Центр роста
Шрифт:
О’Шипки снова отхлебнул из кружки:
– Бросьте, Густодрин. Там готовят на полубогов. К чему вам это?
– Так хочется же!
– жарко выдохнул трактирщик.
– Чем я не Геркулес? И потом - я столько всего слышал! Это чудесное, замечательное место! Сплошная романтика!
– Что это вы слышали?
– удивился крысиный Шаттен.
– Посетившие Центр соблюдают обет молчания.
Густодрин осклабился, на пол капнуло:
– Разве? Шила в мешке не утаишь. Да мне, господа, много и не нужно. Центр Роста - загадочное место. Никто
Он грохнул себя кулаком в грудь. Посетители молчали, не зная, что ему ответить. Густодрин сгреб свою бороду в кулак и заискивающе спросил:
– Вы, часом, не слышали, кто у них бог?
– Абрахам Маслоу, - сказал Шаттен-младший.
– Ах, славно!
– воскликнул счастливый Густодрин.
– Погодите, погодите секундочку… Я запишу.
Он выдернул из вазочки дешевую салфетку, достал из-за уха карандаш и записал имя.
– Тоже из ваших?
– негромко осведомился у Шаттена О’Шипки, подобревший от выпитого.
– Из них, - кивнул Шаттен, переворачивая стакан вверх дном и накрывая горчицу.
– Во чреве горько, да и в устах не лучше… Он Маслов, конечно. Из русских евреев. Эмигрировал в незапамятные времена. И сразу организовал первый Центр Роста.
– Не сходя с корабля?
– не поверил Густодрин.
– Не сходя. Тут же, на пристани, воздвиг. Командовал с мостика. Большое здание с подземным гаражом и вертолетной площадкой. И баром на двести персон… но бар снесли.
– Святые угодники, - прошептал потрясенный трактирщик.
– Дивные события! Седая старина!
Солидарное кожаное чучело под потолком разразилось испуганным карканьем.
– Конечно, с тех пор произошли значительные изменения, - продолжил Шаттен, иронически поглядывая на благоговейного Густодрина.
– Центр Роста переместился в иные… не побоюсь этого слова, сферы, и его точное местонахождение сделалось величайшим секретом. Известно лишь, что он расположен на диком пустынном острове. Там мхи да лишаи. Над его башнями дни напролет кружат чайки, бакланы, гагары и буревестники. Кудрявые волны шлифуют утесы, и томная песня плывет, недоступная слуху людей… А божьи сердца, отжимая надменность, сжимаются в радости, милуют жалких…
О’Шипки допил кружку.
– Повторить!
– потребовал он.
– Послушайте, Шаттен-младший, - обратился он к болтливому ревизору.
– Довольно вам просвещать низы. Неровен час, сбрехнете лишнее. Меня удручает ваше общество, скажу вам прямо. Мне не очень-то нравится перспектива разделить обучение с типом, который заставил меня краснеть и сожалеть о дне моего рождения. У нас исключительно строгий патрон. Но, коль скоро мы с вами оказались в одной упряжке… не знаю уж, чего хотят от вас ваши перфекционисты…
– Совершенства, мой друг, совершенства, - печально подсказал ему Шаттен.
–
– Пусть так. Короче говоря, нам следует держаться друг друга и помалкивать, пока все не выяснится. Последипломное образование по специальности «неприятности» - это вам не шутка. Кроме того, я не люблю непонятные острова, на которых процветают секретные Центры. При всем пиетете. Итак, когда же вы отплываете?
Шаттен-младший без слов подтолкнул к нему билет. О’Шипки вытащил свой и сравнил: все совпадало - дата, время отправления, номер спецрейса.
– Вы поплывете морем?
– не унимался Густодрин, изнемогая от близости к тайне.
– Океаном, - ответил ему Шаттен.
– Сколько с нас, милейший?
Трактирщик зашевелил губами. Со стороны могло показаться, что он производит подсчеты, однако О’Шипки, умевший читать по губам, а тем более - по губищам, разобрал, что Густодрин повторяет священное имя Абрахама Маслоу.
– Дионис - не Ягве, - заметил О’Шипки, ни к кому не обращаясь и глядя на ряды бутылок.
– Он не ревнив.
– А?
– Густодрин встрепенулся и встревожился.
– Я попросил повторить, - напомнил ему О’Шипки.
– Займитесь, наконец, непосредственным делом, которое вверили вам щедрые боги.
– Ах, конечно, - Густодрин всплеснул подушечками лап, все больше походя своими ахами на пышную провинциальную барышню. Он устремился к стойке.
Шаттен искоса взглянул на О’Шипки.
– Вы собираетесь здесь задержаться? На вашем месте я бы не стал этого делать.
– Мне хочется выпить, - возразил тот, прикрывая кружку рукавом.
– Ну так выпьете еще, успеете. Согласитесь, что путешествие не из пустячных. Вам надо уладить дела, сделать распоряжения, составить… ну, не будем о грустном - и тем не менее!
О’Шипки не сдавался:
– Мои дела в порядке, - прорычал он свирепо.
– Спасибо, трактирщик. (Густодрин почтительно опустил перед ним новую кружку). Получите с меня.
Шаттен пошарил вокруг, ища котелок, пока не вспомнил про убийство головного убора. Он раздраженно шлепнул по столу и поднялся. По тому, как его качнуло, можно было судить о справедливости пословицы «Сытый голодного не разумеет».
– Как знаете, - молвил Шаттен. Его мордочка заострилась и залоснилась, язык чуть заплетался.
– Могу ли я надеяться, что вы не станете пытаться исправить недавнее упущение? Предупреждаю, что других шляп у меня нет.
– Жизнь покажет, - такой ответ в устах О’Шипки прозвучал кощунственно.
На выходе из «Бара» Шаттен попал в вертушку и здорово струсил, Густодрин помог ему выбраться.
– Жаль, что не в мясорубку, - пробормотал О’Шипки, отпивая из кружки.
Трактирщик вернулся и сел с ним рядом.
– Но все-таки, все же, - потребовал он умоляющим тоном.
– Расскажите сирому плебею о волшебном крае. Мне так интересно!
– Напрасная мечта, - осадил его О’Шипки.
– Я знаю не больше вашего.