Центровые
Шрифт:
— Хорошо, но игра–то изменилась. Следовательно, должны были в чем–то измениться и игроки…
— Знаешь, по нынешним любительским правилам когда–то уже пробовали играть профессионалы. К тому же и у нас в НБА правила нередко подвергались корректировке. Ну и что из этого? Центровой остался главной ударной силой у щитов. И был им при любых правилах. Если центровой не выигрывает щит, не страхует партнеров, не умеет ставить заслоны и блокшоты, не организует контратаки и не успевает к их завершению — какой же это центровой? Это не центровой, каким бы высоким он ни был.
— Ты многовато хочешь, Билл. Так могут играть только самые классные центры. Ты вот так
— А что изменилось? Нужно и сегодня так играть.
— Я видел всех ваших ведущих центров и, замечу вновь, считаю тебя сильнейшим…
— Любопытно услышать от тренера наших самых главных конкурентов: почему ты так думаешь?
— Ты был самым универсальным, самым стабильным, самым командным игроком. А эти качества я выделяю как главнейшие. Скажем, Чемберлен, Алсиндор (Абдул — Джаббар, Уолтон, а теперь Берд, Семпсон — выдающиеся центровые. Но… Для них самое важное — щегольнуть собственной результативностью, самим забить как можно больше. Ты же забивал очков по 12–15, что маловато вроде бы для центрового, да еще такого класса, но все равно играл лучше них. Чем ты сам объяснишь это?
— Я никогда не был жадным. Меня не интересовало, сколько очков я набрал, меня волновало только, сколько очков у моей команды. И также мыслили, а значит, и соответственно действовали те шесть–семь звезд, которые непременно были радом со мной на площадке. Мы бились за свою команду, мы считали ее турнирные очки. Я же еще могу сказать, что получал от результативного паса не меньше удовлетворения, чем от точного броска. Или: я ставлю заслон, а партнер увеличивает результат. Тоже было очень приятно. По–моему, нечто подобное исповедует и ваш Сабонис…
— Согласись, что такое мировоззрение для ведущих игроков профессионального клуба — редкость, абсолютно не характерно. Даже сейчас баскетболистов в первую очередь оценивают по их результативности, хотя это, безусловно, неверно. Что помогло вам, ребятам из «Бостон Селтикс», сделаться такими ревнителями командной чести, а не индивидуальной?
— Не что, а кто… Нас воспитал такими самый великий тренер Америки — и не только в баскетболе — Арнольд Ауэрбах. Это благодаря ему наши взгляды в корне отличались от общепринятых. Да, это был тренер… Мы любили его, и боялись, и даже ненавидели подчас, но большего авторитета для нас не существовало.
— Билл, я написал книгу о лучших баскетболистах–центровых, завершить которую и хотел беседой с тобой. Ты ведь играл против некоторых из них. Помнишь ли кого–нибудь из тех ребят?
— Очень хорошо помню Круминьша, которого, честно говоря, мы до начала олимпийского турнира опасались, поскольку были наслышаны о нем. Да и рост его впечатлял. Конечно, помню молодого Зубкова, который мне очень импонировал. Помню Петрова.
— А из сегодняшнего поколения наших центровых знаешь кого–нибудь? Что, можешь о них сказать? — Знаю многих. Приятно удивил еще в Монреале Ткаченко. И потом я не раз наблюдал за ним. Мощный — и при этом подвижный, координированный, пластичный при такой массе. Он и Сабонис — великолепные игроки. Должен заметить, что у вас всегда были классные центры. И в прежние годы, и особенно теперь. И все же мои современники из числа советских баскетболистов вряд ли могли претендовать на место в профессиональном клубе, все же играли они в другой баскетбол. А вот Ткаченко, Сабониса, я уверен, с удовольствием приняли бы в любую команду НБА. И насколько я знаю, такие предложения уже делались. Я же считаю, что им было бы полезно поиграть среди наших звезд. Выиграли бы от этого только вы — и сами ребята, и, вообще, ваш баскетбол…
— Что ты можешь сказать о сегодняшней сборной СССР?
— Честно
— А ваши сборные?
— О, это очень неровные коллективы. Год на год не приходится. Обычно самая сильная подбирается к олимпиадам, послабее — к Универсиадам, а на чемпионаты мира едут далеко не лучшие. Нынешняя — не исключение. В ней нет ни одной потенциальной звезды. Может быть, Робинсон — и все. Но общий уровень баскетбола у нас так высок, а сильные баскетболисты появляются так часто (просто как грибы растут), что вам в Испании все равно будет очень нелегко… (Как в воду смотрел выдающийся атлет.)
— Вернемся к тебе, Билл. Кого ты боялся из центровых соперников?
— Никого и никогда. Но к каждому относился с большим вниманием и уважением. Постоянно думал, как играть с ними — тем же Чемберленом, Алсиндором, Уилтоном… Думал и дома, до матча, и уже на площадке.
— Билл, ты играл до 39 лет, пять раз признавался самым полезным игроком лиги, четырежды — лучшим на подборах, десять раз в составе «Бостон Селтикс» становился чемпионом НБА. А вот тренером проработал совсем недолго, хотя успехи команды продолжались: еще четыре победы были на вашем счету, пока ты был играющим наставником бостонского клуба. Почему же ты все–таки оставил тренерскую деятельность?
— Нет более тяжелой и неблагодарной профессии, нежели тренерская. Банальна истина: выигрывают игроки, проигрывает тренер. Придумана она не нами, но жива до сих пор и будет жить. Меня это не устраивало.
— Сначала ты повесил на гвоздь кеды, а затем и тренерский свисток. Не грустно, не скучно без активной работы в баскетболе?
— С 74-го я работаю телекомментатором и по–прежнему нахожусь в гуще всех дел — в стране и в мире. Думаю, что мое понимание игры помогает ее развитию, популярности, а прежде всего повышению уровня культуры баскетбольного зрителя. Кстати, я — не исключение из правил. У нас всегда стараются привлекать к работе на телевидении, на радио лучших бывших тренеров и игроков. Так что считаю, что приношу пользу. Повторяю, тренерское дело — очень тяжелый кусок. Еще когда я был играющим тренером, я понял: надолго меня не хватит. Поэтому я просто поражаюсь твоему долголетию на этом нервном, стрессовом посту. И как ты так можешь?
— Знаешь, Билл, тренерство — моя жизнь, но тренерство — дурная привычка, от которой трудно, почти невозможно избавиться. Понимаю, что работаю на износ, но иначе не могу и другой жизни не представляю. Однако ведь и журналистика — не самая спокойная профессия…
— Да, но не тележурналистика, которая еще молода. Хотя стрессов и у нас хватает. Так что еще поживем. Тут ведь важно то, что теперь я отвечаю только за самого себя. А как тренер я отвечаю за всех и вся. И часто оказывался без вины виноватым. Честно тебе скажу, не хочется быть похожим на тебя только в одном: ведь сколько помню тебя, ты всегда был седым. Наверно, во многом это из–за твоей тренерской доли…
— Все так, Билл. И все же — останемся теми, кто мы есть и не будем гневаться на судьбу, на жизнь. Мы ведь сами выбрали свой путь. Так что пожелаю тебе, Билл, новых успехов в твоей важной работе и — до новых встреч.
— Спасибо, Алекс. А тебе желаю еще и еще приводить свои команды на пьедестал почета. Хотя ты и наш главный противник, но лично тебе я всегда желаю удачи и остаюсь твоим болельщиком…