простите, Афанасий Ильич. Конечно, я свободен, но куда прийти?
— Как куда? Ко мне домой. Адрес помните? Или забыли после того, как я на вас страха нагнал?
— Помню, Афанасий Ильич.
— Только не опаздывайте, люблю точность, — Устюжанинов положил трубку.
Наденька, бывшая при этом разговоре, так волновалась, что у нее дрожали губы.
— Я пойду с тобой, Вадик, — решительно сказала она.
— Это еще зачем? Мама ведет мальчика в школу.
— Не шути, он может опять наговорить тебе что-нибудь такое, ты разволнуешься… А мне дорого твое здоровье.
— Глупенький Надюш, — обнял жену Бескозырный. — Здоровье?.. По-моему, когда человек начинает думать о своем здоровье, значит он уже стар и ему лет сорок, не меньше. Мне еще далеко до этого. Все будет в порядке. Конечно, Афанасий Ильич — лев, но я не заяц, — сказал он, не без страха подумав о встрече с Устюжаниновым.
Ровно в семь Бескозырный пришел к Афанасию Ильичу. Дверь открыла Дина. Она была в пальто и шляпе. Рядом с ней стоял очень высокий и очень тощий молодой человек.
— Привет, Вадик, — сказала Дина, — это мой Сашенька, восходящая звезда физики.
Бескозырный, назвав себя, пожал руку Сашеньки, не почувствовав ее, и подумал, как широк диапазон «моих» у Дины.
— Мы уходим, — сказала Дина.
— В кино?
— У нас это называется в кино, — засмеялась Дина. — Иди к отцу в кабинет.