Цепной Пес Самодержавия
Шрифт:
Спустя месяц после этого разговора первая инспекция по контролю за качеством военных поставок отправилась на фабрику Бабрыкина. В ее состав вошли офицер – фронтовик, специалист-производственник, которым придали пару военных чиновников для надлежащего оформления бумаг, а также придания комиссии официального статуса. Состав членов сформировали в самый последний момент. Чиновники, не понимая, к чему такая срочность, метались как ошпаренные, так как новое руководство требовало от них моментального решения всех вопросов, связанных с отправкой инспекции.
Недоумевали не только чиновники, но и армейские генералы, которые никак не могли взять в толк, что делать боевому офицеру на фабриках и лабазах, но жесткие приказы с самого верха напрочь отбивали желание не только возражать, но даже интересоваться подобными вопросами.
Если раньше о подобных проверках владельцы заводов и фабрик заранее оповещались прикормленными чиновниками, то теперь комиссии возникали словно ниоткуда. Сначала
Очередная комиссия, прибывшая на предприятие, которое занималось поставками сухарей в армию, вскрыла наугад один из полотняных мешков, приготовленных к отправке, и неожиданно обнаружила в нем червей. Владелец мукомольных заводов, государственный подрядчик Затокин только открыл рот для оправданий, как поручик Чердяев, две недели как прибывший с фронта, выхватил револьвер и с криком: «Предатель! Солдаты за тебя жизни кладут на фронте, а ты, сволочь, сидишь тут в тылу…» – всадил ему две пули в живот. Пока все в испуге и страхе смотрели на офицера, тот подошел к корчащемуся от дикой боли купцу, плюнул ему в лицо, затем спокойно засунул наган в кобуру и стал дожидаться приезда полиции.
За этим случаем пристально следила вся Россия. Либеральная общественность, газеты, народ – все были на стороне поручика. Казалось, что все просто и ясно: офицер-патриот выстрелил в зажиревшего и обнаглевшего от своей безнаказанности фабриканта, но речь сейчас шла уже не о судьбе конкретных людей, а о добре и зле, сошедшихся в поединке. Кто победит?
Не успел начаться всенародный сбор денег для найма Чердяеву лучшего адвоката, как вдруг приказом государя его освобождают из-под стражи, понижают в звании до подпоручика и переводят на Кавказский фронт. Газеты писали, что сотни людей встречали офицера у ворот тюрьмы, а затем провожали до вокзала ликующими криками, как истинного героя. Для многих людей неожиданное проявление царской милости, а что это так, поняли многие, стало лучом света, пробившимся сквозь мрачные тучи, висящие над головой. Этот случай многих заставил посмотреть с надеждой на императора, ведь простой народ до сих пор хранил в глубине своих сердец веру в царя-батюшку. Может, царь не отворачивался от народа? Словно в подтверждение этих надежд в газетах появляется речь Николая II, в которой было прямо сказано, что тот не потерпит предателей, которые подло вонзают нож в спину русскому народу, в то время, когда тот изо всех сил борется с врагом. В этой речи были слова, которые особенно понравились простому народу: «Твердо уповая на милость Божию, Мы ожидали от трудов заводчиков и промышленников блага и пользы для страны в это трудное время, но своими воровскими действиями некоторые из них подорвали Наше доверие. Да будет же всем ведомо, что Мы не допустим никакого своеволия или беззакония и всею силою государственной мощи приведем ослушников закона к подчинению нашей Царской воле, кем бы они ни были».
Газеты с этой речью расхватывались людьми так же, как в то время, когда в них печатались материалы о Брусиловском прорыве. Теперь, идя по улице или сидя в общественном транспорте, нередко можно было услышать подобные рассуждения и споры:
– Не верите?! Так в газете прямо указано: «кем бы они ни были»! Справедливость – она на всех одна! Государь так прямо и говорит!
Глава 3
Министры, депутаты, царедворцы уже давно разбились на группы, боровшиеся между собой за власть. Больше власти – больше денег. Займы и ссуды, получаемые под военные заказы, просто разворовывались. Крупные армейские поставки отдавались нечистым на руку подрядчикам, которые поставляли гнилье, не забывая при этом делиться прибылью со своими благодетелями. Спекуляция, взятки, банковские аферы, организации фальшивых фондов – все это достигло в России неимоверных размеров, а положение в стране тем временем ухудшалось с каждым днем. Неудачи на фронте несли новое разочарование в народ. Перегруженная транспортная система то и дело выходила из строя, и как следствие – резкие перепады подвоза продовольствия, а за ним – рост цен. На заводах, работавших на оборону, начались забастовки, а в деревнях начали волноваться крестьяне, переживая из-за бессмысленной гибели своих сыновей и мужей в солдатской форме.
