Центр роста

Смирнов Алексей Константинович

–  Нет, я хочу оставаться самой собой, - отозвалась та.

–  Шах, - послышался шепот Ахилла, и со стула Пирогова распространился таежный рык.

–  Господа, господа, - пожурил их Ядрошников, не забывая следить за разгневанным О’Шипки, который попал в дурацкое положение: Шаттен продолжал его держать, момент был упущен, а сесть обратно означало потерять лицо.
– Уймитесь, господа. И вы, джентльмены, если остыли, займите свои места. Дорогая Анита, опишите для нас, пожалуйста, мистера Шаттена-младшего.

От неожиданности Шаттен покраснел и выпустил наконец мистера О’Шипки. Тот, чуть подумав, уселся-таки на место, метнув предварительно молнию в Трикстера. Трикстер сидел с невинным и кротким

видом, смахивая на продувшегося картежника, которому все, впрочем, трын-трава, и скоро он обязательно отыграется.

Анита поправила сапфировую заколку, встала и начала отвечать, будто была на уроке:

–  Мистер Шаттен-младший является сотрудником ведомства, известного под названием Бюро Перфекционизма; прибыл в Центр для достижения абсолютного служебного соответствия. Мистер Шаттен, обладая внешними данными, которые не могут быть названы идеальными, производит впечатление компанейского, обаятельного человека, всегда готового прийти на помощь друзьям. Все, - растерянно сказала Анита. Взяв хороший разгон, она вдруг остановилась.
– Я не знаю, о чем еще говорить.

–  И не надо, сказанного достаточно, - откликнулся директор.
– Это же разминка, чтобы наладить взаимопонимание. Ну что, драчуны, успокоились?
– Он взглянул поочередно на притихшего Трикстера и взъерошенного О’Шипки.
– Поменяйтесь ролями, господа. Будьте добры, мистер О’Шипки, познакомьте нас с мистером Трикстером.

Трикстер снисходительно хмыкнул.

–  Мистера Трикстера нет нужды представлять, - сказал О’Шипки.
– Мистер Трикстер очень скоро остановится в своем развитии. Его рост прекратится, не начавшись.

–  Все в руках божьих, - Ядрошников, похоже, не собирался спорить с этим прогнозом.
– Но согласитесь, мистер О’Шипки, что ваш порыв уже выдохся и вы не собираетесь прямо сейчас прерывать развитие неосторожного Трикстера?

О’Шипки презрительно отвернулся.

–  Прекрасно!
– воскликнул директор, ударяя себя по колену.
– Атмосфера налаживается! Первый сеанс, господа, - он как в бойлерной. Сбрасываем пар, чтобы не дойти до взрыва. Продолжаем разминку. Просыпайтесь, судари и сударыни, включайтесь в процесс! Господин Холокусов, представьте собравшимся господина Цалокупина.

Близнецы встревоженно зашептались.

–  Можно наоборот?
– осведомился то ли первый, то ли второй.

–  А есть разница?
– квакнул Трикстер и тут же, в притворном испуге, прикрыл ладонью рот.

–  Господин Ядрошников, - Мамми встала.
– Позвольте мне представить Трикстера. Ручаюсь, что он исправится.

Она поглядела на клоуна, и тот моментально съежился. На белом лице написался искренний, живой испуг.

–  Спасибо, Мамми, но мне бы хотелось добиться оптимальной естественности, избегая рукоприкладства. В переносном смысле рукоприкладства, - уточнил Ядрошников.
– А ваше вмешательство, как вы знаете… - Он попытался прищелкнуть пальцами, но те были слишком пухлыми.
– Короче говоря, вам достанется Анита, но позже. Ну же, господа близнецы, вы определились с очередностью?

По всему выходило, что Цалокупин и Холокусов не скоро придут к обоюдному пониманию. Они толкали друг друга в грудь и яростно шептались; летела слюна, перемешанная с отрывочными угрозами раскрыть какие-то интимные обстоятельства. Директор выждал и безнадежно махнул рукой:

–  Представляйте Аромата, господин Ахилл.

–  Минуточку, - отозвался тот, кутаясь в свой пятнистый кафтан.
– Тебе мат, Пирогов. Все, господин директор, я к вашим услугам. Мне как, рассказывать все по порядку?

