Цепи судьбы
Шрифт:
Фэрфакс проигнорировал его слова. Нынче его заботило благополучие лишь одной персоны, и этой персоной был он сам.
— А в церковь ходить обязательно?
— Здесь об этом не говорится. Я буду посещать католическую службу.
— Я не знал, что ты католик, Барни.
— Я не католик, но моя жена католичка. Я стану делать это ради нее. — Это будет самым подходящим местом, чтобы помолиться об Эми, подумать о ней в спокойной обстановке, почувствовать ее близость. Барни попытался представить себе выражение лица своей матери, если бы она когда-нибудь узнала, что он присутствовал на католической службе, но ему это не удалось.
Полковник Хофакер
Барни первым пересек финишную черту, роль которой выполняли два перевернутых ведра, и заметил высокого, с иголочки одетого немецкого офицера, который прохаживался по двору взад-вперед. Несколько шагов в одну сторону, несколько шагов в другую. Одну руку он заложил за спину, а в другой сжимал рукоять небольшой трости, которую держал под мышкой. Двое вооруженных винтовками солдат составляли некое подобие его охраны. День был очень теплый, и Барни подумал, что немецкому офицеру, должно быть, ужасно жарко в облегающем сером мундире с высоким воротничком, плотных брюках и высоких, до блеска начищенных сапогах.
— Ты всегда первый, — заметил Джей, подбегая к нему.
— Потому что я в прекрасной форме. — Барни продолжал бежать на месте, высоко поднимая колени и размахивая руками в воздухе, как если бы он тонул. В других обстоятельствах он был бы в восторге от пробежек на свежем, напоенном хвойным ароматом воздухе. Он был одет в защитного цвета майку, шорты и лёгкие парусиновые туфли на резиновой подошве, которые полковнику Кэмпбеллу удалось для него раздобыть. Барни также снабдили кителем, фуражкой и шинелью. Все это было ему велико, но он решил, что было бы гораздо хуже, если бы вещи оказались тесными. Барни не стал спрашивать, откуда взялась эта одежда, но подозревал, что ее сняли с убитого.
К ним не спеша подошел капитан МакДермотт из полка шотландских рейнджеров. Он обошел плато всего пару раз. Это был самый маленький обитатель Улья, еще меньше, чем Эдди. Его рост составлял всего пять футов пять дюймов, зато чувства юмора ему было не занимать.
— Нам придется изготовить кубок, Паттерсон, и вырезать на нем твое имя, — протянул МакДермотт. — Кстати, если я не ошибаюсь, вон там прохаживается полковник Хофакер. На мой вкус он немного фатоват. Красавчик Бруммель [25] , ни дать, ни взять.
25
Щеголь, денди (по имени Р. Бруммеля, лондонского модельера первой половины XIX века, носившего прозвище Красавчик Бруммель).
Капитан подал знак лейтенанту Клайву Казинсу построить младших офицеров. Перед войной Казинс учился на аукциониста и обладал глубоким, как иерихонская труба, голосом. Он протрубил приказ, и пленные выстроились в две шеренги как раз к тому моменту, когда Эдди Фэрфакс, пыхтя, показался из-за поворота. Его лицо было мокрым от пота.
— Мне кажется, я пробежал одиннадцать кругов вместо десяти, — задыхаясь оправдывался он, становясь в конце первой шеренги. Ему никто не поверил.
— Вольно, — рявкнул Казинс.
В этот момент комендант приблизился к капитану Мак-Дермотту и остановился перед ним, возвышаясь, как колонна, над его головой. Оба офицера отдали друг другу честь. Немец щелкнул каблуками и подобно механической игрушке поднял в приветствии дрожащую от напряжения руку.
— Хайль Гитлер, — пролаял он. Послышалось хихиканье. Капитана МакДермотта это, однако, не смутило.
— Боже, храни короля, — мягко произнес он.
Молодой немецкий офицер сделал шаг вперед и слегка поклонился. У него было женственное лицо с небольшими пухлыми губами.
— Я буду переводить для полковника Хофакера, — негромко произнес он на отличном английском языке почти без немецкого акцента. — Он просит вас еще раз скомандовать вашим людям «смирно», чтобы он мог провести осмотр.
— Смир-рна-а! — завопил Казинс. Опять раздалось хихиканье. Капитан МакДермотт нахмурился и едва заметно покачал головой. Он давал понять, что не следует без необходимости обострять отношения с неприятелем. После этого уже никто не смеялся.
Полковник Хофакер медленно двинулся вдоль шеренги, на мгновение останавливаясь перед каждым пленным и впиваясь в его лицо взглядом, как будто пытался запечатлеть его в памяти. Вблизи он оказался крайне непривлекательным типом. Ему было не меньше пятидесяти лет, его лицо было изрыто оспой, а нос приплюснут и неестественно искривлен. Барни представил себе, как много лет назад на этот нос с силой опустился кулак, изуродовав Хофакера на веки-вечные. Несмотря на невзрачную внешность, было совершенно очевидно, что сам полковник о ней очень высокого мнения. «Душка», — сказала бы о нем Эми. Маленькие глазки полковника высокомерно взирали на заключенных, а мощные плечи были самоуверенно откинуты назад. В то же время он выглядел очень болезненным, а белки его глаз были желтыми.
Барни стоял во второй шеренге, и ему стало не по себе, когда полковник остановился перед ним. Хофакер гораздо дольше обычных нескольких секунд сверлил его своими маленькими глазками, и неловкость Барни быстро сменилась отвращением. Он уставился в затылок стоящего впереди человека и сделал вид, что не замечает полковника.
Хофакер окончил осмотр.
— Danke sch"on [26] , — сказал он, обращаясь к капитану Мак-Дермотту, и слегка наклонил вперед свою деревянную шею, после чего направился прочь, сопровождаемый переводчиком и вооруженной охраной.
26
Большое спасибо ( нем.).
Через несколько дней Эдди Фэрфакс заболел. Все началось с температуры и головной боли, которая не давала ему спать всю ночь. Барни не спал вместе с ним, потому что Эдди стонал, не переставая. На следующее утро капитану Кингу удалось раздобыть для него несколько таблеток аспирина, но они не помогли. Эдди становилось все хуже, его дыхание было хриплым и затрудненным. К концу дня он потерял сознание.
Поскольку среди заключенных не было никого, кто разбирался бы в медицине, а в медпункте на первом этаже все еще не было персонала, полковник Кэмпбелл отправился к коменданту попросить, чтобы к больному привезли врача. Он вернулся через пятнадцать минут, кипя от ярости. Ему сказали, что полковник Хофакер очень занят и не сможет его принять.
— Я поговорил с переводчиком, и он пообещал передать мою просьбу коменданту. Я сказал ему, что, если они ничего не предпримут, я сообщу куда следует о том, что его чертов комендант не выполняет условий Женевской конвенции по условиям содержания военнопленных. — Полковник фыркнул. — Этот парень посмотрел на меня как на пустое место. Он не хуже меня понимает, что в настоящий момент вероятность того, что я сообщу кому-либо мало-мальски серьезному о том, что происходит в этом чертовом лагере, равна нулю.