В это мрачное время у простых людей
Вслед за ними насторожилось окружение государя, не понимавшее, что происходит с императором: то ли блажь, то ли нечто большее, что ускользает от их внимания. Затем последовали попытки воззвать к здравомыслию государя, убедить его, что заигрывания с народом только приведут к падению престижа русского самодержца, но когда они провалились, среди царедворцев началась тихая паника. Государь стал неуправляем! Даже доверенные люди, к чьему мнению император прежде нередко прислушивался, разводили руками, когда их спрашивали, что случилось с царем. После некоторых раздумий в ход пошел запасной вариант – были отправлены знатные «ходоки» к императрице, чтобы та повлияла на супруга, но и тут ничего не удалось сделать.
Александра Федоровна более мужа была подвержена мистике и поэтому полностью, до самой глубины души, уверовала в предназначение посланного им ангела-хранителя с железными крыльями. Именно из ее слов двор и ближайшее окружение Николая II наконец сумело сделать выводы и соединить редкие появления во дворце поручика в отставке со столь резкими, а главное совершенно непонятными, изменениями внутренней политики державы.
Поручик был вне круга интересов внимания царского окружения до этого времени по двум причинам. Во-первых, не соответствовал в глазах придворных и знати образу царского любимчика, а во-вторых, мало ли было в Зимнем дворце различных юродивых, «блаженных» и других предсказателей судьбы или будущего. Матрена-босоножка, Митя Козельский и другие, пока их всех не сменил Григорий Распутин. А теперь вместо него появился еще один юродивый, поручик Богуславский. «Ангел с железными крыльями». Растоптать его, смешать с грязью! При дворе поползли грязные сплетни о царском шуте Богуславском, но стоило их услышать Александре Федоровне, как вдруг некоторые придворные, ранее охотно принимаемые при дворе, теперь оказались в списках нежелательных визитеров. Царская опала мгновенно отрезвила императорское окружение, наконец заставив их понять, какую власть набрал над императорской четой «ангел-хранитель».
Если раньше до меня доносились отголоски грязных сплетен, распространяемых за моей спиной, то теперь меня заваливали визитными карточками и приглашениями на приемы, затем начались «случайные» встречи и разговоры по душам, а когда все это не сработало, ко мне стали приходить посредники с предложениями взаимовыгодного сотрудничества. Я проявил вежливость в отношении одного просителя, второго, третьего, а когда понял, что простых человеческих слов они не понимают, то уже четвертый просто вылетел из моей квартиры, словно пробка из бутылки шампанского. Но даже этого оказалось недостаточно. Меня продолжали осаждать, но только до того момента, когда я прилюдно оскорбил одного из назойливых просителей, оказавшегося дворянином и офицером в отставке. Оскорбленный, он вызвал меня на дуэль, а спустя сутки по столице пополз слух о том, что поручик Богуславский прострелил своему противнику плечо с хладнокровием и непринужденностью завзятого бретера, после чего поток визитеров сразу иссяк.
Негибкий, неумный и жесткий человек – именно такая характеристика была дана мне в высших кругах столицы, которая скоро переросла в презрительную кличку «юродивый поручик». Затем по столице поползли слухи, что я слуга дьявола, и многие из бывших моих просителей стали вполне серьезно утверждать, что святостью от этого человека даже не пахнет, а скорее, наоборот, от него воняет серой. Правда, подобные заявления делались тихо, с глазу на глаз, а говорили при этом шепотом.
В течение месяца собирались выборные крестьянские представители со всех концов России. Для них в столице был забронирован ряд простых, непритязательных гостиниц, где их не только бесплатно поселили, но и кормили, а под проведение съезда организаторы отвели помещение Государственной Думы. В громадном зале, где раньше заседали депутаты, сейчас робко рассаживались крестьяне, с ощущением смутного страха косясь на лепные потолки и декоративную отделку стен. При этом все они старались выбрать себе места, как можно дальше от трибуны. В отличие от них, приглашенные на съезд представители оппозиционных блоков и партий занимали первые ряды, с покровительственной усмешкой косясь на притихших депутатов. Между ними своеобразной прослойкой стали журналисты, стремительно передвигающиеся туда-сюда по залу и терзающие своими не всегда понятными вопросами крестьян, вгоняя их в краску и смущение. Кроме них в зале присутствовали кинооператоры, которые расположили свою громоздкую аппаратуру в центральном проходе. В отличие от своих суетливых и шумных коллег, они вели себя важно, с удовольствием ловя на себе благоговейные и уважительные взгляды простодушных селян.