Цепной Койот. Книга 2
Шрифт:
Алек снова посмотрел на девушку, стоящую возле Павла. “Так это и есть Илона?” — думал он, оглядывая стройную фигурку, которая терялась в чересчур длинном и свободном платье. Загорелые руки были увешаны браслетами, точно погремушками, а в глазах плясали такие чертенята, что впору было кричать “Караул!”. Но вместо этого в груди у Алека что-то странно заныло, точно жилы тянули наружу. “И почему за такими мудаками, как Павел, девушки бегают?” — раздражённо подумал он.
“Тогда пойдём, поторопимся”, — подала голос кошка. — “И это…”
— Что?
“Держи
— Тебе могу сказать то же самое, — пробормотал Алек, потирая поцарапанную щёку.
* * *
Дом Илоны стоял совсем близко, на пригорке. Едва завидев, кошка бросилась к нему со всех ног, Алек едва поспевал следом. Это был уютный коттедж, совсем непохожий на большинство кособоких избушек деревеньки. Резной забор стоял зубчик к зубчику и был аккуратно выкрашен белой краской, все сорняки скошены, канавка вдоль участка — аккуратная, вычищенная от ила. Чувствовалось, что это место любят и заботятся о нём.
Мама Илоны обнаружилась у ряда цветочных клумб. Это была та самая женщина из прошлого воспоминания, только теперь, в свете дня, возраст угадывался точнее — у глаз зачастили морщинки, волосы были убраны в гладкий чёрный пучок. Женщина сидела на корточках, мурлыкая под нос незнакомый музыкальный мотив и время от времени бормоча что-то, низко наклонившись к цветам.
Кошка уселась у самых её рук, следя широко раскрытыми глазами за каждым движением женщины, но та ничего, кроме цветов, не замечала. Подойдя ближе, Алек разобрал слова:
— Ты прости меня, любимый, за чужое зло… Что моё крыло счастья не спасло… — негромко напевала она, прикрывая глаза. Ресницы откидывали на её щёки скорбные тени, чётче обрисовывались у губ морщины, какие бывают у людей, которые улыбаются часто и без всякой причины.
“Со дня пожара прошло три года. И сегодня последний день, когда моя мама такая… живая”, — вдруг мысленно передала мне кошка. Бессильная горечь пробивалась в её голос даже через мысли. — “Сегодня она Узы с отцом заключит, но что-то пойдёт не так… Узы начнут убивать отца. Соседи потом скажут, что мама меня звала, выкрикивала моё имя, точно обезумевшая, но я, конечно, не могла услышать. Слишком была далеко. А через пару часов придут Корректоры. Разбираться не будут, насильно связь разорвут. Отец погибнет мгновенно. А мама потеряет разум. Мне так по телефону и сообщат… Когда вернусь, то прямо тут, у цветов, её и найду. Седой и постаревшей на десяток лет. Она меня даже не узнает”.
— Среди бетона и стекла вопило глупое дитя, и кровью плакал старый крот… там пряталась беда, — бормотала тем временем женщина, бережно отрывая и выбрасывая подсохшие листочки. Пальцы нежно перебирали цветы, точно играя на невидимых струнах. А Алек пытался понять, как это — встретить вновь тех, кто давно ушёл. Всё равно что погрузиться в старую видеозапись, где можешь только наблюдать и горевать об упущенном и утерянном. Вспомнилось, как мать Илоны передала странное послание.
— Так… она нас видела там, у дома Павла? — спросил Алек.
"Нет”, — резко ответила кошка, дёрнув хвостом. — “Этого быть не могло… Это только воспоминания и ничего больше! Эмоны захватывают памятью шире, их слух острее, поэтому мы можем находиться здесь, хотя Павел далеко. А что касается той встречи с мамой. Она была сильной ведьмой. Умела предсказывать будущее лучше многих… Хотя в итоге ей это не помогло. Я думаю… Думаю, она могла считать моё будущее тоже. Она знала, что спустя годы я увижу воспоминания Павла. Услышу её послание…. для меня — теперешней".
— Значит, в прошлом она просто стояла и говорила те слова в пустоту?
"Именно…"
— Но… не понимаю, если она видела будущее, то зачем заключала Узы?
Кошка помолчала несколько мгновений. Наверное, она не раз думала об этом:
"Не знаю. Может быть, судьба, которая нас ждала в случае, если она эти Узы не заключит, была ещё хуже?”
Алек чувствовал, что Илоне неуютно от присутствия постороннего рядом, теперь, когда она может попрощаться с матерью. Но как бы Алек ни хотел, он не мог уйти. Эта женщина в теле кошки хранила слишком много секретов, которые могли стоить Тине жизни. Поэтому Алек затолкал сентиментальные порывы поглубже и спросил:
— Ладно… что она передала нам в том послании?
“Нам?” — Кошка усмехнулась, совсем по-человечески скривив морду. — “Нам — ничего! Она говорила только со мной”.
Алек терпеливо ждал, не желая ввязываться в словесный спор.
Илона молчала, наблюдая за тем, как ласково её мать перебирала листья у цветов, в какой-то момент рука женщины прошла совсем низко над головой кошки, точно поглаживая.
"Ладно… Если тебе так хочется знать. Она просила не пытаться её спасти… а ещё не доверять Барону. Трёхглазый — так его называют в некоторых кругах".
— Барону? Нашему декану?
"Да. И после того послания мне вдруг подумалось, что может… может, есть ещё что-то, что мама хотела бы мне сказать. Я помнила, как она часто говорила с цветами, и иногда слова её были крайне странными. И подумала, может быть, она и в этот раз передаст какое-то послание… что-то подскажет. Но, может, мы просто опоздали? Может, Павел слишком далеко, чтобы его Койот улавливал окружающий мир. Или послания нет вовсе. В любом случае, ничего, кроме бессмыслицы, мы, похоже, здесь не услышим".
Илона с сожалением покачала ушастой головой. Алеку представилось её человеческое лицо с морковными губами. Представилось, что в этот момент она, должно быть, выглядела бы совершенно несчастной, может, даже в глазах стояли бы слёзы.
Алек снова посмотрел на мать Илоны. Та выглядела ужасно грустно, будто знала, что с ней совсем скоро произойдёт. Смерть мужа… собственное безумие. Могла ли она пойти на это добровольно, только ради того, чтобы в будущем её дочь оказалась в этих воспоминаниях и получила то послание? Но зачем? Может ли быть, что здесь и сейчас они оказались не случайно?