Центр роста
Шрифт:
Директор по-свойски уселся в круг. «Дистанции сокращаются, - говорил его вид.
– Я свой, господа, не пугайтесь. Ведите себя раскованно». Кресло он, правда, взял себе.
Господа не пугались, но держались в напряжении - кроме, разумеется, Трикстера. Он был единственный, кто вытянул ноги, которые доходили до самого центра круга и были похожи на застывшую секундную стрелку. Анита повела носом и поморщилась. Трикстер ободряюще подмигнул ей. Он принялся за ногти; звук был тихим, и казалось, что где-то точит зубы мелкая животина.
Близнецы с трудом разместились на одном стуле. Они напоминали странную карточную фигуру - не то
Пирогов рассматривал пол и не знал за собой никакого изъяна, проживая под тысячью солнц с полным правом на то - но кто его сюда направил? Аромат не нравился О’Шипки
– Ну вот, мы и в сборе, - подытожил Ядрошников с довольным вздохом.
– Итак, господа, мы начинаем первый сеанс: один из многих, первый шаг по тернистой тропе, ведущей к неизбежному созреванию и прозрению.
– Прозреванию и созрению, - рассеянно обронил Трикстер.
Директор сделал вид, что не расслышал.
– Я искренне рад вас видеть. Поверьте, я проделал колоссальную подготовительную работу. Это очень непросто - подобрать ингредиенты для умного деланья. Я вербую клиентов по-разному: раздаю листовки у метро, пишу в газеты, гуляю с рекламным щитом… кое-где - и с рекламным мечом…
– Да! Да!
– радостно вскинулись близнецы.
– Мы помним вас! Меч! Мы взалкали рассечения!
Директор натужно привстал и поклонился.
– Я не буду затягивать вступление, - пообещал он.
– Мне осталось предупредить вас, чтобы вы, когда какое-то мое действие или слово покажется необычным и даже нелепым, помнили, что в этих стенах не происходит ничего случайного. Здесь все предначертано и предопределено. Доверьтесь мне, откажитесь от суетных вопросов, запаситесь терпением, и тогда успех, который обязательно выпадет на долю каждого из вас, будет столь ослепительным, что вы сольетесь в торжествующее единство зрелых, умудренных знаниями и опытом индивидов. А сейчас, чтобы избавиться от некоторой естественной натянутости, мы устроим разминку. Эту процедуру еще называют разогревом. Мы будем знакомиться друг с другом, но не так, как за завтраком, нет. Каждый из вас, по очереди, будет вставать и представлять своего соседа, говоря о нем все, что сочтет нужным. При этом, разумеется, нельзя забывать об известных границах и нормах. Но я и в мыслях не допускаю, чтобы кто-то позволил себе откровенно оскорбительное высказывание или насмешку. Я далек от таких опасений. Полагаю, что нам стоит начать с…
Выдерживая свистящий согласный, директор прицелился пальцем.
– …С вас.
Трикстер удивленно вскинул голову.
– А почему с меня?
– А почему бы и нет. Милый Трикстер, вы можете не вставать (тот и не собирался). Сидите, как вам хочется, и сидючи так, представьте нам, пожалуйста…
Палец отправился в новое путешествие.
–
Послышались облегченные вздохи, вздыхали украдкой. Никто не хотел, чтобы его представлял Трикстер.
– А чего его представлять?
– пожал плечами Трикстер и бесцеремонно смерил О’Шипки взглядом.
– Киллер и киллер, на лице написано. Ассасин записной.
О’Шипки положил ногу на ногу и покрылся пятнами.
– Я так и вижу, как он кладет себе руку на спусковой крючок, - продолжал Трикстер, сохраняя совершенно серьезный вид. Анита, разобравшись в сказанном, не выдержала, закрыла лицо руками и затряслась от беззвучного смеха. Мамми осуждающе поджала губы.
– Постойте, Трикстер, - Ядрошников укоризненно нахмурился.
– Не нужно двусмысленной экспертизы - по крайней мере, на нынешнем этапе разбирательства. Мы ведь только начинаем работать. Говорите просто: такой-то и такой-то. Плюс общие сведения, изложенные в нейтральных формулировках.
– Ерунда какая-то, - буркнул Трикстер и прикусил заусеницу.
– Кому это надо? Ну и созревание. Пожалуйста: зовут - О’Шипки, хотя и вряд ли, росту обычного, волосы рыжие, притворяется шлангом, карманы оттопыриваются. Homo suspense.
Неизвестно, что послышалось жертве, но, стоило Трикстеру сартикулировать последнее, как мистер О’Шипки расплел ноги, решительно встал и направился к оратору. Вскочил и Шатен, он бросился к своему спутнику, перегораживая дорогу. Он уже вел себя так, будто некоторым образом породнился с О’Шипки.
– Стойте, дружище!
– воскликнул он.
– Не позволяйте втянуть себя в ссору.
Он придержал оскорбленного товарища за рукав и торжествующе обвел взором круг. Но торжество его было напрасным.
– Зачем вы вмешались?
– быстро спросил директор, подаваясь вперед.
– Беда же будет!
– Шаттен вытаращил глаза. Кадык взлетел едва ли не к носу и вновь уселся на узел галстука.
– Вы же знаете, что это не так, - мягко возразил Ядрошников.
– Вы понимаете, что я не допущу непотребства, а драку - тем более. Итак, повторяю вопрос: зачем вы вмешались?
Шаттен смешался.
– Потому… потому что так надо.
– Кому это надо?
– Это надо мне, - вымученно отчеканил Шаттен.
– Что вы называете местоимением «это»?
– Это - это все, - рукой, свободной от О’Шипки, Шаттен обвел помещение.
– Все вокруг. Чтобы все это было гармонично и совершенно.
– Зачем же вы хотите, чтобы все «это», - директор сделал ударение на злополучном словце, - сделалось совершенным?
– Но вы же сами… Совершенства ради, - пожал плечами Шаттен, продолжая держать О’Шипки, словно выгуливал ирландского сеттера, тянувшего поводок.
– Все хотят совершенства, - он повторил свою любимую фразу.
Ядрошников снова отреагировал стремительно и профессионально:
– Секундочку. Нечто подобное я уже слышал. Вы много рассуждаете о совершенстве. Кто это - все? Расшифруйте.
Шаттен опешил вторично:
– Что значит - кто? Все… Кого ни спроси.
– Это неоправданное обобщение. Никто не может быть совершенством. Признаем начистоту: мы собрались здесь, на этом пустынном острове, чтобы понести то или иное наказание за наши проступки, совершенные в прошлом. Психологическая коррекция - кровавое дело, друзья мои! Я, разумеется, говорю метафорически, но вернемся к совершенству. Анита, вы хотите совершенства?
– осведомился директор.