–  Только самое главное. И постарайтесь пока обойтись без эмоций.

–  Хорошо, - Ахилл задумчиво возвел подведенные глаза к сводчатому потолку.
– Собственно говоря, мне

это сделать проще простого. Я странствовал по мирам и вселенным, ища себе подвигов, которых и без того уже достаточно набралось. И так получилось, что вытащил этого бедолагу из какого-то провинциального концлагеря. К тому времени он уже замолчал, но другие узники, видя, что я тронут его участью и внешним видом вообще, рассказали, что зовут его Аромат, и раньше он был ох как речист. И беспрерывно славил местного бога. Не видя зла, он знал лишь благо. В концлагере, по свидетельству очевидцев, он восхищался каждым кусом. Читал стихи, приличествующие массовому истреблению: «Егор расправил плечи, проходит, как герой; Его встречают печи малиновой зарей». Но под конец уже не мог вместить полноты происходящего и потерял речь. Все, что он смог под конец изрыгнуть про своего единого Создателя, были слова: круто придумано! И замолчал навсегда. Я же, проникшись сочувствием, решил, что если где и смогут ему помочь, так это в Центре Роста. И, как видите, забрал его с собой. Он находился в плачевном состоянии. Над ним измывались, он пребывал в статусе фейеромонаха-бомбардира, во рту у него была маковая дубинка… Я, помню, прослезился. Мое героическое странствие еще не было завершено, и он, благодарный, не раз меня выручал; помню, я остался без средств и показывал его за деньги… Потом деньги появились, но я все равно показывал, потому что люди, куда бы я ни прибыл, начинали просить: покажи, покажи… Слава обгоняла нас, вот в чем дело.

–  Очень хороший рассказ, - похвалил Ахилла Ядрошников.
– Берите пример с товарища, господа! Емко, информативно, не прибегая к оценкам… Если озвучиваются эмоции, то они - свои, а не предполагаемые эмоции объекта. Никаких догадок, никакого «чтения мыслей».

Трикстер кашлянул:

–  А что, - предложил он коварно, - пусть теперь сам Пирогов кого-нибудь представит. Того же Ахилла, а то он, Ахилл, нечто вроде дуэньи при девушке с сомнительной репутацией… или сопровождающего, то есть как бы не при чем.

Директору, наконец, надоели его ремарки.

–  Пусть! Пусть!
– запальчиво воскликнул он.
– Аромат, вы меня слышите? Мы разминаемся. Представьте собранию мистера Трикстера.

Аромат Пирогов поднял всклокоченную голову и дернул рыжей бородой в сторону шута. Где-то заурчало - может быть, в брюхе, а то и в горле, читай - все в той же бороде. Мутные глазки блуждали, не особо задерживаясь. Вдруг Пирогов принялся реветь, да так, что все заткнули уши. Он встал и по-медвежьи пошел на Трикстера. Ахилл, подхватывая почин Шаттена-младшего, успел придержать его за подол рубахи, но ветхая материя подвела, он остался с грязным клочком, а Пирогов все шел и на ходу раскрывал объятия. Рукава упали, оголяя кирпичные руки с вытатуированными номерами распределителей и пересылок. Обнаружилось, что между лопаток ему подшили бубновый туз. Трикстер поднял ноги на стул и прикрылся руками, из-за чего стал похож на вертлявого дьявола, которому показывают крест.

Пирогов замахнулся, но дело спасли близнецы. Никто не ждал от них геройства, и все поразились, а у многих дрогнули сердца, принимая груз неразряженного пафоса; близнецы заслонили Трикстера и застыли перед Ароматом, напустив на себя самый суровый и властный вид. Аромат, насчет которого почему-то казалось, что он должен уметь обращаться с лошадьми - запрягать их, распрягать, кормить из торбы и нахлестывать, погоняя по долгим зимним дорогам, - так вот, Аромат, рассудок которого был в значительной степени помутнен, оказался в затруднительном положении и не понимал, с какого конца подойти к новоявленному коню. Так и не найдясь с решением, он вдруг смягчился, рот разъехался в сладкой улыбке, а губы зачмокали. Пирогов полез под рубаху: наверно, искал там сахар.