Цербер
Шрифт:
Заключительным аккордом прозвучал звонкий хлопок бутылки «Ахтамара», которую Михаил успел подхватить, о затылок летящего через столик. Точка.
У Михаила слегка потрясывалось в селезенке. Он оглядел поле, точнее назвать — уголок сражения.
Первый и четвертый лежат, второй подвывает, зажимая лицо, третий копошится. Михаил решил ему не добавлять.
Кинул остаток денег хозяину, который стоял за стойкой с поднятыми руками. Поднимешь, если тебе в щеку упирается воняющее порохом дуло. Револьвер «лилипут», конечно, не «люгер», но в барабане у него еще две пули, а третьей только что ухлопали твоего человечка.
— На лечение и похороны.
В «Турбо» Михаилу больше не требовалось сдерживать ярость.
— Вообразил себя агентом с лицензией на убийство, сучонок этакий?!
— А что было делать? Вы ж этого, первого, тоже. Я такой удар знаю, «укус змеи» называется, забыл только, как по-японски.
— «По-японски»… Веди, не дергайся, в кювет меня не свали. Мысли, что дальше делать, имеешь?
Алик всем своим устремленным на дорогу видом показывал: ты старший, ты и решай. «В кювет бы неплохо, — подумал Михаил, — дурачка этого только жалко».
— С трассы убежать сумеешь?
— Нон проблемас.
— По-умному убежать, я имею…
— Нон проблемас, — повторил Алик, упрямо не глядя на Михаила.
— Вот и убеги. И домой меня привези. — Михаил усмехнулся. — На базу. Там станем решать, затаиться и ждать, может, само обойдется, иль у кого помощи просить.
Если уж так получилось и парень оказался посвящен во многое, Михаил решил не таиться от него и еще в одном. До сего дня один тезка-Мишка, которого он вытащил из похожей ситуации, видел, что Михаил может в схватке. Он этого никогда не афишировал. С другой стороны, Алик — единственный, кто впрямую наблюдал главный результат работы Михаила и поэтому оказался как бы причастным к высшим тайнам. Вот не грех ему и еще кое-что узнать.
К тому же Михаилу захотелось созорничать, чтобы увидеть физиономию Алика.
Он доверился чутью и знанию местности своего водителя, не мешая Алику выбрать место съезда с трассы, несмотря на то что для этого им пришлось-таки миновать один мерзкий городишко, где наверняка могли быть оповещены.
Но он видел капли пота на лбу и щеках Алика, сведенные на баранке пальцы и предпочел не вмешиваться. Парень понимает, чем рискует, а если понимает, то рискует не напрасно.
Зато почти сразу потом они соскочили сперва на проселок, следом, после пары глухих уснувших, а может, мертвых деревенек, — в лес, и пошли петлять лесной неведомой дорогой. Яркая полная луна то вылезала из-за черных елей, то скрывалась за ними.
Продолжая ход задуманной шутки, Михаил ближе к полуночи начал то и дело включать часы на зеркале. Наконец без пяти минут оставил включенными совершенно, а без одной двенадцать велел остановить машину и выходить.
Июльскую ночь наполняла тишина, особенно ощущаемая после того, как мотор был заглушен. «Сплюсплю!» — крикнул козодой, и это было странно, потому что откуда быть козодою в лесу.
«Только бы не взвыл филин, — подумал Михаил. — От того, что я придумал, парень просто лишится дара речи, а так может не только в штаны наложить, а и чего похуже. Кто выдумал, что филин ухает? Он взвывает».
— Алик, слушай меня внимательно, — сказал он, придавая голосу подходящую торжественность.
— Слушаю, шеф. То есть Михаил. Я слушаю вас.
— Я ведь не знал, какой дорогой ты меня повезешь, так?
— Так. Не знали… Это на Пятницу, а потом поворот еще…
— Погоди. Сейчас не это важно. Путь я тебе не указывал?
— Не указывали.
— И сейчас пришла мне в голову мысль… Посмотри-ка на часы?
— Два раза два нуля. Полночь.
— Пришла мне мысль, что опять мы остались без денег. Мы едем из деловой командировки, и у нас нет денег. У меня нет денег. Поэтому я… — Он нагнулся к ближайшему камню, отвалил его и достал плотный бумажный сверточек, накрест перетянутый шпагатом. — Поэтому я достал для нас деньги, чтобы мы благополучно добрались, без помех, буде возникнут. Достал — в полночь. Усекаешь?
Вид физиономии Алика его удовлетворил. Более чем. Пришлось хватать за рукав, трясти, кричать в ухо:
— Это фокус! Я пошутил, дурак! У меня ж в рукаве были!
Минут десять спустя они выбирались с глухой лесной дороги. Михаил сказал;
— Вообще-то мне такой юмор несвойственен.
— Да уж несвойственен. Куда как.
— Говори лучше, где у тебя бутылка припрятана, а то мне этот жлоб помешал, надо стресс снять.
Михаил врал. У него не было стресса. Его душила глухая и черная, как эта июльская ночь, тоска. Пачка оказалась чересчур толстой, что могло означать только новое задание в самом ближайшем будущем. Или сразу несколько.
Что же до той помощи, которую он обещал Алику попросить, то и здесь он кривил душой.
У НЕЕ помощи попросить нельзя. ОНА не помогала. ОНА только приказывала.
Глава 5
вспышка — цветы — дорога — зеленый газон — вспышка
Под плакучими ивами — вода, вода, вода.За снегами, за зимами —луга, луга, луга.Над ночной тишиноймесяц лег золотой.Месяц…Ивы. Странно думать об ивах, когда в воде отражаются сосны. И вода черная, быстрая, бегучая.
Женский профиль в неосвещенном окне. Какая тоска! И никого рядом, никого. И ночь.
Цепочки, цепочки, цепочки огней. Гул. Частый. То на небо, то с неба. Где же здесь увидеть месяц в небе.
Они слишком часто взлетают и садятся. По одному, парами, звеньями. Она знает, она видит их.
Завтра последнее испытание, и она целый месяц будет жить дома, в московской квартире. Тихо, тепло, уютно, знакомо.
Тихо, сумрачно, пусто, страшно.
Она выговорила у них себе это право. Выторговала. Пусть в квартире живут только тени, но это родные тени. Все, что у нее осталось родного.
Знакомая панорама из окна. Мост внизу и на углу, на повороте из-под моста светофор. Нелепый, тройной, поставили в прошлом году.
С этого мости стреляли танки в девяносто третьем, а ее не было дома. Она была предусмотрительно увезена, хотя тогда еще ничего не понимала, дурочка, а они увезли ее и спрятали на целых три недели.